Сергей Лукьяненко - Веер (сборник)
Это не просто другой мир.
Это будущее.
Это наше будущее.
Радиоактивные пустыни, горящая земля, затянутое тучами небо, руины городов, окопавшиеся на островах остатки цивилизации – это моя Земля.
Вот он какой, мир функционалов.
– У нас есть целая полка книг на этом языке, – сказала девушка. – И еще на всяких мертвых языках… в спецхране наверху.
Ей явно хотелось притащить сюда гору книг, вывалить (нет, не вывалить – бережно положить на стол) и усадить меня читать. Читать, читать и читать… переводить, объяснять, подсказывать. Что такое гвоздика, что такое сюртук, что такое гламур, что такое дефолт, что такое загрязнение окружающей среды, что такое война, что такое коррупция…
– Может быть, потом, – ответил я на невысказанный вопрос. – Мне бы хотелось… хотелось прочитать что-то по истории.
– Вы откуда? – негромко спросила девушка. Она и так говорила тихо, привыкла к этому среди библиотечных шкафов. А сейчас вообще перешла почти на шепот.
– Издалека. Очень издалека. Не спрашивайте.
Она задумчиво кивнула, словно эти слова ей все объяснили. Поднялась.
– Идите за мной…
Мы прошли рядами книжных шкафов, сквозь тихий шорох страниц – несколько человек выбирали книги, сквозь запахи старой бумаги и свежей типографской краски. Словно в храме какой-то новой религии, где книжные полки вместо икон, а бумажная пыль – вместо ладана и мирры…
– Вот, – сказала девушка.
Я задумчиво смотрел на пустой шкаф.
– У нас нет истории, – сказала девушка. – Это слово… почти и не в ходу. Вам повезло, что я вас поняла.
– Не может быть общества без истории, – сказал я. – Как давно здесь живут люди?
– С сотворения мира, наверное. – Девушка усмехнулась. – У нас тут есть древние руины… Очень древние, им много тысяч лет.
– Тогда я спрошу по-другому. Как давно люди живут только здесь?
– Я думала об этом, – серьезно ответила девушка. Будто я ее спросил, в чем смысл жизни. – Мне кажется, что сменилось много поколений. На материке никто не может жить долго. Даже… даже…
– Люди-над-людьми? – прямо спросил я.
Девушка кивнула.
– Кто вы?
– Я здесь чужак. Позвольте мне не объяснять. Это как минимум опасно.
– Для вас?
– Для меня тоже. Но в первую очередь для вас. Пусть я останусь таким… странным посетителем, задающим странные вопросы.
– Понимаю, – серьезно сказала она. – Это непривычно, но я понимаю. Наверное, потому что я люблю старые книги.
– Кто такие Люди-над-людьми? Правители?
– Нет. Правит императрица.
Она уже не удивлялась даже такому вопросу, начисто выдающему мое нездешнее происхождение.
– А Люди-над-людьми?
– Они иногда приходят. Покупают редкости с материка и учат с ними обращаться. Ничего не приказывают, никого не обижают… если вы об этом.
– Совсем никого?
– Только если пытаются обидеть их. Они… – Девушка помолчала. – Они другие. Мы им неинтересны. Вообще-то они скорее добрые. Могут вылечить любую болезнь… мне рассказывала бабушка: когда-то началась эпидемия, и они принесли лекарства. Могут дать хороший совет. Но они здесь не живут. Мне кажется, им просто неинтересно.
– А кто их пытался обидеть?
Девушка колебалась. Потом сказала:
– Если идти в горы, там будет поместье господина Дитриша. Он богатый землевладелец, меценат… это здание подарил городу он. Я думаю, вам лучше спросить у него.
– Он не любит Людей-над-людьми?
– Он любит знания. Он расскажет вам больше. Если вы ему понравитесь, конечно. Но вы понравитесь.
– Спасибо, – тихо сказал я. – Вы мне очень помогли.
Девушка кивнула и ответила именно так, как я и ожидал:
– Это моя работа. Вы еще вернетесь?
– Не знаю, – честно сказал я. – Не знаю.
– Я хотела бы… показать вам некоторые книги.
– Не знаю, – снова повторил я. – Это зависит не от меня.
Самое плохое в отсталых мирах – это не сортир в виде горшка под кроватью, свеча вместо лампочки и отвар целебных трав вместо таблетки. Самое плохое – это скорость передвижения. Цивилизация сжала нашу Землю вначале до восьмидесяти дней вокруг света, а потом и восьмидесяти часов (будем реалистами и не станем принимать в расчет сверхзвуковые истребители, космические корабли и прочие немассовые транспортные средства). Но сама возможность за десять часов перенестись из Москвы куда-нибудь в Токио, если сравнить ее с поездами, кораблями и повозками, – немыслимое чудо. Но даже если не брать в расчет кругосветных и прочих дальних перемещений. Вы представляете, сколько времени занимал раньше простой выезд семейства на дачу куда-нибудь за сотню километров от Москвы? Если не на поезде, а на повозке? То-то и оно. Так что можно ругать автомобили за ядовитые выхлопы, ужасаться пробкам, но от многих проблем мы избавлены и даже не можем их себе толком представить.
Хотя на самом деле мне повезло. Я не увидел в городе никаких признаков наемного транспорта – ни в виде кебов или карет, ни в виде рикш. Просто ничего! Даже частные повозки встречались редко, я увидел всего несколько легких двуколок. Были запряженные невысокими волами грузовые повозки, встречались люди, невозмутимо едущие на осликах и мулах. Но даже это было скорее исключением из правил. В основном все полагались на свои ноги.
Двинулся пешком и я, благо дождик прекратился, но облака давали приятную тень. За час пересек весь город и оказался на дороге, уходящей в гору, к поместью землевладельца Дитриша.
Тут моя решимость немедленно встретиться с любителем знаний дала трещину.
Я смотрел на проселочную дорогу, уходящую в горы, на полускрытый облаками небоскреб. Стоит ли вот так… резко. Не пообедав. Не отоспавшись хотя бы в снятом на неделю номере. А вдруг снова ливень пойдет? А вдруг облака сдует, и начнет печь солнце? Поговорить, разузнать, экипироваться… С библиотекаршей можно еще пообщаться, хорошая девчонка… Некстати, а может, и кстати, вспомнилось, что у Коти раза три были подруги-библиотекарши и, по его словам, все они были натурами романтичными, страстными и влюбчивыми. Наверное, соседство с книгами так сказывается…
– Далеко путь держите?
Поскрипывающая бричка, едущая из города, приблизилась как-то удивительно незаметно. Ее хотелось назвать именно бричкой, было в ней что-то польское или украинское: плетеный верх, наполовину закрывающий возок, какая-то европейская сельскость… Да и немолодой возница – крепкий, красномордый, усатый – в Восточной Европе выглядел бы своим. Правда, на нем был серый потертый сюртук, синяя рубашка с глухим воротом, широченные коричневые штаны и совсем не вяжущиеся с такой одеждой лаковые черные ботинки, но как только не одеваются люди в сельской местности.