Анастасия Галатенко - Нф-100: Адам в Аду
Ро помотал головой.
-- Потому, Ро, что они не хотят добиться. В этой петиции они сейчас видят смысл своего существования. Напишут они ее -- и все. Смысла не станет. Куда они пойдут? Что будут делать? А сейчас они заняты -- играют в жизнь.
В голосе Бунтаря слышалась досада. Ро посмотрел на него. Потом опустил взгляд, наклонился, поднял карандаш и чересчур внимательно изучил его, сдувая незаметные глазу пылинки. Бунтарь был прав, но Ро не хотел этого признавать.
-- Что притих? -- спросил Бунтарь. -- Не согласен?
-- Я... Мне кажется, я и до смерти занимался тем же самым, -- сказал Ро.
-- Как ты умер, Ро?
-- Самоубийство.
-- Отчего так?
-- Да сразу от всего. Решил выйти из игры, -- Ро усмехнулся. -- К сожалению, мой папочка обладал достаточными средствами, чтобы не дать мне совершить ошибку. Подозреваю, что сделал он это в угоду маме. Я был единственным сыном, сам понимаешь. Отец-то надеялся, что после смерти я образумлюсь, начну вести нормальную жизнь, продолжу его бизнес. Он всегда об этом мечтал и всю мою жизнь сетовал на то, что я оказался рохлей. И очень удивился, когда вместо благодарности я плюнул ему в лицо и ушел.
-- И оказался здесь?
-- Ну да. Я помотался сперва, но денег не было, жилья тоже, а здесь дали крышу над головой и возможность заниматься живописью.
-- А опыты?
-- Их я не помню, -- пожал плечами Ро. -- Несколько раз перезагружался уже... Но я оказался здесь очень вовремя. Когда приняли закон, по всему миру стали отделять личности от тел и продавать за большие деньги, а про нас как будто забыли. Меня устраивало.
-- Страшно было умереть во второй раз?
Ро поколебался, прежде чем ответить.
-- Да. Я думаю, они ведь наверняка делали это -- в смысле, вытаскивали кристалл, смотрели, как там и что, изучали... Да мы и сами... Это как просто заснуть и проснуться. Но всегда есть страх -- а вдруг я не вернусь? А вдруг вернусь -- не я?
-- Значит, Ро, лучше так, чем уйти совсем?
-- Я не знаю. Я думаю, даже нам -- однажды пережившим смерть, -- трудно представить, что когда-то нас не станет. Наверное, нам даже сложнее это представить. Ведь один-то раз мы уже вернулись.
Ночной гость задумался, подперев ладонями лицо.
-- Ты знаешь, почему был принят закон о запрете на экстракцию личности? -- спросил он.
-- Знаю. Какой-то большой ученый доказал, что бессмертие противоречит человеческой природе.
-- Да, -- протянул Бунтарь. -- Левченко. Был такой. Но знаешь, Ро, что я думаю? Левченко, конечно, мужик был головастый, но он ведь сам-то не удосужился сдохнуть, чтобы проверить свою теорию. Так, может, нам не стоит отчаиваться?
Ро принялся безо всякой цели водить карандашом по желтой бумаге.
-- Знаешь что? -- наконец сказал он. -- Твои разглагольствования -- такая же игра, как их петиция. Они пять лет пишут прошение в правительство, и будут писать его еще много раз по столько же, если кто-нибудь не положит этому конец. Ты -- разглагольствуешь о настоящей жизни и ругаешь остальных. Их игра поспокойнее и позануднее, но в остальном я не вижу разницы.
Бунтарь задумался, потом улыбнулся.
-- Я выйду отсюда, -- сказал он упрямо.
-- Как?
-- Через дверь. Выломаю ее, или подожду, когда кто-нибудь сюда придет...
Ро схватил Бунтаря за ворот рубашки:
-- Только попробуй сделать хоть что-нибудь Жанне!
