Евгений Рубаев - Серая шапка
— Ладно, иди, спи.
Немного отоспавшись, побрившийся Аркаша с тревогой прислушался к своему желудку. После североморских приключений у него, одновременно с панической фобией, явно развивалась ещё и булимия. Как ему казалось. Поев, он уже через минуту вновь становился голодным. А фобия в том и заключалась, что имея лишний вес, он постоянно что-то ел! Начальник Толик, который на любой счёт всегда имел своё неопровержимое мнение, выдал тезис:
— Надо хорошо выпить водки и эта мания пройдёт!
— Так давай же действовать! — вскричал Аркаша, как утопающий хватается за соломинку.
— Мы и так превысили все лимиты на представительские расходы. Потом — подозрительно, что мы всё время представляемся в ресторане «Полярное Утро». Вот придумай, что-нибудь оригинальное, кроме пьянки в чёрную в номере, и считай — ты излечен!
Аркаша, терзаемый свербящим чувством голода, помчался в холл гостиницы. Там, проявив недюжинную коммуникабельность, он разговорил швейцара. Тот поведал, что его, как он загадочно выразился «сводный» сын, работает официантом в ресторане «Рваные Паруса». И этот сын может состряпать какой угодно оправдательный документ для бухгалтерии. После недолгих разъяснений терзаемый голодом Аркадий уяснил, что «Рваные Паруса» — это не что иное, как ресторан «Якорь», который находится на Морвокзале. Через полчаса весь штаб спасения мчался на лихом шабашнике на Нижнюю дорогу Мурманска, которая и вела в сторону восьмой проходной Рыбного порта. Вся эта территория называлась загадочно «Петухи». Значения последнего названия объяснить не мог никто, даже лихой шабашник. Он тоже был из матросов, но только не «Тралфлота», а «Северпромразведки». Названий рыбных флотов, вместе с живописными названиями рыбных колхозов, было достаточно много, и Толик в них хронически путался. Чётко он знал лишь одно: самое большое предприятие это «Тралфлот», а главное предприятие — «Севрыба». Дальше наступала путаница. Этих флотов было столь много, что их число ассоциировалось с количеством траулеров, стоящих борт к борту, когда первый стоял у причала, а десятки других швартовались к борту рядом стоящего судна. При такой расстановке моряки ходили на своё судно через палубы соседей, стоящих ближе к причалу. При этом они водили собутыльников, девушек лёгкого поведения, и носили спиртное авоськами. Моряки проходных судов при этом сидели в своих кубриках и не роптали, даже когда какая-нибудь девица начинала артачиться в середине пути и бурные уговоры происходили на палубе чужого судна. Бывало, дело доходило до рукоприкладства и девицы падали за борт, в студёные воды нечистого, в санитарном смысле, воды Кольского залива. Свежий ветер надувал подолы плывущих девиц, придавая им крейсерскую скорость. Девицы злобно ругались на своих обидчиков матросов, но случаев утопления не было.
Ресторан «Рваные паруса» представлял собою стандартный привокзальный кабак, но минимальная живая музыка в нём всё же играла. Всю партию песен вёл брюнетистый клавишник с манерными подусниками, остальные музыканты подбрякивали на гитарах, а барабанщик лупил в свой «Премьер» палками весьма самозабвенно и, как ему казалось, не хуже самого Чамберса. Единственным недостатком своей игры, как он сам считал, была не очень крутая ударная установка, и сам себе, если глядеть как бы со стороны, он очень нравился. Клавишник с подусниками, заполучив очередной Парнас, объявлял очень громко в микрофон:
— А сеча-а-а-а-а-с! — он сильно делал акценты на последние слоги. — Для наших друзей с «Беломорской базы гослова» звучит пес-с-ня «Ах, гостиница»!
Барабанщик начинал счёт палочками, к этому таинству он относился очень рачительно, и весь вокально-инструментальный ансамбль начинал грохотать и брякать некое подобие мелодии, под которую можно было спеть почти любую попсовую песню. Клавишник выкрикивал в свой громкий микрофон незатейливые слова песни, и всем было ужасно весело. Через годы из таких вокалистов вырастут и станут «заслуженными» и даже «народными» разные мэтры отечественной эстрады, про них будет писать жёлтая пресса, и потом, уже умудрённые сединами, и они будут писать-рассказывать мемуары, почти все на одну тему: как тяжело жилось при большевиках и как они вот таким образом боролись за демократию!
Толик быстро отыскал шустрого официанта, которого, оказалось, тоже зовут Толик. Тот враз въехал в тему, обговорил свои чаевые «за риск» и пообещал вместо водки записать в счёт торт и прочие дорогие продукты. Когда члены штаба спасения угнездились на креслицах, покрытых грязно-вишнёвым дерматином, то увидели, что официант Толя усадил их за общий стол, за которым сидел уже целый банкет. Прямо как в советские времена, когда любого могли поселить в гостиничную комнату, где уже жили постояльцы — народ приближался, таким образом, к коммунизму. Стол в основном занимали разновозрастные женщины. Но два персонажа, по виду тралфлотовцы, были явно не из их компании. Более того, по национальности они были украинцы. Который помоложе, в модных джинсах и валютном джемпере, уговаривал старшего по возрасту:
— Нэ розмовляй по нашему! Нехай дивчата думають, шо мы москали!
Старший нехотя с ним соглашался.
Но вот музыка стихла и который помладше куда-то умчался. Гул в ресторане усилился, и тогда старый тралфлотовец обратился к женщинам, сидящим за общим столом:
— А шо, дивчата, давайтэ заспиваемо «Галю»?!
Когда младший, джинсовый, примчался, весь стол уже хором пел:
— Ой ты, Галю, Галю молоденька!..
Джинсовый, отчаявшись, махнул рукой и умчался вновь куда-то.
Когда Толик произвёл лавинный заказ водки и закуски с целью излечения Аркадия от начинавшейся булимии, заболевший оглядел зал и удивился! Столик неподалёку занимали его новые североморские знакомые, но в значительно расширенном составе, а рядом с ними за столом восседали ещё человек восемь. Умилённый встречей, Аркадий подошел к ним поздороваться. Капитан Бриттов стал знакомить его с другими участниками застолья. Все имена Аркадий не запомнил, он лишь уяснил, что это почти весь старший комсостав атомной лодки Бриттова. Они по пьяному настойчиво усадили его за свой стол и с русским радушием стали потчевать водкой. Отнекиваться было бесполезно, Аркадий выпив первую рюмку залпом, чем притупил бдительность ревниво наблюдающих за процессом возлияния, но остальные рюмки стал лишь пригубливать. Тем временем, первого помощника Сашу совсем развезло, и он стал, горячо дыша водочным духом, поведывать на ухо Аркадию очередные страшные государственные тайны. Оказывается, застолье было «за отход». Лодка Бриттова должна была заменить на боевом дежурстве аварийную лодку, которая сейчас снялась с боевого дежурства в Южной Атлантике. Саша после очередной рюмки назвал даже точное время отхода. Но самой страшной тайной было: дежурившая лодка попала в аварию! При упоминании об этом Саша подносил палец к вытянутым губам, говорил: «Ш-ш-ш!» — и добавлял: «Ты меня понял?»
