Роланд Топор - Жилец
- Я хочу быть со своей любимой женщиной, - проговорил он, заикаясь и с близкими слезами в голосе. - Теперь мне уже незачем жить.
- Не надо так говорить, - возразил ему Трелковский, перенимая у него манеру использования готовых речевых оборотов. - Вы молоды, вы забудете...
- Никогда! - ответил Бадар, глядя в свой стакан, словно на дне его находилась смертельная доза яда.
- На свете немало других женщин, - провозгласил Трелковский. - Конечно, они не смогут занять ее место, но, по крайней мере, помогут вам заполнить пустоту в вашем сердце. Вам надо куда-нибудь уехать, что угодно делать, встречаться с другими людьми - лишь бы чем-то занять себя. Сами увидите - у вас все снова наладится.
- Никогда! - повторил Бадар и проглотил остатки коньяка.
Из этого кафе они отправились в другое, а оттуда в третье.
Молодой человек находился в отчаянии, и Трелковский не решался оставить его одного. Так они всю ночь переходили из одного бара в другой, и Трелковский изрекал банальные истины в ответ на долгие причитания неутешного Бадара.
С появлением первых лучей солнца Трелковскому все же удалось добиться, чтобы молодой человек немного повременил с самоубийством: Бадар с неохотой согласился пожить еще, по крайней мере, месяц, прежде чем принять окончательное решение.
В одиночестве возвращаясь домой, Трелковский принялся напевать. Он вконец вымотался, был слегка пьян, однако чувство юмора у него не пострадало. Его прямо-таки забавляли почти ритуальные фразы, которыми они с Бадаром обменивались во время своего ночного бдения. Какими сладостно искусственными, фальшивыми они были по сравнению с реальностью, которая каждый раз заставала его полностью неподготовленным и совершенно беззащитным.
Когда он подходил к дому, двери кафе на противоположной стороне улицы только-только открывались. Трелковский зашел внутрь, намереваясь позавтракать.
- Вы живете напротив? - спросил официант.
Трелковский кивнул.
- Я недавно там поселился.
- В той самой квартире, где жила девушка, что покончила с собой?
- Да. Вы знали ее?
- Разумеется. Она каждое утро сюда заходила. Я даже не дожидался, когда она сделает заказ, - сразу приносил чашку шоколада и тост. Кофе она не пила, потому что делалась от него нервной. Как-то она сказала мне, что если с утра выпьет кофе, то потом две ночи подряд не может уснуть.
- Это так, - согласился Трелковский. - От него действительно начинаешь нервничать. Но я уже привык к нему; утром без чашки кофе просто не могу.
- Вы так говорите только потому, что сейчас с вами все в порядке, надменно произнес официант, - но когда что-нибудь случится и вы заболеете, сразу же перестанете его пить.
- Возможно, - кивнул Трелковский.
- Это уж точно. Разумеется, есть люди, которые терпеть не могут шоколад, поскольку он плохо действует на их печень, но она была не из тех. Нет, с ней определенно что-то случилось.
- Не думаю, - произнес Трелковский.
- И все же это нехорошо. Такая женщина, совсем молодая, лишает себя жизни, а никто толком не знает, почему, отчего. Приступ депрессии, ощущение, что с тобой что-то не так - хлоп! - и ты сдаешься. Принести вам шоколад?
Трелковский не ответил. Он снова вспомнил предыдущую жиличку. Выпив чашку шоколада и не заметив даже, что это не кофе, он расплатился и вышел. Поднявшись на лестничную площадку третьего этажа, он обнаружил, что дверь в его квартиру чуть приоткрыта. Брови его в хмуром недоумении поползли вверх.
"Странно, - подумал он. - Я уверен, что закрыл ее перед уходом".
Он толкнул дверь рукой и вошел внутрь. Сквозь шторы одинокого окна тускло просвечивали бледные солнечные лучи.
Впрочем, он не столько расстроился, сколько удивился.
Поначалу подумал было о соседях, потом о месье Зае и, наконец, о Скоупе и Саймоне. Неужели они и в самом деле осуществили один из своих идиотских планов? Он отдернул шторы и осмотрелся вокруг себя. Дверца шкафчика была широко распахнута, а его содержимое раскидано по кровати.
Да, кто-то основательно покопался в его вещах.
Вначале он заметил пропажу радиоприемника, а вскоре обнаружил, что исчезли два его чемодана.
Значит, теперь у него и в самом деле не осталось ничего из прошлого.
Нельзя было сказать, чтобы в этих чемоданах находилось что-то очень уж ценное - всего лишь недорогой фотоаппарат, пара туфель и кое-какие книги. Но, помимо прочего, там лежали его фотографии, сделанные еще в детстве, снимки его родителей и девушек, в которых он был влюблен еще подростком, несколько писем и коллекция сувениров - память о самых дорогих событиях его жизни. Слезы невольно навернулись на глаза, когда он подумал о них.
Он сорвал с ноги один башмак и с силой запустил через всю комнату. Разъяренный жест немного успокоил его.
Кто-то застучал в стену.
- Все в порядке! - закричал он. - И без вас знаю, что шумлю! Только стучать надо было не сейчас, а тогда, когда все это происходило!
Он постарался взять себя в руки. В конце концов, они же в этом не виноваты. А может, преступники и в самом деле стучали, когда его обворовывали?
Что же ему теперь делать? Пожаловаться? Да, определенно это надо сделать - он пойдет в полицию и предъявит официальную жалобу. Он глянул на часы: семь утра. Интересно, они уже открылись? Лучше всего сходить и самому проверить.
Трелковский снова надел ботинок и стал спускаться по лестнице. На площадке первого этажа ему повстречался месье Зай.
- Вы опять всех потревожили, месье Трелковский, - разгневанно проговорил домовладелец. - Так больше не может продолжаться. Все жильцы на вас жалуются.
- Прошу меня извинить, месье Зай, - перебил его Трелковский. - Вы случайно не о вчерашнем вечере говорите?
Его самоуверенный тон застал хозяина дома врасплох.
Тому было явно невдомек, почему его гнев совершенно не подействовал на жильца, что, в свою очередь, вызвало его раздражение.
- Разумеется, я говорю о вчерашнем вечере, - проговорил он. - Вы опять подняли страшный шум. Насколько помню, я уже однажды предупреждал вас, что вы не станете жить в моем доме, если будете действовать таким образом. Однако мне, похоже, придется принять определенные меры...
- Меня обокрали, месье Зай, - снова перебил его Трелковский. - Я вернулся всего несколько минут назад и обнаружил, что дверь моей квартиры открыта. А сейчас как раз собирался пойти в полицию, чтобы составить соответствующее заявление.
Выражение лица домовладельца совершенно изменилось.
От маски жесткой решимости не осталось и следа, однако ее сменила иная гримаса, в которой уже светилась самая настоящая угроза.
- Что вы хотите этим сказать?! - прокричал он. - Мой дом - вполне респектабельное место. И если вы намерены выкручиваться путем изобретения всяких надуманных историй!..