-- Да не собираюсь я никому ничего делать!
Ро отпустил его, но долго еще сверлил взглядом.
-- Я просто поговорю с ней! -- Бунтарь говорил спокойно и убедительно. -- Как я понял, эта Жанна -- единственный нормальный человек, который сюда заходит?
-- Да, -- сквозь зубы процедил Ро.
-- Как часто она заходит?
-- Как получается. Иногда каждый день, иногда раз в неделю зайдет -- и все.
-- Как она относится к этой задумке? -- Бунтарь кивнул в сторону каморки Профессора.
-- Надеется, что все получится.
-- Молодая совсем?
-- Двадцать один.
Бунтарь обдумал информацию. Кивнул. Встал.
-- Ладно. Когда придет в следующий раз, позови. Познакомимся.
Жанна пришла утром. Ро услышал металлический стук закрываемой решетки, и бросился навстречу.
-- Привет! -- он принял из ее рук тяжелую сумку и повел Жанну в свою каморку.
Он любил думать, что Жанна приходит к нему одному. Точнее, ко всем -- из жалости, а к нему одному -- из-за чего-то еще. Ро даже в мечтах не решался назвать это что-то еще любовью. Иногда ему казалось, что при виде Жанны его сердце начинало биться сильнее, но тут же он напоминал себе, что сердца у него нет. Касаясь ее руки и чувствуя ее тепло, он живо представлял себе металлические сочленения вместо суставов, и отдергивал руку. Словно боялся осквернить ее человечность своим прикосновением.
"Я робот."
Когда-то кто-то -- наверное, профессор или Жанна, а может, это застряло в нейрокристалле осколком прошлого, -- объяснил ему, что нейрокристаллизация запечатлевает не только личность, но и состояние души. Ванька умер беспокойным. Иван Михайлович -- пьяным.
Ро умер влюбленным. И теперь прошлая влюбленность эта превратилась в его настоящее, как фильм на экране остается одним кадром, если нажать на "паузу".
В каморке было чисто. Мольберт сложен и поставлен аккуратно у стены, рядом с холстами, пыль вытерта, пол вымыт, старая диванная обшивка почищена. Ро ждал прихода Жанны. К тому же в последнее время совсем не получалось писать.
Нужно же чем-то занять бестолковую вечность, так почему не уборкой?
-- Вот тебе краски, посмотри, все правильно? -- Жанна копалась в принесенном ею пакете. -- И рубашка новая. Я знаю, тебе все равно, но эта вся испачкана краской. Так, это для Вани... А это кофе.
Кофе Ро не пил, но ему нравилось угощать Жанну, а она знала об этом.
Ро варил кофе в старой кофемашине. Когда-то ей пользовались, по-видимому, сотрудники института, а потом про нее просто забыли, как и про все остальное. Ро перетащил ее к себе -- для натюрмортов. Он любил включать ее. Она работала долго и громко, и эти ожидание и шум возвращали Ро в те времена, когда он еще был жив и свободен.
Пока кофемашина работала, Ро послушно переоделся в чистое, переложил неизменную пачку сигарет в карман новой рубашки и рассказал Жанне о Бунтаре.
Новость Жанна восприняла эмоционально.
-- Как же так? -- спросила она возмущенно. -- Кто мог это сделать?
-- Этого никто не знает.
-- Бедный Стас...
-- Ну, зато наш Бунтарь получил вторую жизнь.
-- Ты прав, наверное. Одна жизнь прервалась, другая возникла... Но это все равно ужасно. Нельзя убивать одного человека ради другого.
-- Его не убили. Его просто... изъяли, -- Ро усмехнулся, вспомнив формулировку Бунтаря.
-- Все равно, -- запротестовала Жанна. -- Он жил, думал, и тоже, наверное, боялся умирать...
Вдруг она перебежала каморку -- пять шагов -- и коснулась руки Ро. Он обернулся, удивленный и польщенный, и чуть не расплескал кофе.
