Роберт Рэнкин - Мир в табакерке, или чтиво с убийством
– Держи шкатулку и угощайся, а я тем временем поведаю тебе историю, которая, как я надеюсь, докажет, что ваш визит – не пустая трата времени.
– Я бы лучше мальчика-собаку посмотрел. – Норман с трудом снял со шкатулки крышку и погрузился в поглощение сластей.
– Я был хозяином балагана уже много, много лет, – сказал профессор Мерлин, усаживаясь на похожее на трон кресло, все из костей, таинственным образом удерживаемых вместе большущими пряжками.
– Думаю, что могу смело сказать: все, на что стоит взглянуть, я уже видел. Я странствовал по всему нашему миру и был во многих, весьма необычных, местах. Стоило мне прослышать о замечательном артисте или небывалом уродце, и я шел навстречу этим слухам. Я доходил до их источников. С гордостью могу сказать, что в моем балагане выступали величайшие артисты этого века. И любого другого, впрочем.
Однако (и это очень весомое «однако») каждый из тех, кто занимается балаганным делом, мечтает о том, что когда-нибудь ему попадется нечто ПОТРЯСАЮЩЕЕ. Нечто настолько экзотичное, настолько великолепное, что толпы зрителей, которые будут ломиться на представление, превзойдут все когда-либо имевшиеся ожидания. В этом смысле Барнуму и его цирку, безусловно, повезло – нашелся генерал Том Там, Мальчик-с-пальчик, но для большинства из нас этот поиск все еще не закончен.
– А эти конфетки неплохи, – сказал Норман. – Вкус какой-то… мясистый, я бы сказал.
– Заткнись! – Т.С. Давстон ткнул Нормана локтем. – Продолжайте, пожалуйста, дядюшка.
– Спасибо, Берти. Итак, как я уже сказал, мы ищем и продолжаем искать. Впустую, большей частью. Возможно, это и к лучшему. Возможно, лучше продолжать искать, чем действительно найти.
– Как это? – спросил Т.С. Давстон. – Если тебе чего-то хочется – лучше, чтобы это у тебя было, чем чтобы этого у тебя не было.
– Возможно, ты прав, но мне не удалось в этом убедиться. Более того – совсем наоборот. Видишь ли, я нашел то, что искал, и понял, что лучше бы мне было этого не находить.
Старик помолчал, вытащил табакерку и засунул в ноздри понюшку «Крофорд Империал».
– Я ездил со своим балаганом по Индии, – продолжил он, – где надеялся разыскать факира, который знает секрет легендарного фокуса с веревкой. Но мне встретилось кое-что еще более удивительное. Кое-что, чего я желал больше, чем все, чего я когда-либо желал. Я сказал – кое-что? Нет, кое-кто. Она была танцовщицей в храме, настолько прекрасной, настолько совершенной, что отнимала все твое сердце. Она двигалась столь грациозно, что хотелось плакать, глядя на нее, а когда она пела, казалось, что ты слышишь ангела.
Я сразу понял, что если мне удастся склонить это прекрасное создание к тому, чтобы поехать со мной и выступать в моем представлении, мое будущее будет обеспечено. Мужчины на Западе будут падать к ее ногам. Она станет моей славой – и моим состоянием.
– Ну и как, стала? – спросил Норман.
– Сейчас схлопочешь, – сказал Т.С. Давстон.
– Славой? – сказал профессор. – Скорее позором. Я разыскал опекунов этой девушки. Жители деревни не горели желанием говорить со мной, но я напоил нескольких, и они указали, в которой из хижин я смогу их найти. Впрочем, вряд ли можно было назвать это грязное, покосившееся жилище из тростника и глины хижиной. Я постучал и вошел, и увидел древнего старца, который курил кальян. Это ископаемое не говорило по-английски, так что я вел разговор на его родном языке. Я говорю более, чем на сорока языках, и мне удалось добиться того, чтобы он меня понял.
Я сообщил ему, что я – посол королевы Виктории, императрицы индийской, желавшей познакомиться с прекрасной танцовщицей, о которой она столь много слышала.
– Вы ему наврали, – сказал Норман.
– Да, Норман, я солгал. Я сказал, что королева английская желает увидеть ее лично. Я жаждал заполучить эту девушку. Я сказал бы что угодно. Старик долго рыдал, объясняя, что девушка – его внучка, и боги любят ее. Я согласился, что она действительно прекрасна, но он сказал, что не это имел в виду. Она была избранницей богов, сказал он, потому что когда в детстве она спала под священным деревом бодхи, ее укусила королевская кобра.
– Ненавижу змей, – сказал Норман. – В Хэнвелле был один парень, который заснул в парке, и рот у него был открыт, и…
И Норман схлопотал.
– Гад, больно же! – заорал он.
– Укус королевской кобры смертелен, – продолжал профессор. – Но девочка не умерла. Крестьяне решили, что это знак того, что боги благословили ее. Может быть, даже какая-то из богинь. Естественно, будучи цивилизованным англичанином, я пренебрегал подобными бессмысленными суевериями, но сказал старику, что королева Виктория – тоже одна из богинь, и что она хочет встретиться с подобными себе. Старик не допускал мысли о расставании с девушкой, он все просил и просил меня отступиться, а я все лгал и лгал ему. Девушка вскоре вернется – сказал я – со щедрыми подарками, которыми осыплет ее королева-богиня. При этих словах он несколько оживился, но сказал, что девушка обязательно должна вернуться к нему не позднее, чем через полгода, потому что ей нужно было петь на каком-то религиозном празднестве, или что-то вроде того. Я с готовностью согласился.
Итак, я увез девушку с собой. Звали ее Ная, и я решил, что сделаю это имя известным всему миру. Мы проехали, выступая по дороге, через Персию в Среднюю Азию, из Греции в Европу, и везде, где она пела и танцевала, зрители просто сходили с ума. Мы выступали перед коронованными особами, и нас привечали во дворцах, и к тому времени, когда мы достигли берегов Англии, у меня не осталось сомнений, что она действительно увидит королеву Викторию.
– Ну и как, увидела? – спросил Норман.
– Нет, Норман, не увидела. Прошло пять месяцев, и Ная собралась домой. Я говорил ей, что она скоро встретится с великой королевой, и что потом я отвезу ее обратно в ее деревню. Конечно, я не собирался делать этого. Видите ли, я безнадежно влюбился. Я возжелал ее. Я хотел полностью обладать ей. И Ная начала чахнуть. Она бледнела и худела, и отказалась есть. Она заперлась в своем фургоне и не выходила оттуда, и ей становилось хуже и хуже день ото дня. Я старался ухаживать за ней, как только мог, но с ужасом видел, как ее прекрасное лицо, изборожденное морщинами вокруг прекрасных глаз, лишается красоты, и слышал, как голос ее – о, столь сладостный! – превращается в хриплый шепот.
Я позвал докторов, чтобы они помогли вернуть ей здоровье, но эти ученые мужи осмотрели ее и лишь покачали головами. Они не смогли ничего сделать.
– Так она, значит, загнулась? – спросил Норман.
– Нет, Норман, она не загнулась. Она вернулась домой.
