Владимир Лещенко - Идущие сквозь миры
Марите много раз заявляла, что не понимает, как я могу предпочесть свежему морскому ветру и стремительному бегу под парусами валяние в безделье на травке.
Разумеется, ей было невдомек, что моря, ветра и парусов за последние семь лет я хлебнул более чем достаточно, а вот того самого, нелюбимого ею ленивого покоя не набралось бы и полугода.
К тому же вместе с нами отдыхать отправлялись ее многочисленные друзья и родные, наперебой изводившие меня восхищенными охами и ахами по поводу моего умения управлять яхтой.
Было особенно непереносимо, когда вся компания требовала, чтобы я вышел в море в свежую погоду. И пока они радостно визжали, когда очередной вал подбрасывал нас высоко вверх, я, про себя матерясь и утирая с лица ледяные брызги, всеми силами старался не дать «сапфиру» стать бортом к волне.
— Яхта дорого обходится, — опять фыркнула она. — А вспомни, сколько ты тратишь на секретаршу! — Марите даже не думала скрывать своего раздражения. Причина тут, конечно, была не в деньгах: мне пришлось сменить за неполных полтора года нашего брака уже двух стенографисток, по мнению жены слишком молодых и красивых. — Сколько раз тебе говорила — купи магнитофон.
Я промолчал. Что тут сделаешь? Объяснить ей, что магнитофон тут не поможет, я был бессилен. А обсуждать денежные вопросы не любил тем более.
Однажды Марите истратила почти половину своего гонорара на какой-то необыкновенный кулон с бриллиантами и сапфирами как раз в тот момент, когда наш почтовый ящик был забит неоплаченными счетами. Я тогда промолчал: в конце концов, это ее деньги.
— Так все-таки, что тебе твои герои плохого сделали? — спросила жена чуть погодя.
— Да ничего. Просто… надоели хеппи-энды, — задумавшись, пробормотал я.
— Хе… что?
— Хорошие концы. Хеппи-энд — в переводе с английского: счастливый конец.
— Вот уж не думала, что ты знаешь английский, — пожала плечами Мария.
— Я его изучал в школе.
Новое пожатие плечами:
— Надо же! Кому нужен язык этого заурядного островка? Ничего из себя не представляют, вон, даже от ирландцев им досталось, а туда же! У них даже поэзии нормальной нет — только и темы, что драки да пьянство. Один Шекспир чего стоит! А этот их ужасный футбол?! Кстати, я на днях очень удивилась: оказывается, во Франции — нет, ты подумай, во Франции! — появилась своя футбольная команда!
Последние слова заставили меня расхохотаться. Невольно припомнилось, как в тот год, когда я покинул свой мир, французы раскатали нашу сборную на чемпионате мира со счетом восемь-один.
— Вот именно — смех и только! Франция, с ее великой утонченной культурой, и футбол! Надеюсь, долго это не продлится, иначе я буду плохо думать о французах. На месте их королевы я бы эту игру запретила! Под страхом публичной порки, вот так!.. Кстати, ты не забыл? Мы же собирались съездить в город! — Сообщив это, супруга поспешила меня покинуть.
Я начал просматривать сегодняшнюю почту. Первую дюжину писем составляли уже упоминавшиеся моей женой всевозможные проклятья по поводу зверской расправы над Лаяной и требования воскресить ее, хотя бы с помощью самого Адримана.
В послании со штампом Вышневолоцкого университета какой-то профессор упрекал меня, что в своих фильмах я проповедую антинаучную гипотезу о существовании Атлантиды, тем самым вводя в заблуждение юные неокрепшие умы.
Было довольно трогательное письмо с Аляски, от клуба (здесь говорили — товарищества) поклонниц женских персонажей моих фильмов. Они занимались стрельбой из лука, конным спортом, фехтованием, разнообразными единоборствами, а самые храбрые даже летали на планерах (в «Багряной скале» Лаяна с Лайли и Мраком бежали из крепости злого чародея на самодельном дельтаплане). К письму было приложено цветное фото членов клуба, которое я предпочел побыстрее спрятать в ящик стола. С учетом того, что почти половина девчат была одета в костюмы, скопированные с одеяний их любимых героинь, вряд ли фотография вызвала бы восторг у Марите.
Что делать — моя жена хотя талантливая и добрая, но капризная и взбалмошная особа, к тому же не ревнующая меня разве что к одним только соснам, окружающим наш дом.
Таких писем я получаю много и, наверное, еще больше получу. Все-таки, как ни крути, а я успел уже давно стать знаменитостью. Не звездой, конечно, — тут мне далеко до жены.
Но фильмы по моим сценариям как-никак показывают, и деньги за это хоть и не такие большие, как хотелось бы, а капают.
Как все-таки странно: в своей жизни, в детстве да и позже, я кем только не мечтал стать — летчиком, космонавтом, великим изобретателем, гонщиком, знаменитым джазменом. Но никогда — торговцем, моряком или киношником. Но именно это осуществилось.
Да, с моей биографией поневоле сделаешься философом!
Я отодвинул декоративную панель на стене над столом — наивную защиту от воров — и занялся спрятанным за ней сейфом. Это вошло у меня в привычку — проверять его содержимое регулярно, и на то была причина".
Вставив ключ в третью по счету скважину — две другие намертво блокировали замок — и набрав код из букв и цифр, я открыл сейф.
На верхней полочке лежал шестнадцатизарядный «Арктуро» с клеймом Миланской оружейной фабрики — медвежьей головой. Он полагался мне как судовладельцу. На нижней лежала нетолстая пачка денег, папка с документами (бумаги на дом и договоры со студиями), коробка малокалиберных патронов для «Ласки» — крошечного дамского револьверчика (в последнее время Мария завела привычку всюду таскать его с собой). Тут же стояла шкатулка с украшениями. Не самыми дорогими — те хранились в нашем банковском сейфе.
Но не золотые цацки, которых за прошедшие годы через мои руки прошло немало, и тем более не оружие интересовало меня.
Там, среди запонок и цепочек, лежал темный золотистый кристалл, заключенный в строгую стальную оправу. Вытащив его, я осторожно сжал его в ладони и закрыл глаза. Ничего не произошло. Выждав минуту, я положил его обратно.
Помню, как-то мы тоже собирались на очередной светский прием, и я застал жену перед зеркалом, примеряющей Застывшее Пламя. Я еле удержался, чтобы не кинуться к ней и не отобрать бесценный камень, но в последний момент сдержал себя: не хватало еще привлечь ее внимание к этому и без того странному украшению. Весь прием я сидел как на иголках, боясь, как бы она, не дай бог, не потеряла его или как бы он не ожил в ее руках. К счастью, все обошлось, и больше моя жена его не надевала. Должно быть, слишком скромное украшение ей не понравилось.
После этого случая я вновь подумал о том, что кристалл надо спрятать понадежнее, но опять ощутил странную, иррациональную боязнь расстаться с талисманом Древнейших надолго. Словно бы это грозило мне чем-то страшным.
