Наталья Суханова - В пещерах мурозавра
- На саму... на санэпидстанцию! - догадалась Бабоныко.
- А нет, так и до прокурора дойду! - отрезала Тихая, вытолкала их из комнаты и навесила на дверь замок.
- Фима, а Фима! - окликнула Нюня, когда Тихая ушла, и, хотя он не отвечал, сказала: - Фима, знаешь что? Бабушка Тихая ушла на саму... на санэпидстанцию... из-за муравьев... что они везде ползают... У нее кровать в тазах и кастрюлях с водой стоит, могла бы и спать спокойно, так нет, побежала. И слышишь, Фима, она сказала, что "как поймаю Ехвимку, в милицию заявлю..." Она, не смотри, что старенькая, она быстро бегает...
Прошла секунда или две, и Фима вдруг ответил нежным своим голосом:
- Спасибо за информацию... Иди спокойно домой... Я приму меры...
Нюня даже заробела от таких взрослых слов. Она села на подоконник и стала смотреть на муравьев. Сначала их стало вроде бы даже больше. Потом в воздухе запахло чем-то кисловатым. Впрочем, этим летом в доме вообще все время пахло чем-то кисловатым. Однажды даже Тихая решила, что у бабушки Матильды в столе что-то скисло, и полезла проверять. Бабоныко ужасно оскорбилась тогда.
- Я ведь, кажется, не сую нос в ваш стол, - сказала она.
- Ешшо как суешь! - нахально обругала ее Тихая и весь их стол пронюхала, но ничего такого не нашла.
Пока Нюня сидела на подоконнике и вспоминала все это, муравьи стали куда-то пропадать. А потом она услышала, что калитка скрипит и скрипит крыльцо; вошла большая женщина с большой бутылкой, а за ней семенила бабушка Тихая.
- Ну, показывайте, где у вас миллионы насекомых! - распорядилась большая женщина.
Бабушка Тихая поглядела вокруг себя и невнятно забормотала. Большая женщина заглянула туда, сюда и укоризненно сказала:
- Вы, бабушка, если не знаете, что такое много муравьев, зайдите к вашим соседям по улице.
Потому что муравьи, конечно, были в доме, но так, немножечко, от нашествия и следа не осталось.
Тем не менее большая женщина потребовала ведро, и Тихой ничего не оставалось, как принести его. Женщина развела в ведре черную вонючую жидкость и начала обрызгивать все вокруг, велев вынести во двор съестное.
Бабоныко, выглянув и увидев такое, заперлась у себя в комнате и из-за двери сказала:
- Нет-нет, благодарю вас, нам брызгать не надо, у нас их и нет вовсе, мы не нуждаемся.
- Вот, учитесь у сознательных старушек, - сказала большая женщина бабушке Тихой.
На стук большой женщины в Фимину дверь никто не отозвался, хотя Нюня знала: Фима никуда не уходил.
Глава 17
Всякие очень большие числа
Самое многое через месяц после этих происшествий и недели за полторы до исчезновения Фимы Нюня и куклы повидали такое, что, вздумай они кому-нибудь рассказать, никто бы не поверил. Но они и не думали рассказывать. Во-первых, разведчики умеют хранить тайну. Во-вторых, - и это главное - Фима понял их и подружился с ними. А Мутичку даже полюбил. Сам сядет за микроскоп, а ее рядом посадит и растолковывает что-то.
Нюня придет, окажет:
- Мутичке уже кушать пора!
Фима засмеется:
- Пора - значит, бери.
Но Нюне хочется поговорить.
- Мутичка - очень умная кукла, - скажет она.
А Фима опять смеется:
- Как ты, да?
Но не обидно смеется.
- Я ведь тоже не такая глупая, как ты подумал тогда, в зоопарке, - скажет Нюня. - Если я говорила "уничтожить", думаешь, я уж правда такая злая? Это я просто не знала тогда, что насекомые умные.
- Развитые, а не умные - так будет вернее, - снова станет серьезным Фима.
- Фимочка, а может быть так, что человек добрый, но глупый?
- Это если не доброта, а сюсюканье. А если настоящая доброта, то это все равно что ум. Ну, вот посуди сама, - Фима выпрямится во весь свой маленький рост. - Ты без нужды веточку не сломишь, букашку просто так не раздавишь, птице поможешь, зверя обережешь. Вроде ты животных сохраняешь - и всё. А оказывается, что не только животных, но и человека, человечество. Потому что не будет муравья или птицы - не будет и леса. А леса или водорослей не будет не будет ни хлеба, ни воды, ни воздуха. Ты любуешься листом или букашкой и думаешь, что это просто доброта, а это - ум! Вот!
Он много еще что говорил, но Нюне так нравилось слушать его речи, что она могла прослушать внимательно не больше трех фраз, а дальше начинала мечтать и уже ничего не слышала. И после спроси ее, о чем говорили, а она уже не помнит. Помнит, что что-то замечательное, а что - неизвестно.
Хорошо запомнила Нюня только разговор на груше.
Она подошла, когда Фима уже сидел на дереве и о чем-то очень думал. Нюня потопталась и тоже полезла, но на всякий случай уселась на самой нижней ветке. Однако Фима не только не рассердился на нее, а даже заговорил.
- Нужно, - сказал он задумчиво, - уметь подняться выше и посмотреть широко.
Что ж, выше так выше. Нюня поднялась еще на две ветки и уселась почти рядом с Фимой. Но так как широко все равно не было видно, то она встала и начала озираться.
- Ну, так и столкнуть недолго, - сказал Фима, но все-таки очень не рассердился, а продолжал говорить: - Как ты думаешь, сколько на небе звезд?
Нюня вспомнила разговор в зоопарке - может, Фима хочет проверить, правильно ли она сказала, что умеет, как муравей, звезды днем видеть? Но ничуть она и не соврала: стоило ей подумать о звездах, и она тут же их увидела - много, очень много, лишь вокруг солнца их не было.
- Миллион! Их - миллион!
- Ученые насчитывают на небе полтораста тысяч звезд, - уточнил Фима и опять спросил: - А как ты полагаешь, сколько на Земле видов насекомых? Я подчеркиваю: не особей, а видов!
Сказал так сказал! Разве был на улице еще такой мальчик, который бы мог сказать "подчеркиваю"! Еще мог бы, пожалуй, что-нибудь подчеркнуть в тетрадке и то, наверное, криво. Но сказать! Она так восхитилась, что чуть не забыла ответить. Потом спохватилась:
- Насекомых? Полтораста тысяч!
- Ошибаешься! Более двух миллионов на земле видов насекомых!
Так и сказал: "более"!
- А миллион больше, чем тысяча, да? - уточнила для себя Нюня.
- Ты понимаешь, что такое вид? - продолжал Фима. - Тараканы - это вид. И муравьи - это вид. И комары - вид. И клопы. И пчелы. И осы. Более двух миллионов только видов! А сколько особей еще в каждом виде! По сравнению с насекомыми звезды - это так, горсточка. Во всяком случае, видимые.
Больше Нюня на небо смотреть не стала, а принялась думать о насекомых. А потом оказалось, что она уже не о насекомых думает, а о том, что, наверное, ни за что не успеть человеку за жизнь обо всем подумать: и того тысячи, и того миллионы, а голова-то у человека одна.
- А как ты полагаешь, - снова умно спросил Фима, - имеет значение у насекомых каждая особь? Ну, каждое насекомое?
Нюня представила, что ее укусил комар, так ярко представила, что у нее тут же зачесалась нога, почесала ногу и ответила убежденно:
