Александр Громов - Первый из могикан
Двускелетный семенит ко мне, предвкушая удовольствие: сейчас моя роль в игре состоит в том, чтобы отнять у него нож-пилу, а его задача — не отдать. Жвалы у несмышленыша мощные, как гидравлический резак. Нож сработан из очень хорошей стали и только потому еще цел. Но у рукоятки вид плачевный.
— Фу, Полкан, фу! Отдай…
Мне удается поймать рукоятку, и мы тянем в разные стороны. Двускелетный сильнее. Мотает башкой, урчит от восторга и пятится. Я юзом еду за ним по полу. Внезапный рывок — и рукоятка выскальзывает из потной ладони. Слабоумное дитятко вне себя от радости — перевернулось на спину и молотит в воздухе лапами, не разжимая, однако, жвал. Вот урод.
— Эй, Кабысдох! На что тебе нож? Верни владельцу.
Он тешится еще минут пять. Затем следует внезапный вздрыг, и я едва успеваю увернуться. Вращающаяся в полете полоса стали совершает воздушное путешествие, проносясь в опасной близости от моего лица, и отскакивает от дальней стены.
Вернул все-таки. Умница. Что я без ножа? Ни постричься, ни побриться, ни ногти обрезать. Лезвие хорошо держит заточку, и не надо просить корабль вырастить для меня наждачный брусок.
Я подбираю нож, а Двускелетный чего-то ждет. Ну чего тебе? Моя—твоя не понимай. Поиграли — хватит.
Его бросок стремителен. При тройной тяжести семенящий бег на коротких лапах — то, что надо. Жираф сразу переломал бы себе ноги.
Клац! Я снова без ножа. Вздрыг — нож опять летит куда-то, а Двускелетный, сомкнув жвалы, тычется в меня головой. Его толчки становятся все настойчивее. Чего тебе, уродец? Никак, хочешь поменяться ролями — чтобы ты, значит, метал, а я, значит, бегал?..
А ведь он точно этого хочет… Апорт, Тим! ^ Ага, сейчас! Еще хвостом повиляю. Уйди.
Не знаю, плакать мне или смеяться. Рыдать от бессилия что-либо изменить или злобно хохотать над чужаками — как опекунами, так и их подопечными. Правда, все это я уже проделывал не раз и не десять. Может, Для разнообразия повыть на Луну?
Нет Луны. Возможно, корабль мне ее покажет, если я попрошу, но ведь рядышком я увижу более крупную горошину Земли. Увижу, зная, что с нею произойдет менее чем через месяц.
И тогда я точно завою. Вот только для корабля мой отчаянный вой ничуть не лучший аргумент, чем шорох мыши или стрекот кузнечика. А разве шум леса мешал кому-нибудь наломать дров?
Двускелетный шумно возится, кажется, собираясь устроить под меня подкоп. По-моему, он не отстанет. Ну что тебе, образина? Все-таки хочешь продолжить игру? Уверен? «Что наша жизнь? Игра!» Не помню, чьи слова, но это о нас с тобой. Понял, уродина? Вижу, понял…
Ага, так я и побежал на карачках… Сам бегай. Ладно, уж так и быть, я принесу тебе нож, но только своим способом. Через Вязкий мир путь ближе. Кому-то он наказание, а мне — краткий отдых.
Там хотя бы тяжесть нормальная.
5
— На ольховом дыму все же лучше, — тоном знатока сообщил Гриша Малинин, подбросив в дымящий костерок охапку колючих, словно рыбьи скелеты, можжевеловых веток. Застреляли искры. Клуб дыма рванулся было вверх, но одумался и втянулся в дымоход коптильни, что от него, собственно, и требовалось. Окутал висящие над жерлом куски мяса.
— А на можжевеловом что, хуже? — спросил дядя Лева и закашлялся, глотнув ненароком дыма.
