Кайл Иторр - Искусство - вечно (фрагмент)
Всмотрись в живой хрусталь морской воды
И позабудешь райские сады.
И многие изгнанники земли
Приют и счастье в море обрели...
- Выбрались... - Ze'ev выпустил штурвал, подхватил выпавший из глаза монокль и опустился на крышку рундука. - Хальда, бери руль и держи потихоньку под ветер. Шорр, попробуй определить, куда нас занесло... Хьорт, подавай обед. - Уже несу, ай, несу, кэп... Действительно, перед капитаном в момент появился котелок с горячей, жирной похлебкой, приправленной какими-то травками (откуда Хьорт добывал их посреди океана, ведал лишь он сам). Звучное чавканье не очень мешало Ликиду.
Приют и счастье, радость и покой
Всем, кто в удел достойный верит свой.
Всем, кто желает полной жизнью жить,
Дарована вода и право пить.
Шорр издал скрежещущий горловой звук, от которого Ze'ev чуть не поперхнулся - небывалое дело! - а Витольф подскочил на два локтя, нашаривая за поясом свой нож-коготь из черной бронзы. Хальда, к счастью, не бросила управление, однако судно резко вильнуло. - В чем дело, hoplitos? - резко спросил капитан. Шорр еще раз посмотрел на свое хрустальное блюдце, потом поднял почти обезумевший взгляд. - Мы в двух лигах от Тартесса, кэп. - Ну и что? Можно сделать остановку и набрать воды. Призраки не помешают нам. - Зеэв... Тартесс снова стоит... Капитан резко встал, опрокинув горячую похлебку на свой обожаемый белоснежный китель - и не заметив этого. - Повтори, - тихо, очень тихо произнес он. - Тартесс снова стоит, - прошептал Шорр. - Сейчас мы в 1469 году римской эры, а он - стоит! Такой, каким был до падения!.. Только Ликид, который не ведал, о чем идет речь, безмятежно заканчивал свой стих:
Но не уйти, не скрыться никуда,
От берега до берега - вода.
Белеет в синем море утлый челн,
Скользя меж пенных гребней тяжких волн...
20. Удел безумцев
Она была пленницей и хорошо понимала это. Возвращенный из небытия город-призрак Тартесс (или Таршиш), о котором иногда рассказывала мать, не смог бы задержать правнучку Эндорской волшебницы. Никакому месту силы, реальной или мнимой, такое было не по силам. Зато Джейрат - звали его не совсем так, но точно воспроизвести имя тартесского чародея Саилар не могла, вот он-то держал ее крепко, и не собирался ослаблять уз. Дело заключалось отнюдь не в могуществе или опыте. Чародей превосходил ее, однако Саилар могла бросить ему вызов или просто попытаться бежать: оба выбора давали реальные шансы на успех. Загвоздка была в том, что как раз выбирать-то она и не смела. Дети... Молодая женщина вздохнула. Вот на этот крючок ее и поймали. Саилар не знала, какой из подручных Иблиса указал чародею, что за возможность иметь собственных детей она бы душу отдала. Даже свою, хотя чужую приятнее и предпочтительнее. Однако Джейрат узнал ее тайну. И дал понять, что способен посодействовать. После этого отказать Саилар уже не могла, и сопротивлялась своему решению только потому, что не в состоянии была просто так соглашаться на чьи бы то ни было требования. Воспитание было сильнее, чем желание - но недостаточно сильным. Требования Джейрата, впрочем, были довольно просты. Можно сказать, скромны. Он просил лишь позаботиться о странных младенцах, найденных, по его словам, на берегу, да время от времени общаться с ним, просвещая в вопросах того, что стало с миром за те два с лишним тысячелетия, пока Тартесс лежал в руинах. Берберская ведьма не раз предупреждала дочерей: никогда, ни при каких обстоятельствах не считайте, что сумели получить у чародея больше, нежели отдали взамен! Саилар вовсе не забывала этого, однако Джейрат желал столь немногого... Она была пленницей, чьи малейшие требования исполнялись мгновенно. В свое время Саилар не без труда привыкла к слугам, которым эр-Рахман поручил удовлетворять капризы трех жен. С таким же трудом она привыкала теперь к созданиям, переданным чародеем в ее подчинение. Именно к созданиям - людьми они никогда не были. По правде говоря, Саилар вообще считала их призраками, так как у слуг была мерзкая привычка проходить сквозь занавесы и портьеры, не поднимая их, передвигаться беззвучно, а общаться (и с нею, и между собой) исключительно с помощью мыслей. Дотрагиваться до них молодая женщина никогда не пробовала, ее при одной мысли об этом пробирала дрожь. Поначалу все жители Тартесса казались ей такими, бесцветными и блеклыми тенями существ, некогда принадлежавших к миру живых, но давно покинувших его. Через некоторое время, однако, ведьма