Михаил Белов - Улыбка Мицара
— Верю. — Тарханов пожал руку умирающего.
Силы оставляли астроботаника. Он уходил, погружался в бездонную глубину покоя и мрака, на мгновение открыл глаза ясные и чистые.
— Такая легкость в теле… Я совсем его не чувствую. Мои наблюдения захвати с собой на Землю — они пригодятся потомкам… Хорони меня здесь, в долине. Немного устал, вздремну, пожалуй, а ты посиди…
И закрыл глаза. Больше он их не открывал.
Тарханову вдруг стало холодно, хотя Мицар был в самом зените. Его лучи почти перпендикулярно падали на Лорию. Мимо прошел робот. Тарханов зажал голову руками, поднялся со скамейки и, качаясь, двинулся вперед. Все перед ним кружилось. Солнце, Земля, ковш Медведицы, астроботаник у люка… Он сам проваливался куда-то а пустоту.
Очнулся он, когда лорианский день уже клонился к вечеру. Сделав несколько нетвердых шагов, Тарханов сел на скамейку, чтобы не упасть. До него долетели звуки, напоминающие журчание ручейка по мшистым камням в тихом, уединенном ущелье. Они убаюкивали, уносили куда-то далеко, заставляли тихо улыбаться заново рождающейся жизни на мертвой планете. «Иван Васильевич…» — подумал Тарханов и глубоко вздохнул…
Их было пятеро землян. Остался он один. Он тоже скоро ляжет рядом с товарищами. Что ж, они сделали все, что могли. Только вот Ян Юханен погиб вдали от звездолета, в окружении бледно зеленых шаров. Да, на Лории имелись и такие шары. Но были и другие — они охраняли посадки астроботаника от губительных ураганов.
Тарханов медленно шел по тем тропкам, по которым прогуливался вместе с Иваном Васильевичем. Сколько труда и любви отдал астроботаник, чтобы вдохнуть жизнь в эту мертвую долину…
Началось, пожалуй, это не тогда, когда астроботаник с разрешения Тарханова в первый раз покинул звездолет, хотя, вернувшись через два часа, он с умилением вспоминал свое первое путешествие по незнакомой планете. Началось вечером, когда прилетел кибернетик. Инженер с мрачным видом рассказывал о том, что он видел за время пятичасового облета планеты.
— Мертвая планета, — резюмировал кибернетик. — Ничего живого… Один углекислый газ. Но это, кажется, по вашей части, Иван Васильевич?
— Да, планета мертва, — сказал Тарханов. — В этом вы правы, инженер. Я бы хотел послушать астроботаника.
— Я должен заранее извиниться перед коллегами. Мне придется говорить о самых элементарных вещах. — Иван Васильевич покосился на кибернетика. — Я не думаю, что нам придется бороться с углекислым газом. Углекислый газ Лории — наш вернейший союзник. Давно известно, что в земной атмосфере углекислого газа, который необходим для фотосинтеза, не так уж много. Точнее: имеется минимально необходимое количество для жизни растений. Лория в этом отношении намного богаче Земли. И земные растения при прочих благоприятных условиях должны развиваться здесь в три-четыре раза быстрее, чем на Земле… С вашего разрешения, командор, я с завтрашнего дня приступаю к исполнению своих прямых обязанностей — воссозданию земной жизни на Лории. Верю, здесь зашумят леса!
— Я одобряю ваши намерения, — сказал Тарханов. — Сегодня у нас последний свободный вечер. Завтра каждый займется своим делом. Вам, Ян Юханен, поручаю отремонтировать электронный центр и приготовить звездолет к старту.
Робот бесшумно ходил между столиками, разнося ужин. В салоне запахло чем-то вкусным и домашним. Перед каждым робот поставил тарелку молодого картофеля и торжественно преподнес по три свежих огурца. Все с благодарностью посмотрели на астроботаника: все-таки сдержал свое слово. Много лет назад, когда стартовали с Земли, он обещал в день посадки звездолета на незнакомой планете накормить членов экспедиции ужином из свежей картошки и свежих огурцов. Астроботаник сиял. Один кибернетик не изменил своей привычке — он ел традиционные хлорелловые котлеты.
— Друзья, — Тарханов поднялся из-за стола. — Прошу наполнить бокалы вином… Я предлагаю тост за дружную работу, за мирную нашу планету Землю, которая отправила нас в это далекое путешествие. Будем же достойными представителями Земли в чужих мирах!
Хрустальный звон стоял в салоне.
В этот вечер все было, как на Земле.
А на следующее утро Тарханов проснулся по сигналу «опасность». На пультах и панелях рубки звездолета тревожно мигали огоньки. Стрелки приборов метались. Тарханов включил обзорный экран. Облако из белых шаров оцепило защитное поле звездолета. «Этого следовало ожидать», — пробормотал Тарханов. В космосе шары пытались изменить курс корабля, бомбардировали звездолет радиоактивными лучами. Что же они собираются делать теперь? Шары не колыхались. Казалось, что это клочок тумана, застрявший на вершине сопки; взойдет солнце, и он поднимется в небо и растает.
В рубке собрались все члены экспедиции. Кибернетик, взглянув на скопище шаров, сказал:
— Выстроились в боевом порядке и ждут сигнала, чтобы начать военные действия. Командор, мы первыми должны атаковать неприятеля.
Кибернетик любил употреблять слова военного лексикона. Сейчас он чувствовал себя в своей стихии и, кажется, радовался предстоящей баталии.
Белая «рать» зашевелилась, когда Мицар озарил Лорию своими лучами. Шары как бы по команде строились в ряды. И скоро звездолетчики увидели десятки нацеленных на корабль пик. Остриями они упирались в защитное поле. Длину пик трудно было определить. Высоко над звездолетом, постепенно утолщаясь, они сливались в сплошное белое облако. Теперь они исходили на огромные сосульки, свисающие с потолка. И как только перегруппировка закончилась, сосульки бешено завертелись.
— Защитное поле бурят, — понял Тарханов. И обернулся к кибернетику: — Будете командовать левобортовыми излучателями. — В ответ на удивленный взгляд кибернетика пояснил: Автоматы расходуют много антивещества.
— Смотрите! — воскликнул Антони Итон.
Все повернули головы. В трех местах шаровые буры просверлили защитное поле и, все так же бешено вращаясь, упорно пробивались к корпусу звездолета. Автоматическая служба безопасности корабля ставила новые волновые поля, но и это мало помогало. Новые заплаты просверливались быстрее, чем цельноскроенная защитная одежда.
— Излучатели — к бою, — приказал Тарханов.
Он надел защитные очки и посмотрел на экран. Экран пылал, как будто в глубине его вспыхивали тысячи сверхновых звезд. К концу лорианского дня в рубку влетел сияющий кибернетик.
— Какой фейерверк, а? Готов тысячу лет воевать. — Он возбужденно ходил по рубке. — Командор, сколько здесь этой белой орды! Я захватил десяток шариков и запер их в изоляторе.
С наступлением сумерек шары рассеялись, и ночь в звездолете прошла спокойно. А утром последовало продолжение. Шары прилетали поодиночке и группами, долго кружились, пока не находили своего места, выстраивались и, образовав одно огромное сверло, начинали бурить защитное поле. Защиту корабля Тарханов перепоручил кибернетику, а сам занялся исследованием плененных шаров. Нового ему ничего не удалось выяснить. Каждый шар в отдельности не представлял опасности. Тайну их раскрыть не удалось, хотя Тарханов был уверен, что шары изготовлены из антифотонов. Каким ни фантастичным казалось такое предложение, иного объяснения он не мог найти.
Пять дней излучатели антиматерии сжигали шары. На шестой день они появились разрозненными группами и, покружившись часа полтора вокруг звездолета, улетели. Больше они не появлялись.
Члены экспедиции много спорили о шарах и пришли к выводу, что ими управляют разумные существа. Против этой гипотезы Тарханов ничего не мог возразить, хотя в душе не верил ей. Позже выяснилось, что он был прав. Цивилизация здесь погибла. Остались шары. Они выполняли самые различные функции. Одни воевали, другие защищали от ураганов местную флору, третьи находились в космосе… Землянам удалось собрать и исследовать пятьдесят видов шаров. Цвета у них были разные белые, розовые, прозрачно-голубые… И внутреннее строение у них было разное, если вообще можно назвать внутренним строением небольшие уплотнения самых причудливых форм.
Как и всякое новое явление, шары привлекали внимание ученых. За ними охотились с азартом. Тарханов считал, что, разгадав тайну шаров, удастся разгадать и тайну гибели лорианской цивилизации. Поэтому он не только не запрещал, а всячески поощрял охотничий азарт членов экспедиции, хотя каждый раз призывал к осторожности.
В одной из поездок по планете Тарханов обнаружил на берегу моря бледно-зеленый дворец причудливой архитектуры. Издали он походил на огромную перевернутую колбу. Дворец был сложен из бледно-зеленых шаров. Тарханов настолько заинтересовался этим, что позволил себе подойти к глухой стене, чтобы взять несколько «кирпичиков» для пробы. Не успел он отнять руку от стены, как на него хлынул поток света и музыки. Перед глазами все кружилось. В, ушах звенела мелодия незнакомой музыки. Казалось, что где-то поет тысячеголосый женский хор. Мелодия так вкрадчиво входила в душу, так нежно убаюкивала, что Тарханов невольно расслабился и закрыл глаза. Ему захотелось сесть, и он действительно сел в бледно-зеленое кресло, очень удобное и мягкое. Очевидно, усаживался он не совсем удачно, потому что почувствовал острую боль в правой руке и сразу же пришел в себя. Он лежал у стены возле голубого валуна. Рука была в крови: падая, ударился ею об камень. В планетолете Тарханов сделал себе перевязку и полетел на базу.
