Владимир Михановский - Перекресток дальних дорог (сборник)
— Итак, милейший, вы считаете, что нить найдена? — сказал Триллинг, закуривая сигару.
— Так точно, сэр, — ответил шеф байамской полиции, стоя навытяжку.
— Учтите, что я сегодня вечером буду докладывать президенту об этом загадочном деле, — сказал Триллинг. — Мы все заинтересованы в том, чтобы как можно быстрее распутать клубок. Представляете, что получится, если возле каждого из нас начнут взрываться подобные шарики?
Шеф полиции в ответ только моргнул белесыми редкими ресницами.
— Да, так почему вы считаете, что нить найдена? — повторил Триллинг. — Можете сесть.
— Благодарю, сэр. — Шеф полиции робко присел на краешек массивного кожаного кресла. Он догадывался, что Триллинг включил свой «детектор лжи», и показания детектора змеятся теперь на голубом экране, наклоненном так, что его мог видеть только сам Триллинг. И хотя шеф полиции скептически относился к подобным штукам, все-таки это было неприятно.
— Наша лаборатория произвела полный анализ записки шантажистского характера…
— Ну, ну, — подбодрил шефа полиции Триллинг.
— Мы исследовали личный архив Гуго Парчеллинга и проанализировали почерки всех его корреспондентов.
— Кто же писал записку?
— Автор записки — инженер Катиль Револьс.
— Кто же он?
— Я только что из Центрального Информатория. Вот личная карточка Револьса.
Шеф полиции протянул Триллингу узкий плотный листок бумаги, исписанный с обеих сторон. Триллинг внимательно просмотрел листок. На лице его появилась довольная улыбка.
— Выходит, полиция недаром ест хлеб?
— Стараемся, сэр, — скромно ответил шеф полиции.
— Надеюсь, он уже арестован, этот Револьс?
— К сожалению, сэр…
— Что? Вы хотите сказать, что он еще на свободе?..
— Данные из Информатория получены только что…
— Так что же вы спите, — закричал Триллинг, вскочив с места и потрясая кулаками, — идите, подымите весь аппарат на ноги, ройте землю носом, но чтобы Револьс был пойман! А до этого я вас и видеть не хочу. Идите!
Триллинг отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена.
— «Совсем спятил босс», — подумал шеф полиции, выходя из лифта. Дверь на улицу ему отворил угрюмый детина, больше похожий на переодетого гангстера, чем на швейцара.
На улице было душно. Нагретые августовским солнцем, асфальт и стены небоскребов источали зной.
Глубоко внизу под прозрачным полом кабины проплывало плато, покрытое рыжеватой выжженой на солнце травой.
— Фермерский рай, — кивнул вниз Робин. — Приволье коровам, а людям — беда.
— Ты-то откуда знаешь? — спросил Майкл.
— Так я ведь родом отсюда. Здесь была ферма моего отца.
— Почему «была»?
— Потому что ее проглотил наш сосед, крупный землевладелец. Его все в округе прозвали спрутом. Столковался с железной дорогой, и всех нас, мальков, в один невод — фьють! — выразительно свистнул Робин.
— Как же это он? — поинтересовался Майкл.
— Да как обычно, — махнул рукой Робин. — Взвинтили тарифы за транспорт, нам платить было не под силу, ну и прогорели.
— А с высоты все кажется таким идиллическим, — заметил Майкл. — Игрушечные домики, зелень… Стада… Действительно рай, да и только!
— Это только с расстояния в семь тысяч метров. А немного приблизишься — и рай сразу превращается в ад.
— И подумать только, — перешел Майкл на другую тему, — что этот самый Револьс жил у нас под боком, в гостинице «Опоссум»! Ведь стоило только протянуть руку, и он в кармане, вместе с премией в двадцать пять тысяч долларов. А теперь ищи ветра в поле!
— Думаю, если бы мы его сцапали в Байами, то и премии никакой не было бы, — резонно заметил Робин.
— Но, впрочем, — продолжал Майкл, — этот портье из «Опоссума» описал Револьса так здорово, что, мне кажется, я узнал бы его из тысячи.
Бильденский реадром встретил прохладой. Пронзительно выл готовый к взлету моноплан, солидно гудели вертолеты. Вдали вздымали тупые носы к небу пассажирские ракеты.
Автокар плавно подкатил к выходу и остановился. И никто из толпы пассажиров не подумал, что эти двое молодых парней в одинаковых серых костюмах — агенты тайной полиции…
— Первым делом едем на место его работы, — сказал Майкл. Кроме того, надо поговорить с дирекцией компании, где служит этот инженер.
— В электрокомпанию, — сказал сержант Честертон, — адрес…
— Не нужно, — сказал шофер такси, разворачивая машину, адрес компании вам скажет любой мальчишка.
«Какой-то он сумасшедший, этот Револьс», — думал Чарли Кноун, идя по набережной. В который раз вспоминал Чарли его быструю жестикуляцию, лихорадочно блестевшие глаза, мертвенно-бледное лицо. «По всей вероятности, это нервное истощение, результат переутомления. А все проклятая конвейерная автоматика! Сколько раз уже говорилось о том, что такая система истощает работников».
Среди своих коллег-актеров Чарли Кноун слыл либералом. Он даже состоял членом профсоюза киноработников, отчего для Чарли проистекали периодически разного рода неприятности, как крупные, так и мелкие. Например, его в самый последний момент хотели отстранить от участия в съемках нового полифильма «Хочу в марсианские джунгли», мотивируя это тем, что Кноуну, мол, не дадут визу для въезда на Марс, где предполагались натурные съемки. И лишь заступничество его давней приятельницы Мэрилин Гринги спасло дело.
Чарли свернул с набережной и углубился в город. Ему не хотелось брать такси. Чарли был взволнован разговором с Револьсом и решил пройтись пешком.
В ушах Кноуна все еще стояла необычная исповедь Катиля.
…- Да, могу тебе признаться: это я убил Парчеллинга. Причем убил его без помощи рук, одним лишь умственным усилием. Постараюсь объяснить. Ты знаешь, конечно, что, когда человек думает, мыслит, в его мозгу возникают биотоки?
— Читал.
— Вот этими биотоками я убил его.
— У тебя что же, есть какой-нибудь усилитель? — спросил Чарли, разом припомнив многочисленные научно-фантастические рассказы на эту тему.
— Нет у меня абсолютно никакого усилителя, — ответил Катиль, — я убил его простым умственным напряжением.
— Ах, вот как, — протянул Чарли, испытав нечто вроде разочарования.
— Да, Гуго Парчеллинг сильно обидел меня. Ну, я же рассказывал тебе, история с автомобилем. Немыслимое бессердечие! Он не хотел отсрочить платеж даже на один день. Машину забрали. Это было последней каплей. Я вдрызг поругался с начальством. Впрочем, последнее имело и положительную сторону: мне дали отпуск, впервые за восемь лет службы у компании. Решил я съездить в Байами отдохнуть и подлечиться: нервы у меня в последнее время сильно пошаливали. Бессонницы, головные боли и прочие прелести. Прилетаю в Байами. И что же? Этот мерзавец Парчеллинг, оказывается, там же! Я остановился во второразрядной гостинице. Всю ночь не мог уснуть: мне все представлялось, как бог карает Парчеллинга, как он казнит его. Видения мои были необычайно ярки!
