Михаил Емцев - Уравнение с Бледного Нептуна
Ему повезло. Я был в кабинете один, и поэтому никто не прыснул в кулак, не вскочил со стула с преувеличенной любезностью и смешинками в глазах и не высыпал град ненужных вопросов на странного посетителя. Я подождал, пока парень немного освоился, и спросил:
— Вы ко мне?
Он насмешливо улыбнулся.
— Откуда я знаю? Может, и к вам.
Я пожал его руку, ощутив вялое прикосновение теплой ладони, и предложил ему сесть. Он протянул листок, испещренный маленькими каракульками.
Это была заявка.
Прочитав заявку, я понял, что передо мной гений.
Кажется, я пробормотал:
— Потрясающе…
Эрик посмотрел лучистым взглядом голубых глаз поверх очков и снова улыбнулся. Тогда мне стало ясно, что этот гений — ребенок. Он нуждался в руководстве, и я взялся за это дело.
Эрик предложил метод синтеза высокомолекулярных соединений из газов воздуха…
— Кстати, — сказал Ермолов, — как вам удалось устроиться в комитет после этой истории с вечным двигателем в университете?
— Случайно.
Боже мой, конечно, случайно! Если б я не был знаком с Лолой… А что такое наше знакомство? Не более как случай. Лет пять назад тонкая женская фигура скользнула с вышки в зеленую глубину бассейна, и я был первым, кто понял, что сама она оттуда не выйдет. Потом были струи слез и воды, лившиеся из глаз и тонкого греческого носика, а значительно позже наступило время нашей, как она называла, дружбы.
— Так, — опять сказал Ермолов, — значит, и с этим парнем вы занимались несбыточным, неосуществимым делом, которое блестящим образом провалили.
Что он хочет от меня? Я заинтересован в поступлении сюда на работу. Но не вынимать же за это из меня душу? Или он разыгрывает комедию строго обоснованного отказа? Так говори прямо…
Ермолов сгреб в кучу все мои документы. Он их подровнял, погладил лежавшую сверху фотокопию и сказал:
— Представленного материала достаточно, чтобы вы услышали самое категоричное нет. Факты против вас. Бумаги говорят, что вы заносчивый фантазер и упрямый исследователь нелепостей.
Я встал. Воздух в комнате стал сухим и горячим. У меня пересохло в горле и кровь бросилась в лицо. Этот Ермолов типичнейшая обезьяна… Да, но до каких же пор я буду без работы? Как я устал подниматься по широким лестницам без перил, нажимать кнопки на дверях с надписью «Научрук» и через двадцать минут спускаться по той же лестнице вниз. Мне осточертели фальшивые лица интеллигентных людей, вынужденных лгать и отказывать. Может быть, плюнуть на все это? С моей репутацией наукой заниматься нельзя. Но я верю в себя, слышите вы все, верю!..
— Судите сами, — говорил Ермолов, рассекая воздух ладонью, — университет вы фактически не окончили из-за собственного упрямства. Я лично понимаю ваших учителей, не могли же они дать диплом человеку, активно проповедующему возможность вечного двигателя. Из комитета вы ушли сами, так как работа там мешала вашей возне с изобретением Эрдмана. Возня кончилась ничем, а сейчас вы пытаетесь поступить в наш институт.
Дать ему по морде или уйти так? Боже, какая отвратительная физия!..
— Если б на моем месте был наш академик, — Ермолов снова повторил армянскую фамилию, и снова я не разобрал ее, — он, конечно, отказал бы. Но вам повезло. Я придерживаюсь иного мнения. Нам нужны люди с оригинальным мышлением, пусть даже с некоторыми заскоками…
— За все это я, разумеется, должен быть весьма признателен?…
— Не обижайтесь, я говорю с вами откровенно. Телепатия сейчас находится в порядочном тупике. Нужен качественный скачок. Я считаю, что сделать его можно, привлекая молодые силы. Вы, очевидно, пришли сюда не без, так сказать, задней мысли. Мне хотелось бы, чтобы вы поделились ею со мной.
Значит, у них сейчас идейный вакуум. Что же, обстановка подходящая, можно развернуться… Хриплым от волнения голосом я заговорил:
— Энергетическое поле, создаваемое работой мозга, может быть зафиксировано не только в виде биотоков, коротковолновых излучений и т. п. У меня есть идея концентратора излучений мозга, которые до сих пор не использовались ни вашими приемопередаточными телепатическими устройствами, ни какой-либо другой аппаратурой.
— Излучение, о котором идет речь, вами определялось?
— Да, но…
— Что?
— Нужно работать, много работать. И не одному. Поэтому я пришел к вам.
Ермолов встал, тяжело ступая, прошелся по кабинету. В нем есть что-то от пещерного человека. Длинные руки до колен, бычья шея, покатые могучие плечи. На фоне голубого света, проникающего из окна, он кажется идолом, высеченным из серого камня.
— Да, работать, — глуховато говорит он, — вы должны помнить об этом все время. Не мечтать, не философствовать, а работать. Опыты, опыты и еще раз опыты. В противном случае мы с вами очень быстро расстанемся. Вот вам направление, идите в сто восьмую комнату.
Из института я вышел поздним вечером. Серая тишина лежала на улицах. Пролетавшие мимо машины с шелестящим свистом рассекали воздух. Освещение еще не включили, я шагал по бульвару из голубых деревьев и дымчато-сизых кустов. Я искал ближайший видеофон, нужно было переговорить с Эриком.
Мы до сих пор не бросили своей затеи. Слишком заманчиво она выглядела. В официальном бланке в графе «Наименование изобретения» стояло длинное и нудное название «Создание искусственных биоактивных ферментативных систем с целью направленного и управляемого синтеза полимерных соединений из воды, кислорода и углекислоты воздуха». А на деле все было и проще и сложнее.
Эрик — биолог по специальности. Он вырастил кусочек живой ткани, которая обладала чудесным свойством. Она, подобно растениям, поглощала кислород воздуха и углекислоту, превращая их не в обычную целлюлозу и растительные белки, а в длинные молекулы полимеров. Как и растения, она «питалась» воздухом, водой и небольшой примесью минеральных солей. Ознакомившись с заявкой Эрика, я немедленно поехал вместе с ним в лабораторию. Так поступали все сотрудники комитета, если открытие или изобретение представлялось им достаточно важным и серьезным. — Я увидел что-то вроде аквариума, прикрытого сверху стеклянным колпаком. На поверхности густой темно-зеленой жидкости плавал опалесцирующий цветок. Во всяком случае, сначала мне показалось, что передо мной именно цветок. Он был полупрозрачным и обладал нежным оттенком слоновой кости. Форма его неправильна и асимметрична, но в ней скрыта неуловимая прелесть, завораживающая наблюдателя. Казалось, перед вами на миг застыло само движение. Но вот-вот, через секунду, сейчас, что-то произойдет, и лепестки, как волны, поднимутся, опустятся и побегут в разные стороны, стремясь догнать и никогда не настигая друг друга…
