Генри Каттнер - Маска Цирцеи
Она была невелика, однако в ней чувствовались силы, которые напряженно пульсировали между стенами, затаившиеся неведомые силы, которые в любой момент могли пробудиться к жизни. Мне казалось, что здесь сосредоточено больше энергии, чем во всем Гелиополисе снаружи.
От полированного потолка шел приглушенный свет, образуя зыбкую материю, сотканную из пересекающихся лучей, призрачную и искрящуюся. Пол понижался к небольшому углублению посередине, где лежала матовая полусфера диаметром метра в полтора, похожая на фонтанчик опалесцирующей воды. Стены были зеркально-серебристые.
Я ждал, с бьющимся сердцем. Сверху вниз падали потоки приглушенного света, образуя световые колоннады. Через какое-то время мне показалось, что они стали ярче. Матовая полусфера начала испускать холодный свет, и к сиянию, лившемуся с потолка, добавился золотистый оттенок. По-прежнему было тихо. Око Аполлиона стало матовым, световые колонны тоже.
Свет ослабел и вновь стал сильнее. На этот раз сияние золота в нем стало отчетливее. Око потускнело, вспыхнуло и снова потускнело. Изменения происходили все быстрее, в зеркальных стенах отражались каскады золотых вспышек. Я заметил свою собственную фигуру, то появлявшуюся, то вновь исчезавшую, в такт снопам падающих сверху солнечных лучей.
Они засверкали как молнии, и внезапно комната превратилась в ослепительную золотую плоскость, такую яркую, что я не мог смотреть. Подняв руку, я прикрыл ладонью глаза. Но и под веками, как кипящие облака, клубились цветовые пятна. И вдруг эти облака разошлись, и какое-то лицо заглянуло сквозь них в бездны моего мозга.
Мне казалось, что каждая клеточка моего организма инстинктивно бежит от этого взгляда. Я чувствовал страшный холод, закрадывающийся во все мышцы и нервы, словно тело мое внезапно замерзло при виде красоты этого Лица... Лица Аполлиона.
Я смотрел на бога.
Многие легенды, сохранившиеся до наших времен и нашего мира, воспевали красоту Аполлиона. Но то была совсем не человеческая красота. Его лицо имело все черты, характерные для лица человека, но его красота превосходила любую человеческую красоту в такой же степени, как сияние солнца превосходит пламя свечи. Ни в одном языке мира нет слов, которыми можно было бы описать его вид... или то, как это божественное величие пренебрегало глазом, который в него всматривался.
Он отнесся ко мне равнодушно, сохраняя дистанцию, отделявшую богов от дел этого мира. Я был не более чем крохотной морщинкой на глади божественных помыслов, непонятных для любого разума, кроме его собственного. И я отчетливо сознавал бесконечность всевозможных золотых сооружений, невероятно высоко уходящих в золотое небо. Мир бога!
Бога?
Мне вспомнился циничный скептицизм Фронтиса. Офион верил в божества, но верил ли в них Фронтис? Могла ли эта жуткая красота быть все-таки просто человеческой? Или более чем человеческой, но менее чем божественной?
Все эти мысли пронеслись в моей голове за долю секунды, за время, пока Лицо с холодным равнодушием смотрело на меня сквозь тщетный заслон моих сомкнутых век. Я вновь открыл глаза. Всю комнату заливало сияние, и это был не просто свет. Потоки энергии самого Солнца, казалось, протекали сквозь тело и мозг. Мощь самого...
Я не мог подобрать слово. Во время этого огненного омовения с. моего разума одна за другой срывались завесы, и за ними находилось нечто, сиявшее ярче Ока солнечного бога. Наконец сгорел последний покров, и не осталось ничего...
Мы стояли на холме втроем - Цирцея, Язон и высокая, удивительно мрачная фигура за нашей спиной. Лица наши были обращены к далекому зареву, а меня, словно вино бокал, наполнял страх. Я знал, что за существо стоит позади. Это была богиня. Люди называли ее Гекатой.
За многие недели, проведенные на Эе, Язон узнал правду, таившуюся за алтарями, погруженными в облака.
Цирцея - жрица Гекаты.
Богиня тьмы собственной персоной - в полном вооружении.
И я, Язон, сын Эзона, в доспехах из того, что называли Золотым Руном.
Мы стояли втроем, ожидая начала сражения - ожидая Аполлиона...
Это происходило в далеком прошлом - три тысячи лет назад. Активная часть моего разума задержалась на этом забытом прощлом, заливавшем меня волнами воспоминаний. Воспоминаний Язона. Каждый их покров, как мне казалось, на мгновение оживал и улетал навсегда.
"Арго", рассекающий пурпурные волны эгейских водтемные рощи Эи... лица множества женщин.
"Арго", мой резвый и прекрасный "Арго"!
Чем были для меня женщины? Чем была Цирцея или сама Геката, а также гигантская битва между народом, называемым богами? Правда, я поклялся... Впрочем, Язон и прежде нарушал, свои клятвы.
Три недели назад мы прибыли на Эю, в белый храм, к прелестной чародейке, жившей там среди своих полулюдей-полуживотных.
Мы с Медеей путешествовали по суше, чтобы очиститься от пролитой крови и дождаться появления "Арго". К сожалению, в тот год были бури, и "Арго" не появился. И пока мы ждали на том странном острове, где Цирцея наводила свои чары, дни и ночи проходили, как в тумане.
Было что-то особенное в самом воздухе острова, словно Эя свисала с края занавеса, закрывающего иной мир.
И в эти летние вечера мысли Язона постепенно покинули Медею - ведь та была уже познанным сокровищем - и сосредоточились на Цирцее, Волшебнице. Я с самого начала знал, что во мне ей нужен был не я, а другой мужчина.
Дело в том, что у меня был двойной разум. Может, я уже родился таким, а может получил его во время обучения у кентавра Хирона. Но временами другой мужчина смотрел из глаз Язона и говорил его языком. Это бывало редко, но на Эе случалось чаще, чем я бы того хотел, и когда безумие укоренялось в моем разуме, Цирцея не отставала от меня, вглядываясь своими сверкающе-зелеными глазами в мои.
Мои? Нет, того другого мужчины. Он был тем безымянным духом, который вместе со мной использовал разум Язона. И в этих зеленых глазах стало появляться иное выражение. Я достаточно часто видел такие взгляды женщин и сразу понял, что они означают. Что ж, для Язона не было новостью, что женщина должна его любить. Но, несмотря на привычное самодовольство, меня что-то мучило. Чего-то я здесь не понимал.
Прошли недели, прежде чем появился "Арго". Но еще до этого события Цирцея рассказала мне о Гекате, и сама Геката сошла со своего алтаря...
Холодным летним вечером мы вместе пили вино - Цирцея и я. Вдруг она сказала:
- Язон, у меня для тебя весть от богини. Я задумался над этим. Вино шумело в моей голове, мне было интересно, не приглядывалась ли ко мне сама богиня и не сочла ли она меня достаточно хорошим для себя. Может именно это таилось в перемене, которую я ощущал? Легенды говорили, что в прошлом богини часто снисходили до смертных. Цирцея вдруг произнесла:
