Дин Кунц - Душа тьмы
По некоторым причинам я был рад его продолжению. Мне очень не хотелось расставаться с тем обликом, который я принял, и возвращаться в мир, чтобы снова стать человеком.
Шел снег. Волк вел меня через поля к непроницаемой стене тумана, отделявшей эту часть мира от следующей. Большие белые хлопья оседали на наш мех, и мы мерзли, труся рысцой вперед.
Мы бежали след в след, и тут слева от нас запахло чем-то вроде оленя. Мой товарищ кинулся за ним. Я поспешил вдогонку, чуя ветер, снег и запах плоти мелких тварей. И тут увидел, как он прыгает.., приземляется... Воздух задрожал от крика его жертвы.
В этот миг, когда агония разорвала воздух криком и гордость удачной охоты охватила меня, я чувствовал себя больше волком, чем человеком, и опасность стала расти неотвратимо.
Я подошел к собрату и принюхался, глядя, как он рвет мясо. Кровь ударила струей из разорванной артерии, заалев на его темной шерсти. Она стекала по его клыкам, пятнала снег вокруг, застывала на холоде. И запах ее возбуждал.
Я завыл.
Мы вместе сожрали животное, и мой спутник долго смотрел на меня холодными серыми глазами, в которых ничего нельзя было прочесть. Когда мы закончили трапезу, морды у нас были в крови и снег вокруг покраснел от крови, но я не чувствовал отвращения — скорее воодушевление.
Мы вернулись на прежний путь и достигли колеблющейся стены тумана, сквозь которую мне предстояло пройти;
— Хочу вернуться, — сказал я.
— Да? — потрясение выдохнул он.
— Могу я вернуться?
— Чего ради?
— Присоединиться к твоей стае.
— Это глупо, и ты это знаешь. Ты должен идти дальше. Иди.
Он развернулся и побежал обратно, опустив голову, покрывая каждым прыжком несколько ярдов.
Взглянув в вечно серое небо, я ощутил внутри сосущую пустоту и стал разбрасывать снег, докапываясь до земли. Затем ткнулся своим окровавленным носом в снег и перекопал запятнанную белизну. Как мне хотелось остаться здесь навсегда, не заботясь о своей истинной природе и наследии, отправиться за ушедшим волком в его стаю. Ночью мы спали бы в потаенных пещерах, в тепле, и забавлялись со стройными, ладными волчицами, у которых серые глаза и черные, влажно блестящие носы. А днем охотились бы в лесной чаще. Кровь и товарищество — вместе бежать, вместе убивать! Здорово! И я забуду про свинцовые небеса...
Но существовала одна мучительная причина, по которой я должен был пройти сквозь завесу тумана в следующий ландшафт, хотя я и не мог припомнить, какая. Я ступил в туман, напрягся, но не обнаружил опасности, только холодную влажность, и, издав низкое, горловое рычание, прорвался на ту сторону.
Путешествие продолжалось.
Новая секция этой вселенной-в-подсознании походила на Ирландию — каменистая почва, округлые холмы, такие низкие, что не скрывали друг друга из виду, запах моря, отмели, омываемые приливами. У известняковой колонны меня ждал кентавр. Его голову венчали золотые кудри, ниспадавшие на плечи и обрамлявшие мужественное лицо: широкий лоб, глубокие черные глаза, взгляд которых свидетельствовал о стойкости и сильной воле, высокие аристократические скулы, гордый римский нос, тяжелый подбородок. Его грудь и руки бугрились мускулами. Книзу от плоского живота он был черным жеребцом превосходных пропорций.
— Мое имя — Касостро, но ты можешь называть меня Кас, — сказал он.
— Зови меня Симеон, — прорычал я.
— Теперь ты должен принять облик кентавра, — сказал Кас, подойдя ко мне. Его копыта гулко стучали по земле и пару раз высекли искры из булыжников. Длинный хвост развевался по ветру, лениво обмахивая бока.
— Мне нравится облик волка, — сказал я, роя землю. Мои когти скрежетали по камням — я точил их для дальнейших убийств.
— Он чересчур понравился тебе, — сказал Кае. — Это плохо.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, глядя на него своими мерцающими глазами, надеясь этим взглядом пробудить в нем ужас. Но ничего не вышло.
— Ты подвергаешься опасности слиться с тем аналогом, который воплощает твою психическую энергию в данный момент. Хотя такая энергия податлива, со временем прочность облика возрастет, подавляя желание принять иную форму. Пробудь волком слишком долго — и ты обнаружишь, что пойман не только обличьем, но и характером этой твари.
— Ерунда, — возразил я, но не очень убедительно и так невнятно, что лишь подтвердило замечание Каса.
— Ты опровергаешь свои собственные слова.
— Я эспер, — сказал я.
— Ну и что?
— Я знаю толк в таких вещах.
— Но не понимаешь особенностей вселенной подсознания. Здесь хватает ловушек, которые в два счета поймают тебя — да-да, именно тебя, учитывая твое прошлое и твое ментальное состояние.
Я копнул землю.
— Так помоги мне понять, — выдавил я наконец, обуреваемый сомнениями. Мне не хотелось верить его словам. Я предпочел бы бежать, рвать мясо и играть с самками в темноте логова.
— Ментальные ландшафты Ребенка населены лишь созданиями из легенд и мифов. Он много читал об этом с тех самых пор, как выучил буквы, просмотрел сотни кинолент. Это было ему интересно, поскольку он надеялся найти цель более привлекательную, чем та, что связана с христианским мифом о Втором Пришествии, который он относил к себе.
— Но тот волк совсем не мифическое создание, — возразил я. В волчьем обличье говорить по-человечески было нелегко.
— Есть одна тибетская легенда о монахах, превращенных в волков. Это были люди, которые любили роскошь и предали истину своей религии. Они были жадны до женщин, вина, драгоценностей и еды — до всего, что служит для наслаждения. После того как они надругались над детьми, их Бог пришел к ним в обличье демона и предложил им бессмертие в обмен на души. Он учинил им испытание, желая знать, полностью ли они предались злу или есть еще в их душах что-нибудь хорошее. Но все девять монахов с жадностью ухватились за бесконечную земную жизнь, пожертвовав нирваной, вечной жизнью на ином плане бытия. Тогда Бог дал им бессмертие и сокрушил их души. Но дал бессмертие в облике волков, злобных, всем ненавистных тварей, которые не могут познать женщину и вынуждены прятаться в темных логовах, тварей, неспособных ощутить вкус вина или жареного мяса.
— А ты хочешь, чтобы я превратился в кентавра?
— Да. Чем чаще ты изменяешься, тем меньше вероятность, что тебя поглотит какой-нибудь мифологический прототип. А ты, преследуя цель, которой не достичь в человеческом облике, близок к этому.
— Я могу сопротивляться.
— Ты не можешь, — возразил Кае, отбрасывая назад золотистые кудри. — Именно ты, потому что всю жизнь, как и Ребенок, искал в неверной логике мифов оправдание собственному существованию.
