Леонид Платов - Птица Маук
— Как ваш пациент, доктор?
— Спит.
Коридор перед дверью каюты. Летчик прислушался, осторожно приоткрыл дверь, заглянул внутрь.
Каюта снова заполнилась людьми.
Кеюлькан не шевелится. Тем больший контраст с его неподвижным вытянутым телом составляют широко открытые глаза, живые, темные, блестящие.
Начальник экспедиции присел на край постели, спросил ласково:
— Кто ты, мальчик? Эвенк? Эскимос?
Повторил тот же вопрос по-эвепкийски, по-эскимосски.
Кеюлькан молчит, переводя испытующий взгляд с одного лица на другое.
Капитан наклонился над подушкой:
— Как ты попал туда? Так далеко от земли?
Кеюлькан продолжает молчать.
Летчик наклоняется с другой стороны подушки:
— Скажи же хоть что-нибудь? Куда ты шел?
Кеюлькан посмотрел на него, после паузы сказал, неуверенно выговаривая трудное слово:
— Ленинград.
Эрители взволнованы.
— Ленинград? Он сказал: Ленинград?
Но глаза Кеюлькана округлились от удивления. Все смотрят по направлению его взгляда. Вдоль стены лежат пустые гидрографические буи.
Кеюлькан проворно спрыгнул с койки, подбежал к стене. Сев на корточки, с лихорадочной поспешностью осматривает буи один за другим. Капсюли пусты.
Кеюлькан испуганно оглянулся. Шарит за пазухой. Лицо прояснилось. Вытащил капсюль, привешенный на шнурке, вставил в один из пустых буев и торжественно подал пилоту. Тот, недоумевая, передал капитану. Тот, в свою очередь, — начальнику экспедиции, а он уже, при благоговейном молчании присутствующих, вытащил из капсюля записку.
Это известная записка на трех языках с просьбой адресовать ответ о координатах в Ленинград, в Арктический институт. Начальник экспедиции перевернул ее. На обороте нацарапано:
«К северо-северо-востоку от мыса Иркапий в океане народ онкилонов терпит бедствие. Если не пришлете корабль до зимы, мы погибли».
Начальник обернулся к Кеюлькану:
— Кто писал это?
— Горюн.
— Кто? Как ты сказал?
— Горюн.
— Мальчик, ты видел его? Какой он? Опиши, какой он.
Кеюлькан выпрямился. Осанка сразу стала величавой, голос окреп.
— Такого роста.
Все недоверчиво проследили взмах руки Кеюлькана.
— Такие глаза. — Кеюлькан вытаращил глаза и обвел вокруг руками. — Плечом сдвигает горы.
Кеюлькан говорит протяжно и коверкая русские слова, но это придает его речи особую, медлительную торжественность. Это не просто ответ, это эпическое повествование о необыкновенном человеке, могучем и добром чародее.
— Звери слушаются его и деревья рассказывают ему о прошлом.
Пилот и капитан удивленно переглядываются.
— Сильнее всех. Сильнее Маук. Стоит ему протянуть руку, — и Птица роняет с неба крыло, и он делает из него копье.
Начальник переводит взгляд с Кеюлькана на раскачивающийся портрет на стене. Там изображен молодой человек в косоворотке, в расстегнутой студенческой тужурке. Худое, очёнь доброе лицо. Усталые светлые глаза под высоким лбом.
— Мальчик рассказывает сказки, Горюнов был человеком обыкновенного роста. Таким, как вы, как я…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ СОЛНЦЕ ВОСХОДИТ НОЧЬЮ
Падают крупные хлопья снега. Горюнов сидит на камне. Он безучастен ко всему окружающему. Снег ложится на его плечи, нависает на бровях.
Опершись подбородком на руку, Горюнов смотрит вдаль, слегка сощурясь, как бы оцепенев в своем раздумьи.
За спиной его появляется Нерхо и тихо садится рядом.
Снег перестал.
Глубокое ночное небо выгнулось над долиной. Нерхо и Горюнов неподвижны попрежнему. И вот странный свет начинает струиться с неба. Над островерхими соснами и зубчатым гребнем гор в тишине развертывается сияющий занавес. Складки его переливаются, темнеют, точно их шевелит ветер.
Голова Нерхо запрокинута. Горюнов не поднимает головы.
Сияние потухло. Снова темно. И вдруг какие-то пятна пробежали по небу, скрылись. Появились опять.
Нерхо сильно трясет Горюнова за плечо.
— Горюн, что это? Смотри.
— Что тебе, Нерхо?
Поднял голову. Дрожащий луч скользнул через весь небосвод. Исчез за гребнем горы.
Горюнов бежит по склону вверх, спотыхается о льдины, продираясь через бурелом, проваливаясь в снегу. Нерхо спешит за ним.
Они на гребне кратера. …..
Во мраке полярной ночи снова вспыхнул далекий спет. Где-то там, на горизонте, за льдами. На миг луч осветил оцепеневших Горюнова и Нерхо, быстро уполз в сторону.
Нерхо кричит:
— Новое солнце восходит, Горюн!
— Прожектор!
У входа в пещеру еще тлеет костер. Горюнов кричит Нерхо:
— Буди людей! Там помощь, друзья!
Увидел затухающие уголья костра. Бросился раздувать. С отчаянием.
Нет, мало. Не увидеть такой… Горы со всех сторон… Всю б котловину поджечь, тогда…
Нерхо остановился, держа в руках вязанку хвороста, бросил ее, широко развел руками.
— Что ж, Горюн? Вот лес. Жги.
Лихорадочно обламывают сухие ветви. Подтаскивают к деревьям вязанки хвороста.
— Так, Нерхо, так. Пусть весь остров пылает.
Лес запылал на корню. Подле пламени суетятся Горюнов и Нерхо. Застучали вразнобой два топора. Ветви летят в небывало грандиозный костер.
Все осветилось вокруг. Онкилоны, лежащие в пещере, очнулись от сна. Под сводами ходят длинные тени и отблески пламени. Один за другим выползают люди из своего логова, щурятся на огонь, греют руки. Они не понимают, что случилось.
—= Зачем ты зажег лес, Горюн? — жалобно спрашивает Рау. — Чтобы нам согреться перед смертью?
Горюнов продолжает швырять в огонь хворост:
— Чтобы нам жить!
Пламя перебрасывается по верхушкам. Высокие ели горят, как факелы. Занялись и те деревья, которые были полузатоплены водой. Едкий дым режет глаза. Стало трудно дышать.
Со всем своим скарбом люди уходят вслед за Горюновым вверх по склону.
С гребня видно огненное нутро котловины. Кажется, будто вулкан снова ожил и забурлил лавой.
…Огромное зарево поднялось над оледенелым островом.
…Палуба ледокола. Он форсирует тяжелые льды. Луч прожектора раздвигает тьму впереди. Люди на палубе не отрывают от глаз биноклей. Рядом с начальником экспедиции стоит взволнованный Кеюлькан.
Капитан докладывает начальнику:
— Лёд все плотнее, Михаил Николаевич.
Слышны скрежет, грохот, скрип. Корпус ледокола сотрясается от страшных ударов. Лицо начальника экспедиции озабочено. Кеюлькан с тревогой переводит взгляд с начальника на капитана.
