Мэтью Джонсон - «Если», 2009 № 08
Печка вздохнула:
— Остынь, Маркин. Я выразилась образно. Для нагнетания обстановки. Кому, черт возьми, интересно похищение противня? Обывателю подавай убийство. Желательно кровавое. Да ты и сам знаешь: ты ведь тоже обыватель.
— Обыватель-детектив, — заметил я. — А еще повар. Разносторонняя личность. В свободное время сочиняю одностишия.
Печка в моих мыслях загибала пальцы:
— Итак, ты не можешь быть виновным. Я не могу украсть у самой себя противень по той причине, что я печка, у меня нет ни рук, ни ног, и мне нечем его красть. — Печка сделала паузу и торжественно заявила: — Круг подозреваемых резко сузился!
Я кивнул и стал размышлять вслух:
— Начнем плясать от обратного. Кто главный подозреваемый в этом деле? Конечно, Маринка, вредная инопланетянка, которую наш капитан по доброте спас в глубинах космоса и которая мечтает уничтожить человечество. Кого подозреваешь меньше всего? Конечно, нашего навигатора Ярцеву. Не в ее характере воровать противни и вообще воровать. Значит, она главная подозреваемая. Но если она главная подозреваемая, значит, подозревать ее следует менее всего. Из чего следует, что она, видимо, и украла противень. Однако если она украла противень, то подозревать ее не стоит. Но вдруг то, что она якобы украла противень — это хитрая уловка, чтобы я подумал, что она не воровала противень, а на самом деле она его украла или захотела, чтоб мы думали, что украла она?
Печка пробормотала глубокомысленно:
— Твои мысли, Маркин, наводят меня на мысли.
Я ударил кулаком о кулак:
— Итак, совершенно ясно, что преступница — Ярцева.
— Но прямых улик нет, — заметила печка. — Твои умозаключения не могут считаться уликами.
Я сказал хрипло, по-детективному:
— Я добуду улики во что бы то ни стало!
И вышел из кухни.
В коридоре я столкнулся с Мариной. Она несла в руках противень с плюшевым мишкой. Медведь был тщательно вымыт, высушен и причесан. На обожженных глазах плюшевого зверя лежали денарии — серебряные древнеримские монеты из личной коллекции капитана. Неужели Маринка уговорила капитана расстаться с монетами? Я посмотрел на девочку с уважением. Чертовка не так проста, как кажется.
Марина напевала:
Sch, kleines Baby, wein’nicht mehr, die Mami
kauft dir einen Teddybar.
Она увидела меня и ехидно поинтересовалась:
— Куда спешишь, Маркин? Давай поболтаем о том о сем.
Я спросил:
— А что ты все время поешь?
Марина сказала:
— Это Марлен Дитрих, «Колыбельная». Мне наш добрый капитан диск давал, я и запомнила. Так что, поболтаем?
— Я занят, — ответил я строго, как истинный детектив.
Я решительно обошел девочку и спустился по винтовой лестнице в жилой отсек. Подошел к каюте Ярцевой и замер возле двери. Что делать дальше? Я приложил ухо к холодной стене. Играла музыка. Кажется, Чайковский. Ярцева всегда слушает классику, когда читает. Значит, она в каюте. Надо поговорить с ней, подловить на лжи и разоблачить. Я вдохнул поглубже и стукнул в дверь костяшками пальцев.
— Кто там? — резко спросила Ярцева.
Я сказал:
— Это я, Маркин.
Она замолчала. Замок щелкнул, дверь отворилась. В дверном проеме показалась удивленная Ярцева. На ней была пижама из шифона и белые тапки-кролики с припухлыми розовыми носами. Кажется, навигатор совсем не ожидала меня здесь увидеть.
Я сказал:
— Ярцева, у меня к тебе де…
Ярцева сообразила, что на ней из одежды только прозрачная пижама и тапки, густо покраснела и захлопнула дверь у меня перед носом.
— Подожди, я переоденусь! — закричала она.
Я терпеливо ждал, когда она переоденется в строгий костюм и натянет поверх рабочий белый халат с картонным беджиком. Наконец дверь открылась. Ярцева посторонилась, приглашая меня войти. Я вошел и уселся на стул возле ее кровати. Ярцева замерла справа от меня, спрятав руки за спиной. Она нервничала. Я догадывался — почему.
Потому что она похитительница противня.
Я огляделся: в каюте все лежало или стояло на своих местах. Будто это была каюта не человека, а робота, призванного создавать в доме уют и порядок. На кровати, застеленной васильковым покрывалом, лежала книга, озаглавленная «Мелкий бес». Очень подозрительное название! На тумбочке стоял серебристый плеер. Играла расслабляющая музыка. Уверен, именно под такую музыку, расслабляющую ничего не подозревающих жертв, преступники вершат свои темные дела.
Косвенные улики указывали на криминальную сущность Ярцевой. Однако следов противня обнаружить не удалось.
Ярцева сделала пару неловких шагов и села на краешек кровати напротив меня. Сцепила дрожащие руки на груди. Положила их на колени. Уперлась ладонями в матрац и по-кошачьи выгнулась. Покраснела, сообразив, что новая поза не совсем подходит для официальной беседы, села скромно, с прямой осанкой, как прилежная первоклассница, и спросила, покраснев и потупившись:
— Зачем ты пришел, Маркин? — Она спохватилась: — Не думай, будто я не рада…
Я посмотрел на нее тяжелым взглядом и сказал:
— А то не догадываешься, зачем я пришел.
— Что такое? — Ярцева заволновалась и отвернулась.
Я сказал хмуро:
— Знаешь ты, зачем я пришел. Не смей притворяться. Неумно это, притворяться, лгать, изворачиваться. Ты у меня тут. — Я показал ей кулак. — Вот где ты у меня! А все эти изворачивания, притворство и так далее — я понимаю, для чего ты все это делаешь. Чтобы меня запутать. Но не такой я человек, чтобы путаться. Я сам кого хошь запутаю, что и в жизнь не распутается. Я если надо и до капитана достучусь, всю правду ему как на тарелочке выложу. Я, если хочешь знать…
— Да что такое! — чуть не плача сказала Ярцева. — Если ты пришел сказать мне, что… зачем издеваешься?! Просто скажи! Покончим с этим безумием и все!
Я понял, что надо придержать коней, рассмеялся и спросил беззаботно:
— Ты чего, Ярцева? Шуток не понимаешь? Я зашел без особой причины. Поболтать хочу о том о сем.
— Ты хочешь мне что-то сказать? — тихо спросила Ярцева. Мне почудилось, что в ее голосе звучит надежда. Возможно, она посчитала, что я подозреваю кого-то другого, и решила использовать меня в своих преступных целях. Может, стоит на самом деле подозревать кого-нибудь другого, чтобы сбить Ярцеву с толку? Если я буду подозревать кого-то другого, Ярцева успокоится и допустит фатальный просчет, — тут-то я ее и подловлю! Но надо учитывать, что если я буду подозревать кого-то другого, то могу не заметить просчета Ярцевой, потому что он, просчет этот, не впишется в схему моих умозаключений. Я буду подсознательно подгонять доказательства под свою версию и отсею доказательства, указывающие на настоящего преступника, то есть Ярцеву.