Никто не поддержал тему. Из десяти человек, греющихся возле нодьи, разложенной на очищенной от снега площадке возле действующей коптильни, тема заготовки мяса интересовала сейчас только Гришу.
— Ну ясное дело, хуже! Хотя, по правде сказать, ненамного. Тут некоторые и на березе коптят, а в ней, между прочим, до Первоматери дегтя. Возгонка идет.
— Ты проверял? — спросил, откашлявшись, дядя Лева и полез тереть заскорузлым пальцем слезящиеся глаза. — Умный больно. Ты химик?
— Чего тут химичить? На вкус не чувствуется, что ли? Ольха нужна.
— Нет ольхи, всю извели. Гурман. Неймется тебе, так сходи за излучину, там ольха еще есть.
— Ага! — обиделся Гриша. — В такую погоду? Мечтаешь, чтобы я заблудился? За излучиной родники и лед слабый. По-твоему, нас слишком много, да?
— А по-твоему, кто-то другой должен идти, потому что ты любишь вкусно пожрать?
— Да нет, я так, — сменил тон Гриша. — Скучно же. Поговорить не с кем и не о чем.
— Тогда спи, — посоветовал дядя Лева. — Хочешь, в землянку иди, хочешь — прямо здесь. За мясом я послежу.
— Надоело спать. После смерти выспимся, а повезет — так в шахте. Чем еще там заниматься?
— Вот там и наговоришься всласть… если взрывная волна тебе свод на голову не уронит. Ты коры, коры побольше в огонь подбрось. Дыма мало.
— Хватит дыма, — простуженным басом сказал Тамерлан. — Дышать нечем. Настоящий городской смог, ей-ей.
— Ха, городской! — немедленно отозвался Гриша и все-таки подбросил в костерок немного тальниковой коры пополам с мелко нарубленными сырыми ветками. — Ты городской смог когда-нибудь нюхал? Так, чтобы настоящий?
— В кино видел.
— Ага, в кино! В историческом фильме небось? Бабское вранье. Не было никогда никакого смога.
— Это почему же не было?
— Потому что миф это древнегреческий! Ну ты сам посуди: вот, скажем, ты оказался у власти. Да-да, именно ты. Или он, или я, или вот они… — Гриша замахал руками, указывая то на дядю Леву, то на Тамерлана, то на Ваню Динамита с Гойко Молотилкой. — Мы что, полные кретины? Нам что, надо всего побольше и даром? И за это мы готовы потравить все на свете и сами дышать всяким дерьмом? А после нас хоть потоп, да?
— Так насчет потопа — это мужик сказал, и как раз облеченный властью. Король вроде.
— Ерунда! Это его шлюха сказала, а она безмозглая была, потому что бургундское тянула, как помпа. Пропила мозги. Ее так и прозвали — Помпа Дура.
— Ты это где вычитал? — поинтересовался дядя Лева.
— Между строк! Уметь надо. Бабы нам врут, и дураки уши развешивают, а умные люди подвергают все сперва сомнению, а потом анализу…
— Может, поделишься опытом, аналитик? — Дядя Лева прищурил глаз. — Обучи методу, а?
— Да запросто! — Разгорячившийся Гриша не почуял сарказма. — О ней вот что написано: уродина, притом костлявая. Померла опять же еще не старой. Умному достаточно: хронический алкоголизм! А тому парню, королю, прямая выгода, коли не брезглив: накачал эту Помпу винищем — и раскладывай ее как хочешь, ей уже все до Первоматери. Он над нею шутки шутил: напоит ее вдрабадан, нальет ей в тарелку вместо супа воды с лягушками, прямо из пруда, так она их ловит и ест — во, думает, какие фрикадельки шустрые… Не веришь?
— Верю, — сказал дядя Лева, пряча усмешку. — Кстати о лягушках. Ты за мясом смотришь, мифотворец?
Гриша потрогал мясо:
— Не, еще рано. Пусть повисит.
