Сергей Лукьяненко - Веер (сборник)
– А он холостой?
– Ага. Он же молодой совсем, твой ровесник будет. Но умный!
Последняя фраза прозвучала обидно, хотя вряд ли Андре вкладывал в нее такой смысл.
– Ясно. – Я задумался. Почему-то я был твердо уверен, что меценат и землевладелец Дитриш – человек пожилой, как минимум в отцы мне годящийся. А тут – ровесник.
Хорошо это или плохо?
Пожалуй, хорошо. Если я решу ему открыться, то чем моложе Дитриш, чем меньше замылены у него глаза, тем легче мне будет.
– Скажите, Андре, а вы ни от кого не слыхали, будто в горах выше поместья господина Дитриша стоит какое-то здание? – спросил я. – Высокое, вроде башни.
Андре помедлил. Снова достал и протянул мне папиросы. Я закурил, уже догадываясь, что ответ будет утвердительный.
– Слыхал. Как не слыхать. Троих людей знал, которые говорят, что ее видели. Да что видели, и сейчас, если на гору посмотрят, видят. Один даже на запад уехал, говорил, «чтоб не маячила».
Я искоса посмотрел на гору. Перекрученный веер бесстыдно сверкал в проглянувшем в прореху облаков солнце.
– Сами вы не видали?
– Нет. Как-то долго стоял, и так смотрел, и эдак. Говорят, красивая такая… – Он неопределенно взмахнул руками. – Только видеть ее могут не все.
– А если пойти в горы, посмотреть?
– Нельзя туда ходить, – резко ответил Андре. – Это каждому известно. Кто в горы пошел – назад не возвращается!
– Почему? Что там опасного?
– Мало ли… – Андре снова обрел флегматичность. – Звери, пропасти. В горах опасно.
– Опасно, но кто-то должен был вернуться. Что за звери, от которых спасения нет?
Возница пожал плечами. Потом сказал:
– Может… может, их железный человек убил.
– Железный человек?
– А ты приезжий, значит?
– Угу.
Андре кивнул.
– С востока?
– Ага.
– И впрямь говорят, что вы там будто на другом острове живете… Ходит тут в горах такой. В два человеческих роста. Из железа. На ходу деревья ломает. Хорошо, вниз никогда не спускается.
– Давно ходит?
– Всегда. – Андре бросил мне поводья. – Тьфу ты, как заговоришь о всяких страстях, так совсем живот подводит…
Он ломанулся в заросли, на ходу расстегивая ремень. А я очумело уставился на гору.
Железный человек? Робот?
Я совершенно не ожидал встретить здесь что-то подобное! Функционалы не используют технику. Особенно такую… научно-фантастическую. Живые дома, порталы… даже какие-нибудь силовые поля – в это верю. В робота, в механического охранника – нет. Сказки, сплетни, страшилки…
– Однажды сам его видел. – Из кустов Андре возвращался повеселев. – Маленький был, ну не совсем чтоб, но дурной. С друзьями пошли в гору ягоды собирать. Ну… выше, чем положено, поднялись. Я малинник нашел, стою, обрываю, больше в рот, чем в корзину. И вдруг грохот, сквозь лес кто-то идет. Я на месте столбом стою. А тут сквозь деревья мелькает… Как человек, только выше. В два раза. – Он подумал. – Нет, не в два, раза в полтора. Я же все-таки пацан был, да и ростом никогда не отличался. Из железа, сверкает весь. И глаза стеклянные такие… – Он беспомощно повел руками. – Как у стрекозы, вот. Веришь?
– Верю, – тихо сказал я. – Если глаза как у стрекозы, то, наверное, верю. Фасеточное зрение, довольно разумно…
– Ты доктор, тебе видней, – кивнул Андре. – Спасибо, что не смеешься. Мне-то не особо поверили. То есть в железного человека верят, а что я видел – нет. Ремня всыпали, да и велели не ходить куда не следует. Я больше никого не знаю, кто б его видел. Те, кто сдуру на гору полез, наверное, видели перед смертью. А меня, я потом так подумал, потому не тронул, что я все-таки малец был. С мальца какой спрос… Башню вот – да, видят некоторые. Я как-то господину Дитришу сказал, что дурь это все. Он засмеялся, хоть и невесело. И сказал, что башня-то есть. Он сам ее видит, только показать никому не может.
– Вот это да, – только и вымолвил я.
Все-таки, похоже, я принял правильное решение. Выслушает меня Дитриш или нет, поверит или прогонит прочь – но он один из немногих здесь, кто действительно может поверить.
Поверить и помочь.
17
Мы всегда склонны недооценивать своих ровесников. Да, нам с ними комфортнее всего, мы слушаем одну музыку, читаем одни книги, работаем (хотя бы поначалу) на одинаковых должностях – в словосочетаниях «молодой инженер», «молодой врач» или «молодой сисадмин» существенно будет все-таки прилагательное. Но вот каких-то великих дел мы от них не ждем. Нам проще смириться с мудростью стариков, опытом зрелых людей или даже гениальностью ребенка. Но наш ровесник – ну как он может совершить что-то значительное, как может пользоваться уважением и любовью больше, чем мы? Это же Колька, Петька, Сережка. Мы с ним в детском саду дрались, в школе хулиганили, в студенчестве оттягивались. Я же его знаю как облупленного, он обалдуй обалдуем, хороший парень, но звезд с неба не хвата… Что? Хватает? Вот прямо так? Его научные статьи во всем мире публикуются, его в Гарвард зовут лекции читать? Да не может быть… меня преподаватели всегда ему в пример ставили…
Наверное, все дело именно в этом. Когда видишь своего ровесника, который пользуется всеобщим уважением, возникает… ну, даже не зависть. Что-то вроде растерянности и сомнения. И невольно думаешь, а мог бы ты сам оказаться на его месте?
Усадьба господина Дитриша, а точнее – рода Дитришей, производила впечатление настоящего семейного гнезда – старого, но крепкого, обжитого до последнего чуланчика, настолько сроднившегося с окружающей местностью, что оно выглядело естественнее гор, лесов и виноградников. Может быть, за это надо было благодарить архитектора, а может быть – время. Время на самом деле лучший архитектор. Оно даже унылый доходный дом способно превратить в жемчужину городского ансамбля. В свое время парижане демонстрации устраивали против Эйфелевой башни, а сейчас без нее Парижа считай что и нет…
Мне предложили войти в дом, сообщив, что Дитриш вот-вот вернется с конной прогулки, или подождать в беседке перед усадьбой. Я скромно выбрал беседку, что, впрочем, не помешало слуге принести мне зеленый чай и тоненькие сигары. Обнадеживающее гостеприимство. Я сидел в увитой зеленью беседке, смотрел на мирный пейзаж вокруг, но взгляд то и дело скользил к башне. Она была теперь совсем близко. Я мог ее рассмотреть во всех деталях и пришел к мысли, что первая аналогия – со скрученным веером – была очень удачной. Представьте себе, что из единого фундамента выстроили из стекла и стали десятка три тонких и высоченных небоскребов, каким-то чудом удерживающихся в наклонном положении. Потом слегка сдвиньте небоскребы так, чтобы они наползали друг на друга. И получившийся полусложенный веер закрутите вокруг оси спиралью.
