Михаил Тырин - Заговор обреченных
Он присел рядом с нами, явно настроившись послушать новости. Но Пьеро удивленно посмотрел на него и сказал:
– Ступай, мальчик. Кофе после подашь.
Рассерженно ворча, Жора ушел куда-то в бараки и вскоре вернулся, пряча под одеждой бутылку. Теперь его встретили куда любезнее.
Пили крошечными дозами из консервных банок. Я тоже решился было принять пару глотков, но меня посетил вчерашний приступ отвращения к спиртному, и на этот раз я не смог проглотить ни капли.
Ребята сначала вели разговоры, не имевшие ко мне ни малейшего отношения. Они перебирали общих знакомых, вспоминали какие-то случаи, хвастались друг перед другом боевыми заслугами.
Потом на запах спиртного пришел какой-то тип с забинтованной рукой, потом еще трое. И, наконец, случилось то, чего я боялся. Вовчик начал пересказывать мою историю с «пистолетом». Все громко смеялись, хотя я ничего смешного не видел.
Потом, когда хохот утих, Жора вдруг поскреб лысину и сказал:
– А что вы ржете? Точно такой же случай был: новичок остался один на позиции и увидал четырех обезьян-оружейников. И тоже с перепугу начал на них жужжать таким же вентилятором. Те ничего и не услышали, как шли, так и ушли своей дорогой. А потом ребята поехали – все четыре обезьяны дохлые лежат.
Я при этих словах поперхнулся. Тут же вспомнилось, как Пьеро направлял мне этот «вентилятор» прямо в живот. Мне даже показалось, что внутри что-то зачесалось.
– Мало ли разных баек... – пробормотал Пьеро и тут же проявил преувеличенный интерес к печеной картофелине, которую уже полчаса держал в руках.
– Кстати, помните, пацан у меня был – Андрюха? – продолжал Жора. – Ну, белобрысый такой, щербатый.
– Ну? – кивнул Леха.
– Кончился. В обманку попал на буграх. Они с ребятами там заночевали – так получилось, – а он вдруг будит всех и говорит: в роще женщина кричит. И правда слышно: «Помогите, помогите...» Ему предлагали по приборам проверить, а он говорит, некогда. И пошел один. Пока ребята провода разматывали, он уже там. Догнали, нашли – поздно. Лежит в яме, глаза стекленеют... Завтра его увозят.
Все притихли.
– Зачем, интересно, они покойников наших всегда увозят? – негромко проговорил кто-то. – Закопать бы парня – и все дела.
– Хрипатых тоже увозят, – отозвался Вовчик. – От меня постоянно требуют дохлых обезьян собирать в кучи и сообщать на остров.
– Ну, их-то понятно зачем, – хмыкнул Жора и придурковато улыбнулся.
– Зачем?
– Проверяют, от чего они подохли. Они же по обезьянам смотрят, можно жить на территории или нет. Воздух, микробы, излучение... Обезьяны для того и нужны, чтоб вперед Контролеров пускать.
– Я не знал, – покачал головой Вовчик. – Я всегда докладываю, что все здоровенькие. А если кто подох, беру огнемет и жгу на месте, чтоб не возиться с тухлятиной...
Я прилег, глядя на огонь, а затем взгляд мой переполз на небо. Оно было совершенно черным – ни единой звезды. Мне хотелось увидеть звезды, хотелось найти среди них свое солнце или хотя бы знакомое созвездие.
Мне хотелось представить, что где-то очень далеко по-прежнему стоит Синеводск, и грохочет по вечерам музыка, и море облизывает пляжи, по которым ранним утром бродят похожие на призраков уборщики с пластиковыми мешками...
– Пьеро, – тихо позвал я. – А Земля отсюда далеко?
– Забудь про нее, Серж, – так же тихо ответил Пьеро.
* * *Похоже, ночи здесь были совсем короткими, потому что спал я мало, а когда встал, было уже светло. Я вылез из барака, продирая глаза, и сразу увидал Вовчика. Он сидел на камне и перекладывал какие-то цветные листики.
Я подошел и с немалым изумлением убедился, что он считает деньги. Да какие деньги! Те самые – образца 1961 года с профилем незабвенного Лукича на самых видных местах.
– Коллекционируешь памятники старины? – поинтересовался я.
– Почему памятники? Зарплату вот получил.
– Поздравляю. А ребята где?
– Здесь где-то бродят... Кстати, пришло время помахать друг другу ручкой. За тобой приехали.
– Кто?
– А вон, гляди...
Я развернулся на сто восемьдесят градусов и заметил, что в некотором отдалении между бараками стоит большой ялик с крытым верхом. Там был Жора и еще какие-то ребята, они выгружали квадратные фанерные ящики. Рядом стоял человек в пятнистой форме с погонами полковника. Стоит ли говорить, что это был тот самый полковник, от которого я едва удрал на берегу. К счастью, сегодня он прибыл без кузнечиков.
– Ты все спрашивал, кто такие Контролеры? – проговорил Вовчик. – Вот, гляди, это и есть самый настоящий Контролер.
Даже с расстояния в несколько десятков метров Контролер мне не понравился. Во-первых, я всегда с недоверием относился к мужчинам, у которых задница шире плеч. Ибо это не просто строение скелета, а склад характера.
Во-вторых, мне не понравилось, что он все время потягивается и чешется, как шелудивый пес.
– Слушай, он сюда идет, – с тревогой сказал Вовчик.
– Зачем?
– К тебе, наверно. Пойду-ка я... Нет, стоп. Вот возьми.
Он протянул мне несколько потрепанных червонцев.
– На кой они мне? – сказал я. – У меня дома ими туалет обклеен.
– То дома. А на острове пивка себе купишь или шоколадку какую-нибудь. Ну, я пошел.
Он торопливо зашагал прочь. Я сунул деньги в карман и обратил взор на полковника, приближавшегося неровной прыгающей походкой.
С близкого расстояния он не понравился мне еще больше. На вид ему было лет, может, пятьдесят. Весь он казался каким-то нездоровым, подгнившим, словно прошлогодняя картофелина. Кожа на лице – серая и прыщавая, губы обветренные, воспаленные, глаза неясные и часто моргающие. И все время чешется. И кашляет.
Только зубы оказались белыми и идеально ровными. Но мне подумалось, что они искусственные.
– Вот ты где... – проговорил он. – Третий день ищем.
Я развел руками: извиняй, мол...
– Ты, случайно, не историк?
– Историк? – удивился я. – Нет, я инженер.
– Жаль. Я интересуюсь военной историей вашего общества. Масса вопросов... – Он достал из кармана пятнистой куртки черную дощечку и пробежал по ней пальцами, как по клавишам калькулятора. – Вот, например, никак не могу точно выяснить – Иван Грозный был король или президент?
– Иван Грозный был Генеральный секретарь, – сказал я.
– Ну вот... А мне тут все говорят, что президент. Точно секретарь?
– Зуб даю.
Он складно строил предложения по-русски, но что-то все же выдавало, что он не наш. То гласную растянет больше, чем нужно, то мягкий знак пропустит, то ударение не там поставит.
– Хорошо, – он спрятал свою дощечку. – Ну, где они?
– Кто?
– Люди, которые с тобой в машине находились. Старик и девочка.
– А я тут при чем? Вы их тоже ищете?
