Владимир Лещенко - Идущие сквозь миры
Хотя что такого особенно страшного могло грозить мне здесь, в этом мире?
Тут все было как будто похоже на мир, где я родился. И одновременно почти все было другим.
Корабельный штурман назывался пилотом, а летчик — штурманом (самолеты тут изобрели в Голландии).
Англия, всегда бывшая самой заурядной страной, была уже лет триста с лишним как республикой, во главе которой стоял лорд-протектор, а во Франции до сих пор правили короли (на данный момент — королева). Королева правила и Ирландией.
Италия являла собой своего рода федерацию мелких республик и монархий, возглавляемую тремя консулами, избиравшимися на год. Один представлял республики, еще один — королевства и герцогства, а третий назначался римским папой. Мальтой до сих пор управлял великий магистр Ордена госпитальеров.
На месте Китая было пять государств — от Маньчжурии на севере до Тибета на юге. Индия никогда не была колонией европейцев (до сих пор там у власти кто-то из Великих Монголов). А Японские острова были разделены на два примерно одинаковых государства — империю Ниппон на севере и христианское королевство Рюкю на юге, со столицей на Окинаве, которому принадлежал также и Тайвань, именовавшийся здесь Формозой.
В этом королевстве имелись, кроме короля, еще и графы, маркизы и бароны, а также кардинал Японский и Формозский. Один японец еще в прошлом веке даже был выдвинут на должность папы, но, естественно, не набрал голосов.
Кстати, шестьдесят с лишним лет назад Ниппон и Русская держава воевали, после того как поклонники Аматерасу высадили десант в Корее, но, в отличие от знакомой мне истории, захватчики были с позором вышвырнуты с материка, а их флот пущен ко дну.
Вторым по величине государством мира была Португальская империя, включавшая территорию Бразилии — просто кто-то из королей перенес столицу государства на Американский континент.
На месте Штатов и Канады — целая куча испанских, голландских, скандинавских, ирландских, французских и даже индейских государств.
Впрочем, довольно о местной истории и географии.
Скажу лишь, что это было далеко не самое худшее место, где я мог оказаться.
Тем более что именно ему, видимо, суждено стать для меня домом на всю оставшуюся жизнь.
Мирный, благополучный, спокойный континуум. Ни атомного оружия, ни тяжелых стратегических бомбардировщиков, ни отравляющих газов. Последняя большая война, которая могла бы претендовать на звание мировой, произошла восемьдесят пять лет назад. Единственная сверхдержава — та, в которой я живу, — давно уже не озабочена новыми завоеваниями или химерой мирового господства.
О террористах и наркомафии тут и слыхом не слыхивали. Тишь да гладь, одним словом. И признаться, мне не очень весело осознавать, что когда-нибудь — через тридцать, пятьдесят или даже сто лет — это спокойствие неизбежно будет взорвано ходом истории. Потому что все хорошее рано или поздно кончается.
Заперев дверь и поставив дом на сигнализацию (это полезное изобретение было знакомо тут уже лет пятьдесят), я вывел автомобиль из гаража. Не дорогую шведскую «скандию», конечно, а «стриж» шестой модели.
Мария в горностаевой шубке поверх жутко декольтированного платья уселась рядом, и мы выехали на пустынное шоссе, идущее к Полоцку. Уже через двадцать минут «стриж» пересек городскую черту.
Автомобиль двигался мимо церквей, вовсе не похожих на те, которые еще стояли у меня на родине, мимо овеянной жуткими легендами Псковской башни, где в течение трех веков пытали и казнили преступников и в подвалах которой людей умерщвляли голодом. Мимо широкой лестницы, ведущей к Коронной площади, — две сотни крутых ступенек ижорского синего гранита. Мимо особняков и дворцов, окруженных садами.
Мимо банков и ювелирных магазинов, мимо правительственных зданий, построенных еще в позапрошлом веке…
Все-таки хороший город Полоцк — столица Державы Русской. Почему ею стал именно Полоцк? А чем он хуже всех других русских столиц (даже я знаю семь в пяти мирах)?
За прожитое здесь время я, разумеется, наизусть выучил все исторические места столицы. Вот на этом самом месте, на площади перед Немецкими воротами, когда-то в железной клетке и ошейнике был выставлен последний великий магистр Тевтонского ордена. И еще долго вороны клевали его мертвое тело. Холм Королей — на нем во время Второй Северной Войны нашли свой конец два короля, польский и шведский, разорванные на куски пущенной с башни Коронного замка пятипудовой бомбой.
Девичий дворец — тут царь Сидор I три с половиной века назад содержал свой гарем и тут же был заколот женихом похищенной им княжны Трубецкой, прямо в спальне, буквально на очередной красотке.
Главная магистраль города — проспект Ольгерда V, в конце которого взору открывается Полоцкий Кремль, построенный из темно-багряного кирпича.
У кинотеатра на перекрестке улиц Довмонта Великого и Александра Невского я притормозил — там как раз шел мой самый первый фильм, «Крылья Хорова». На афише была изображена длинноволосая брюнетка в кожаной мини-юбке и кольчуге, державшая короткий меч, а на заднем плане — нефритовая статуя оскаленного чудовища (помню, художники измучились, подбирая подходящую по цвету краску для декорации). Главную роль той самой брюнетки в нем сыграла моя тогда еще будущая жена.
Фильм этот, несмотря на кассовый успех, я считал своей неудачей — до последнего момента я был убежден, что сценарий, годившийся, как я думал, разве только для дефективных детей, будет выброшен в корзину. Но, к моему величайшему удивлению, сценарий был с восторгом принят, фильм снят и по-прежнему, хотя прошло два года, был любим жителями страны, которую судьба отвела мне в качестве новой родины.
А страна эта и жизнь в ней были недостижимой мечтой для миллиардов людей из многих и многих — самых разных — миров.
Тихая, спокойная и вместе с тем — богатая и сильная. Политики — ровно никакой. Великие свершения уже давно свершены, и их плодами можно благополучно пользоваться. Нынешнему монарху далеко за семьдесят, и о своем существовании он напоминает только очередными указами о награждениях. Должность председателя парламента, Великой Рады, была чисто номинальной, и ее занимал старейший из депутатов. Министры тоже подданным не докучали. А за дневную зарплату дворника можно было купить половину молочного поросенка, и на выпивку кое-что останется.
Помню, как я впервые попал сюда, в этот город. Дело было зимой, незадолго до Рождества.
Всю ночь тогда я бродил по ярко освещенным улицам без цели и смысла, смотрел на гуляющую публику, на детей, играющих в снежки, смотрел на разноцветные окна, откуда слышалась музыка… И нестерпимо хотелось плакать от тоски. Тогда я, наверное, еще не излечился от лихорадки странствий, еще не смирился и видел в этом мире только комфортабельную тюрьму, из которой вряд ли вырвусь.
