Владимир Немцов - Семь цветов радуги
Они бежали по светлому серебристому полю, освещенному луной. Впереди них летели две длинные тени. Одна смешно размахивала руками, словно это мчался по полю ветряк, оставив свое место на холме. Вдруг ветряк надломился и мгновенно стал короче.
Это Багрецов упал, запутавшись в траве. Тимофей ничего не заметил и побежал дальше.
Девушка подошла к подножию холма. Видимо, топот ног привлек ее внимание. Она оглянулась и тут же ускорила шаги.
Тимофей обогнул холм и в изумлении остановился.
Исчезла девушка, как одуванчик на ветру.
Тишина. Едва слышно шелестела низкорослая пожелтевшая полынь. Светила насмешливая луна. Она словно хотела сказать: «Видал чудеса. Бабкин, а?»
Плюнул от злости Тимофей, затем обшарил весь склон, все подножие холма, каждую ямку и каждый кустик, но… безрезультатно.
— Фокусы! Мальчиков нашла! — проворчал он и жёлчно наподдал комок сухой земли. Он постоял, затем прошел немного вперед, опустился на траву и, ползая на коленях, стал снова рассматривать склон. Ничего подозрительного. Отряхнув колени. Бабкин невольно взглянул на мигающие звезды и с раздражением дернул себя за нос. Действительно мерещится всякая чепуха! Вознесение девчонки на небеса!
Еще издали на фоне прозрачно-синего ночного неба Бабкин заметил долговязую фигуру Вадима. Тот шел по склону холма, будто ни в чем не бывало. Тонким и, как казалось Бабкину, противным голоском он напевал:
Заря моя вечерняя…
Звезда неугасимая…
ГЛАВА 6
СНОВА НЕПОНЯТНОЕ
Днем
рабочим
стала ночь нам.
В. МаяковскийВо взаимоотношениях наших друзей было немало грубоватой нежности. Они многое скрывали друг от друга, боясь показать излишнюю сентиментальность. (Этого особенно страшился Бабкин.) Им казалось, что легкая насмешка, подтрунивание над товарищем как нельзя лучше скрывали истинные чувства. Однако эта маскировка никого не могла обмануть. В институте среди комсомольцев часто говорилось о примерной дружбы между Багрецовым и Бабкиным. Она была требовательной, эта дружба! Тимофей однажды выступил на комсомольском собрании против Багрецова, когда разбирался вопрос о работе техников в лаборатории… Не хотелось бы вспоминать об этом, тем более что Вадим давно справился со своими ошибками — стал аккуратнее относиться к монтажу приборов, но в то время выступление Бабкина сыграло немалую роль в воспитании Вадима Багрецова. Что греха таить, было у Димки эдакое «вольно-поэтическое» отношение к технике, требующей высокой точности.
…Снова взобравшись на вершину холма, Тимофей глубоко погрузился в свои мысли и даже не обратил внимания на подошедшего товарища. За воротник залез какой-то испуганный обалдевший кузнечик. Он прыгал и царапался под гимнастеркой.
«Так… Сопоставим факты. — Бабкин уже более трезво стал расставлять, как по полочкам, свои наблюдения. — Вначале мы увидели приподнимающуюся землю… Затем завертелся пиджак… Конечно, он вертелся на «чем-то», поднявшемся из земли… На этом месте осталась свободная дыра — и все… Теперь дальше… В том же районе появляется Шульгина…»
— Ну, знаешь ли! — услышал Бабкин приглушенный шепот Вадима. — Час от часу не легче.
Приподняв голову, Тимофей увидел над собой вытянувшегося во весь свой длинный рост товарища. Вадим смотрел вниз на поля. Там перебегали, как гаснущие искры на пепле сгоревшей бумаги, веселые огоньки. Они были еле заметны в темноте, не похожие ни на автомобильные фары, ни на костры. Вот огоньки сгруппировались вместе, вытянулись в длинную цепочку, затем медленно поползли в разные стороны, по несколько штук в ряд.
— Кукурузное поле, — сразу определил Бабкин место возникновения бегающих огней.
Он сразу позабыл о происшествиях на холме и стал пристально всматриваться в темноту. На самом деле, в этой Девичьей поляне так много непонятного…
— Выясним? — нерешительно спросил Вадим, но Бабкин уже поднялся на ноги и молча стал спускаться с холма.
Багрецов нетерпеливо подталкивал его в спину, шагая по узкой тропинке, и силился получше рассмотреть светящиеся точки на кукурузном поле. Снизу у подножия холма их уже было видно плохо. Огни слились в одну тонкую дрожащую полоску.
Все время Вадим торопил друга, который, несмотря ни на что, шел размеренной, солидной походкой, считая, что простое любопытство не требует особой поспешности.
Постепенно огоньки снова стали различимы каждый в отдельности. Они то вспыхивали, то исчезали среди рядов кукурузы.
Вот совсем близко появились две девушки в белых платьях. Одна из них высоко над головой подняла фонарь. Листья кукурузы, узкие и длинные, казались кованными из металла, заиграли медным отблеском.
Послышался негромкий девичий возглас, и все исчезло. Пропали огоньки, люди.
Луну закрыло облако. Ее скупой свет слабо падал на землю. Кукурузное поле стало совсем черным.
— Чего они от нас прячутся? — растерянно прошептал Вадим.
Из темноты выплыла светлая фигура.
— Девчата! Зря испугались, — услышал Вадим голос Антошечкиной. — Это москвичи!
Сразу же среди стеблей кукурузы замелькали огоньки.
Зазвенел, будто приглушенный колокольчик, чей-то смех, звякнула дужка ведра, и снова все смолкло.
Стеша подошла к друзьям спокойно и неторопливо.
— Опять заблудились? — обратилась она к Бабкину, расправляя уставшие плечи.
Тимофей пробормотал что-то невнятное.
— Вас мамаша ужинать дожидается, — недовольно заметила девушка, — а вы все гуляете.
— А вы? — с усмешкой спросил Вадим.
Антошечкиной, видимо, не понравился его тон.
— У нас тут свои дела, колхозные, — сказала она. — Как-нибудь разберемся.
— Простите меня, Стеша, — мягко промолвил Багрецов, подходя к ней ближе. Мы, конечно, в колхозных делах ничего не понимаем, но вы же сами меня учили, как отличить кукурузу от кок-сагыза.
Антошечкина насторожилась.
— Что же из этого?
— Вот я и думаю, — невозмутимо продолжал Вадим. — Можно лив темноте перепутать участки? Ведь это кукуруза? Правда? — указал он на поле.
— Что-то я не пойму, к чему такие допросы, — уже не на шутку рассердилась Стеша.
— Я тоже не понимаю, как звено Антошечкиной оказалось на поле Буровлева.
— Покойной ночи, — резко сказала Стеша и круто повернулась. На ходу она крикнула: — Не забудьте пожаловаться Буровлеву!
Вадим хотел было остановить ее, но Бабкин помешал.
— Вот к чему приводят неумные шуточки, — прошипел он. — Дипломат!