увидела, как тени обретают плоть. Случилось это, когда она вынесла "на прогулку" обоих близнецов, ибо была свято убеждена, что младенцам куда полезнее и приятнее дышать свежим воздухом открытого пространства, а не пылью цитадели Джейрата (как всякий чародей, он испытывал к уборке просто-таки физиологическое отвращение, хотя нечистоплотен отнюдь не был). Посреди прогулки Саилар внезапно оказалась в большой, хотя и не очень плотной толпе людей с вытянутыми, узкими лицами, светлее берберских и мавританских, но темнее либийских; мелкие, точеные черты их напоминали жителей восточной Испании, а глаза и вовсе переливались различными оттенками самоцветных камней - черные костры, пылавшие под вечно нахмуренной порослью сросшихся бровей Джейрата, явно были исключением для прежнего Тартесса. Он и сам охотно подтвердил это предположение, стоило только ведьме вслух проявить интерес... Несколько минут - потом наваждение рассеялось, она вновь стояла посреди пустой улицы, и лишь тени окружали ее. Однако теперь Саилар вовсе не была столь уверена, что тут наваждение, а что - явь. Джейрат в ответ на этот вопрос что-то пробормотал на неизвестном ей гортанном наречии, пожал плечами и проговорил на своем примитивном берберском, не желая прибегать к чарам Ньоса: - Мы видеть не все. Лишь то, что мочь. Наши чувства обманывать себя и обманывать нас. Обмануть можно многих. Но - не всех. - И кивнул в сторону младенцев, за эти две недели заметно подросших и выглядевших теперь полугодовалыми, если не старше. - И не спрашивать, почему. Чувствовать, не сказать. - Обманывают - почему? - Таршит, речь Тартесса то бишь, Саилар также начала изучать; говорила она лучше, чем Джейрат на берберском, хотя слов тот запомнил больше. - Это - для чего? - Не "для чего", - поправил чародей. - Отчего. Причина есть. Не сказать пока. Рано. - Связано это с... - не сумев найти слова для "разрушение", ведьма выразительно всплеснула руками, - так? - Событие. Не причина. Объяснить потом, когда... - Когда - что? - Когда все возвращаться. Стать, как тогда. Тут уж Саилар перешла на родной берберо-мавританский диалект. Отчихвостив соответствующими словами и Джейрата, и весь чародейский род, она чуть-чуть успокоилась и провозгласила: - Время не стоит на месте, оно идет вперед, по ободу серебряной спирали, которую кое-кто возомнил златым колесом. Как было - никогда уже не станет. Возврата не бывает. Похоже - быть может, но возврата - никогда! Джейрат, к ее удивлению, рассмеялся. Весело, искренне - она даже не думала, что сумрачному чародею доступно столь человеческое чувство. - Видеть это? - он взял узкую полоску папируса и уголек, поставил две отметки - одну у одного конца полоски, другую у другого. - Вот "вчера". Вот "завтра". Между ними, - пальцы легко отмерили расстояние, - есть ладонь и еще половина. Так? - Так, - кивнула ведьма, не вполне понимая, к чему тот клонит. Папирус свернулся в кольцо. - А теперь между ними есть только один палец, - продемонстрировал Джейрат. - Теперь смотреть сюда... Папирус развернулся, чуть повернулся и свернулся вновь, странно перекрутившись. Палец Джейрата скользнул от одной отметки по краю желтоватой полоски, обошел ее полностью, сделал еще одну петлю и оказался на прежнем месте. - Лента Мебиуса, какой иногда играют румские arithmetici, - наконец поняла Саилар. - Слышала о таком фокусе, но сама никогда не видела. - Ты лучше знать. Это - символ... дороги. - Пути, - поправила ведьма. - Да, наверное. Символ Пути. "Вчера" - быть... было и будет. Но чтобы достичь его, надо сперва побывать здесь, - ноготь чародея поставил отметку напротив угольной черточки "вчера". - Это тоже "вчера". С другой стороны... не сказать лучше. - Не нужно. Действительно, это было ни к чему. Саилар не обучалась Высокому Искусству в Башнях чародеев, но столько-то в их делах понимала. У всего на свете есть своя оборотная сторона. Оборотная сторона яви - сон. И, с каким-то извращенным удовлетворением поняла она, Тартесс - сегодняшний Тартесс - и есть сон. Который еще станет явью, но для этого ему сперва надо проснуться. Для этого - его надо пробудить! А сделают это... - Уже, - поправил Джейрат. - Да, это они. - Возвращать былое, воплощать воспоминания, - это удел сказителей, а не магов... - То, что мы не изгнать и позвать, а придти и уйти само, - возвращать такое есть безумие, - мрачно усмехнулся чародей. - Только иногда принимать такое есть надо. А если надо - можно принять даже удел безумцев.
