Александр Рубан - Пыль под ветром
- Судьба! - сказал Илья, останавливаясь и останавливая Алю.
- Случайность, - возразила она и положила голову ему на плечо.
- Закономерная случайность, - сказал Илья, мягко отстраняя от себя чужую жену. - То есть, судьба.
Потому что он уже слышал, как шумно сопит над своим фужером Васька. (Но, видимо, всё-таки, понимает, что это глупо, и не встаёт, боясь потерять лицо.) Илья покивал ему сочувственно и успокаивающе, а Васька пренебрежительно дёрнул погоном: да знаю, мол, и сам, что ерунда, а вот...
Поэт между тем обнаружил нечто белое и воздушное у себя в тарелке, перестал шевелить губами, поднял ЭТО двумя пальцами и огляделся: откуда оно прилетело? Увидел Алю без фаты, поморщил чело, соображая, и вдруг возрадовался.
- Горь...! - возопил было, но Аля погрозила ему кулаком, и поэт снова задумался. Аля кивнула ему глазами на Ваську и пошевелила пальчиками: "мани-мани" - выкуп, мол, требуй!
- Не разоришь мужа? - спросил Илья.
- Бутылкой откупится - Ванюша не жадный... Выйдем? - не спросила, а приказала она вдруг и двинула Илью к дверям.
- Подышать? - спросил Илья, подчиняясь (не очень охотно, потому что Васька-таки не вытерпел и стал подниматься из-за стола).
- Ну, и подышать, - согласилась Аля. Тут она тоже увидела движение мужа и крикнула ему: - Вася, ты посиди, мы на минутку! - и Васька с очень равнодушным видом повиновался.
Сквозь прозрачную стену кафе-стекляшки Илья заметил, что идёт снег падает и, наверное, тает, не долетев до земли, но всё-таки снег, - и, проходя мимо гардероба, захватил чей-то пиджак, набросил на Алины плечи. Они прошлись под снегом вдоль стены, глядя, как внутри поэт Ванюша, преодолевая неожиданные препятствия в виде столов и стульев, двигается параллельным курсом за своим выкупом.
- Ну и как? - спросила она, не глядя на Илью.
- Стопроцентное поражение! - весело признался Илья. - Оказывается, это возможно!
- Не понимаю, - она остановилась и посмотрела на Илью. - Если возможно, то почему поражение?
- Но ведь я утверждал, что у нас ничего не получится! А у нас очень здорово получилось. Жаль, что почти никто не смотрел... - Он увидел Алино лицо и осёкся. - Погоди... Ты, собственно, о чём...?
- А ты?
- О вальсе. Под шейк.
- А я о другом. Или ты уже забыл?
- Понял, - сказал Илья. - Нет, я не забыл.
- Ну и как? - снова спросила она. - Там - тоже поражение?
- Там пока неопределённость. Я пробую.
- Ты пробуешь... - повторила Аля и отвернулась.
- Послушай, - сказал Илья. - Это совсем не так просто, как тебе хотелось бы... Да и мне тоже... Это три недели шагать - и то, если никто мешать не будет! А я всего пятый день в пути.
- И тебе уже мешают?
- Да.
Илья решил не вдаваться в подробности. Незачем Але знать эти подробности.
- Кто мешает?.. - Она по-прежнему не смотрела на него, а смотрела в кафе, сквозь стекло.
- Люди мешают, - сказал Илья, закипая.
- А ты с ним справишься?
Илья взял её за плечи и развернул к себе.
- Я попробую, - сказал он, глядя в её глаза.
Он вдруг с болезненной остротой ощутил, до чего же это приятно и замечательно - смотреть в глаза человеку. Например, Але... А кому ещё он может смотреть в глаза? Только ей. Он вынужден был, наконец, осознать, что Васька приобретает гораздо меньше, чем теряет он, Илья, и что нет в этом обиды и несправедливости. Это судьба.
Глупо было бы ждать справедливости от судьбы и глупо было бы на неё обижаться.
Они смотрели друг другу в глаза и не произносили больше ни слова. Только взгляд Алин становился всё мягче - и одновременно твёрже, уверенней. Она почти верила Илье. А если и сомневалась, то не в нём самом, а в его способностях. В его силе (физической), быстроте, изворотливости. Но не в твёрдости его духа и не в чистоте намерений. Это была ещё не вера, но уже надежда и благодарность.
А Илья, видя, понимая и принимая её надежду и её благодарность, ничуть не старался усилить и укрепить их. Он просто смотрел. Потому что смотреть было приятно и замечательно. Потому что в последний, наверное, раз.
Он заставил себя первым отвести взгляд и попытался заинтересоваться происходящим в кафе. Правда, он забыл, что всё ещё держит Алины плечи...
Поэт Ванюша наконец добрался до жениха, обратив-таки на себя его угрюмое внимание. Торг начался. Из-за столов и из укромных уголков подтягивались зрители.
Васька пошарил под столом и выставил перед поэтом нераспечатанную бутылку шампанского. Ванюша отступил на шаг и отрицательно покачал головой, дразня Ваську фатой. Появилась ещё одна бутылка. Поэт отступил ещё на один шаг. Васька подумал, решительно мотнул "нет" и протянул руку. Поэт опять отступил и начал пританцовывать, размахивая фатой, как платочком.
Славный парень поэт Ванюша, - подумал Илья, - но любит выпендриваться, как все поэты. И делает это всегда не вовремя. И не к месту. Васька, пожалуй, долго терпеть не станет - отнимет, и вся недолга.
- Знаешь, что? - он опять посмотрел на Алю. - Пойдём-ка поэта спасать! А то его сейчас обидят.
- Кто? - Аля выскользнула из его рук и тоже посмотрела в кафе. - Вася? Тогда наоборот - отсюда посмотрим! - и она с очень оживлённым видом прильнула к стеклу.
Илья хмыкнул, но таки вынужден был остаться. В конце концов, поэты народ обидчивый, но отходчивый. Проспится и всё забудет...
Он тоже прильнул к стеклу и увидел, что поэт Ванюша медленно озирается и каменеет лицом, а Васька, довольно ухмыляясь, заталкивает фату в карман кителя. На столе же перед Ванюшей как стояли две бутылки шампанского, так ни одной и не прибавилось.
Не стерпел-таки Васька, отнял. Ну что ж, пеняй на себя, женишок!
Чтобы отнять у поэта фату и не порвать её, с фатой надо было обходиться нежно. Значит, с поэтом - созданием не менее воздушным, но Ваське-то откуда знать? - пришлось обойтись грубо. А на грубость поэты всегда реагируют однозначно и очертя голову: Ваня ухватил шампанское за горлышко и обрушил бутылку на Васину маковку.
То есть, это ему, разумеется, только показалось, что обрушил. Васька сделал три моментальных движения (сливающихся для непрофессионального взгляда в одно) и в следующий миг бутылка была у него в руке, а поэт очень прямо сидел за столом и пытался дёргаться. Когда перестал пытаться, Васька его отпустил и поставил перед ним бутылку. Поэт обиженно смахнул её на пол и упал лицом в руки.
То есть, это ему опять показалось: что на пол. А на самом деле - в подставленную Васькину ладонь. Васька опять поставил перед ним бутылку, и поэт опять её смахнул, не глядя.
Этот процесс повторился несколько раз и в конце концов заинтересовал поэта. Спустя полминуты они с Васькой хохотали, обнявшись, а спустя еще полминуты чокались наполненными фужерами...
