Журнал «Если» - «Если», 2009 № 04
Мэри решила напиться. Сколько раз она с ханжеским видом предостерегала подруг и сестер от подобного поведения, но теперь ей было все равно. Добродетель сама по себе награда. О, у нее имелись подходящие изречения буквально на все случаи жизни! Покажите мне лжеца, и я покажу вам вора. Поспешишь со свадьбой — всю жизнь будешь маяться. Мужчина должен быть, а не казаться… Тьфу!
Мэри, впрочем, отлично понимала, что ее жалкий мятеж ничего не изменит. Должно быть, Дарси или Бингли уже отправились в Лэмбтон, чтобы разыскать ее и доставить домой. Не пройдет и двух часов, как она снова окажется в Пемберли, где ее ждут истерики матери и нудные нотации Лиззи, всегда заботившейся о репутации семьи больше, чем о чем-либо другом. Лидия, не отличавшаяся особым тактом, тоже могла спросить, уж не ездила ли Мэри к кому-нибудь на свидание, хотя в глубине души вряд ли верила в такую возможность. Но, по большому счету, все это было пустяком. Мэри знала, что семейная трагедия в любом случае отодвинет ее сегодняшний демарш на задний план, а еще какое-то время спустя все вернется на круги своя, все пойдет по-прежнему. Вот только Китти с ними уже не будет, но и эта смерть с годами забудется, воспоминания о ней поблекнут, и хотя тень их еще будет некоторое время омрачать повседневную жизнь семьи, изменить ее коренным образом не сможет ничто.
Размышляя подобным образом, Мэри вдруг заметила в опустевшем большом зале какого-то человека, сидевшего в самом дальнем и темном углу. Это был крупный, широкоплечий мужчина в грубом плаще с надвинутым на голову капюшоном, который полностью скрывал черты его лица. На столе перед ним стояла большая кружка эля и валялось несколько медяков.
Медленно поднявшись со своего места, Мэри вышла в зал и подошла к нему.
Мужчина поднял голову. Скудный свет горевшей под потолком керосиновой лампы отразился в его казавшихся почти черными, глубоко посаженных глазах, и Мэри невольно вздрогнула. В тени под капюшоном она по-прежнему не могла рассмотреть его лица, но ей показалось — ничего уродливее она в жизни не видела.
— Можно мне присесть? — храбро спросила она, борясь с головокружением, которое лишь отчасти было вызвано выпитым вином.
— Вы можете сидеть, где хотите. — Его голос был довольно глубоким, но совершенно не запоминающимся и каким-то сдавленным, словно он не говорил, а шептал.
Подавив дрожь, Мэри опустилась на стул. Руки незнакомца, торчавшие из обтрепавшихся рукавов плаща, лежали на столе, и она обратила внимание на их странный, желтовато-коричневый цвет, а также на неестественно белые ногти.
— У вас ко мне какое-то дело, мисс? — спросил он все тем же смазанным голосом.
— И весьма важное, смею вас уверить… — Мэри пыталась смотреть ему в глаза, но взгляд незнакомца все время уходил куда-то в сторону. — Я хочу знать, зачем вы осквернили могилу моей сестры, зачем украли ее тело и что вы с ним сделали.
Человек или, лучше сказать, существо не пошевелилось.
— Об этом вам нужно спросить у Виктора, — донесся из-под капюшона его ответ. — Разве он ничего вам не объяснил?
— Мистер Франкенштейн рассказал мне, кто или, вернее, что вы такое, — дерзко ответила Мэри. — О том, что случилось с телом моей сестры, ему ничего не известно.
Сардоническая улыбка скользнула по тонким губам, мелькнувшим в полумраке под капюшоном.
— Бедняга Виктор, он все перепутал! Дело вот в чем, мисс: он не знает, что я такое. И, похоже, не способен узнать, хотя я и старался ему это объяснить. Что касается вашей сестры, то он прекрасно осведомлен о том, что с ней случилось и что должно случиться… — Прядь длинных черных волос упала на лицо существа, и оно нетерпеливым движением убрало ее за ухо — машинальный жест, который впервые за все время сделал его похожим на человека. Впрочем, оно тут же надвинуло капюшон дальше на лицо, и впечатление исчезло.
— Я жду ответа! — требовательно сказала Мэри.
— Какого именно, мисс? — уточнило существо. — Вы хотите узнать, что я такое, или вас больше интересует судьба вашей сестры?
— Для начала расскажите мне, что случилось с… Китти.
Существо чуть заметно пожало плечами под плащом.
— Ее украл Виктор. Это он взломал ваш семейный склеп и завладел телом. О, он был очень осторожен, стараясь не причинить вашей сестре никакого вреда. Вернувшись в гостиницу, он обмыл ее прекрасное тело раствором карболовой кислоты, заменил кровь в ее жилах химическим составом собственного изобретения и упаковал в сундук из кедровых досок, который для полной герметичности запечатал смолой. В настоящее время сундук с телом вашей сестры находится на пути в Шотландию. Да вы и сами видели, как возчики грузили его на телегу полтора часа назад…
От ужаса Мэри едва не стошнило. Закрыв лицо руками, она долго сидела неподвижно и молчала. Наконец Мэри пробормотала:
— Виктор говорил, что вы отъявленный лжец. Почему я должна вам верить?
— Вы ничего не должны, мисс.
— Я уверена: это вы украли мою сестру!
— Это был не я, хотя при других обстоятельствах я сделал бы подобное без малейших колебаний. Впрочем, не стану скрывать: в этом деле у меня есть свой интерес. Виктор украл вашу сестру по моему требованию.
— По вашему требованию? Но зачем?!
— Китти… вернее, не Китти, а ее останки, должны послужить материалом для создания женщины, которая станет моей женой.
— Вашей женой?! Но ведь это просто невозможно… Чудовищно!
— Невозможно? — Его рука со сверхъестественной скоростью метнулась вперед и стиснула запястье Мэри.
Мэри стало жутко. Она хотела позвать на помощь, но в зале было пусто — даже хозяин куда-то ушел. Только потом она поняла, что прикосновение существа не было ни грубым, ни особенно страшным. Его пальцы были теплыми, и она ясно ощущала, как пульсирует в них кровь.
— Взгляните на меня, — проговорил искусственный человек, откидывая капюшон свободной рукой.
Мэри глубоко вздохнула и… подняла глаза.
У него были выпуклый лоб, высокие, благородных очертаний скулы, мужественный подбородок и блестящие глаза. Если бы не общее выражение лица, его черты показались бы Мэри красивыми, даже несмотря на многочисленные шрамы и сухую, как пергамент, желтоватую кожу. Впервые за все время ей пришло в голову, что причиной производимого им отталкивающего впечатления было отнюдь не отсутствие пропорциональности. Можно было даже сказать, что его уродство крылось вовсе не во внешнем облике. Как и сдавленный, шепчущий голос, лицо существа не выдавало никаких эмоций и чувств, которые проскальзывали лишь в глазах да угадывались в редком подергивании щеки или движении кривящихся губ. И все же за этими едва заметными движениями Мэри смогла разглядеть бурлящие страсти, лихорадочную и болезненную энергию, готовую выплеснуться наружу. Перед ней было существо, которое не умело да и не могло находиться в цивилизованном обществе. Страх, отвращение к себе, гнев и неутоленное желание сжигали его изнутри, словно ущербного подростка, в мгновение ока вброшенного во взрослую жизнь вместе со свойственными его возрасту амбициями и комплексами.
