Орда встречного ветра - Дамазио Ален

Тальвег и Караколь были всего в километре от лагеря, они, кажется, нашли подходящую платформу для укрытия на хребте и притаптывали ногами снег.

Раскаты загрохотали с такой силой, что мои сигналы больше были ни к чему, все и так всё слышали. Но я поднял красный флажок и загудел длинный протяжный сигнал тревоги. Волны оповещения раскатились по всей поверхности кратера, и мне стало не по себе от этого почти медного, тяжелого звука, но я должен был предупредить остальных, дать приказ идти в укрытие. Сию же секунду. Я подхватил рюкзак и рванул наверх купола. Ветер внезапно усилился, я бросил рюкзак вниз со склона, прямо к Кориолис, что смотрела на меня в панике: «Где Ларко?», я снова уставился в подзорную трубу, навел ее на Тальвега с Караколем, и стал дуть в рог, что есть мочи, задыхаясь, и сам того не замечая, я дул, разрывая свои легкие, прячьтесь, в укрытие, ложись!

x

Первый шквал — сплошной блааст силой в 8–9 баллов — задел меня в траншее. Я стояла на коленях с ротофрезерным станком в руках, теряющим мощность оборотов. Я наклонила голову к земле и подождала, пока пройдет волна, затем снова вскинула на плечо станок, подставив отверстие инструмента под поток, подождала, когда сожмется воздух, и снова нырнула в траншею. Станок проделал еще тридцать сантиметров в толще снега и льда. Теперь можно было держаться на корточках. Аэросферическое давление изменилось очень быстро. Воздух начал становиться жидким. Я вдохнула последний глоток ледяного воздуха, замедлила сердцебиение, и подготовилась задержать дыхание. Новый поток еще не начался, и я рискнула выглянуть из своего укрытия. Обомлев, я увидела, что Караколь и Тальвег бегут ко мне! Они не успели вырыть

нишу для укрытия, и теперь были в восьмидесяти метрах от меня. Я тут же схватила станок, воздух был бледно голубой, у меня было секунд двадцать, и металл вгрызся в стенку льда. Нужно было расширить траншею как можно быстрее, чтобы мы могли поместиться втроем…

)

Началась новая, ни в чем не походившая на предыдущую фаза извержения. На этот раз не было ни лавин, ни выбросов твердых пород, а только ветер, чистый ветер, так мне во всяком случае в начале показалось с места, где я находился, но до того, по слуховым и визуальным ощущениям жидкого потока, поднимающегося по стенкам кратера, я понял, что происходит на самом деле. Они были метрах в сорока от укрытия Ороси, не более. Тальвег, ослепленный метелью, бежал впереди. Тело его содрогалось от налетавших порывов, и он старался держаться внутренней части кратера, в страхе, что его унесет в бездну по ту сторону хребта. Караколь шел, запрокинув голову вверх, и, казалось, даже не торопился — и в этот миг ветер вошел в свою седьмую форму.

¿'

Воздух, скажем прямо, чтобы сразу прояснить ситуацию, перейти через черту и не оставаться на поверхности вещей, становился действительно жидким — не как вода, прошу заметить, и даже не как дождь в тоскливый шунский день в тени на берегах Лапсана, он становился жидким, словно жидкий воздух, именно так, а значит, был скорее холодноват, так как в минус двести с чем-то градусов дышать становится тяжеловато полной грудью, так сказать, разве если кто решит внутри себя отлить нагрудник из чистого стекла, а, кстати говоря, чем плоха идея? Но в общем-то меня особенно все это не смущает, как автохрону мне скорей грозит замедление тайком, в груди —

давай, встряхнись, Тальвешка, подвигай хоть ушами, чтоб продолжить этот фарс, дыши еще, дыши… А хочешь дам прием от аэромастеров: «Дыши, как на одном дыхании…»

x

Пошел отток, за ним второй. Я выглянула из укрытия и подняла визор на шлеме. Тальвег был от меня всего лишь в пятнадцати метрах, но мне потребовалось какое-то абсурдное количество секунд, чтобы понять, что он больше не двигался. Правая его нога была впереди, торс наклонен вперед, а лицо выражало непоколебимую решимость. Но он в буквальном смысле остекленел. Я вдруг услышала, поняла именно по звуку, что на нас со дна кратера движется залп высокой плотности. От исходивших от него волн, сотрясающих воздух, тело Тальвега взорвалось на мелкие осколки и разлетелось по ледяным просторам.

Караколь был по-прежнему жив, он шел, пританцовывая по линии хребта мне навстречу. Он ступил шаг, затем другой, легкий, невесомый, и его лодыжки вдруг растворились в воздухе, а вместе в ними куда-то исчезло и плечо, и фрагменты лица, словно стертые ветром, за ними бедра, почти целиком, и вот он вышел из своей одежды, что осталась болтаться у него за спиной на ветру, словно наконец решил пройти сквозь нее… Он быстрым и легким скачком приблизился ко мне, он был всего в пяти метрах, у него почти исчезло тело, но это все еще был он, я видела это по лукавому взгляду, по складке не сходящей с щеки улыбки, по живой копне светлых кудрей, что еще цеплялась за человеческий облик, который он принял и так долго берег. Но под ним теперь виднелись все тайны восхитительной архитектуры ветра, что была его остовом все эти десятки,

а может даже сотни лет. Теперь можно было рассмотреть все мощнейшие витки мускулов, струящиеся голубые тубусы костей, которые вдруг лишились внутренней подвижности, необходимой скорости, чтобы сомкнуть виток ускорения, что делал их компактными — это было уникальное и совершенно немыслимое зрелище, он умирал, и ему, очевидно, совершенно не было больно, он не страдал, казалось, он просто устал от загустения крови, словно больше был не в силах выносить то жуткое замедление, которое вдохнул в него жидкий воздух, и что, наверняка, затронуло всю живость разума, утяжеляя весь нечеловеческий блеск его ума, оставив после себя там, где только что находилось его лицо, лишь светящийся виток, что еще долго сиял ультрамарином, пока линейный ветер не разметал его с отвратительной жестокостью.

— Брось, Ларко, брось клетку!

— Там медуза внутри!

— Брось, тебе говорят, тебя вместе с ней сейчас унесет!

≈

 Он не хотел возвращаться с пустыми руками, хотел выйти молодцом. Но клетка тянула его вверх, отрывала от земли, как бы он ни сопротивлялся.

— Сов, помоги мне!

Ларко ни в какую не хотел бросать клетку, я хваталась за него, как могла, но его то отрывало от земли на метр и швыряло вниз, то снова поднимало в воздух, то тащило по земле. Со щупальцев медузы, через прутья, стекала жидкость. Медуза была еще жива и то всасывала воздух, то выпускала его…

— Сов!

Ларко намотал веревку вокруг руки и тянул изо всех сил, не слушая меня.