Альфред Ван Вогт - ФАТА-МОРГАНА 2 (Фантастические рассказы и повести)
Буслей бросился было с револьвером в руках на палубу, но двери его каюты были забаррикадированы снаружи.
Только через час Буслею удалось освободиться из заключения, прорубив ход в соседнюю каюту.
В коридоре он встретил мрачного второго боцмана.
— Что случилось? — спросил Буслей.
Боцман махнул рукой.
— Где капитан?
— Нет капитана, — хриплым голосом вымолвил боцман. — Помер. В меня стрелял. Джони Люкса ухлопал… А потом и ему самому каюк пришел. Так ему и надо, собаке. Э, все там будем.
— Вы убили капитана?! — вскрикнул Буслей.
— А вам какое дело. Молчите вы. А то и вам каюк будет.
И, резко повернувшись, отошел прочь.
Буслей вскоре узнал, что во время бунта, который разразился на судне, кроме капитана и Джони Люкса, погиб еще один матрос, свалившийся случайно за борт. Теперь на судне оставалось четверо матросов, повар Джорджанэ, боцман и Буслей.
Матросы словно обезумели. Они по целым дням пили без просыпу виски, и результаты пьянства не замедлили сказаться: два матроса поссорились, и в драке один зарезал другого.
В этот день в капитанскую, где по целым дням сидел Буслей, вошел боцман.
— Вот что, сэр, я пришел повиниться. Капитана-то, верно… я ухлопал.
— Вы убили Смитса? За что?
— Обезумел, сэр. Все мне казалось, что он, капитан, во всем виноват. Ну, говорю же, с ума сошел я.
— А теперь?
— Теперь я пришел в себя. Вижу, нет мне прощения. Капитанто Смитс ни сном ни духом не виноват был. Такая, знать, судьба… Ну и вот, принес я вам револьвер.
— Зачем это?
— Прошу я вас, сэр, покончите вы со мной. Застрелите меня, как последнюю собаку. Потому что я этого заслужил.
Но Буслей, вырвав револьвер из рук моряка, швырнул его под койку.
Боцман постоял, повздыхал, потом вышел, из каюты. Пять минут спустя на палубе раздался выстрел.
Когда Буслей выбежал туда, на защитой кровью палубе лежало огромное тело застрелившегося боцмана. Около трупа стояло трое матросов.
Буслей распорядился сбросить тело боцмана в воду и замыть кровь на палубе. Выбежавший из камбуза Джорджанэ первым принялся за дело.
— Пожалуйста, синьор, — обратился он к мертвому боцману веселым тоном. — Позвольте отправить вас на новую квартиру. Вот так. Гоп-гоп!
И, когда тело самоубийцы гулко шлепнулось в воду и навеки скрылось под водорослями, итальянец засмеялся странным, ненормальным смехом, а потом пустился приплясывать.
— Весело, ох, как весело! — кричал он, захлебываясь и напевая какую-то бессмыслицу.
— Свяжите его! Он сошел с ума! — крикнул ошеломленным матросам Буслей.
Те нерешительно двинулись по направлению к Джорджанэ, продолжавшему распевать что-то во все горло.
— Э, шалишь, — засмеялся он, увидев подходивших матросов. — Вы хотите избрать меня сенатором и президентом? Но ваше дело не выгорит. Не смейте прикасаться ко мне! Иначе я… Гоп-гоп!
Он вскочил на перила, побалансировал там несколько секунд, потом ринулся за борт.
Еще одну жертву взяли неумолимые саргассы…
Шли дни, монотонные, однообразные.
Матросов Буслей почти не видел. Иногда только, выходя в поисках провизии, он наталкивался на кого-нибудь из них.
Как-то два дня подряд Буслей видел одного из матросов: тот лежал поперек коридора, не меняя позы. Буслей приблизился к лежавшему, тронул его. Перед ним был уже начавший разлагаться труп.
Буслей побрел по всему судну. Надо было найти двух остальных матросов, чтобы при их помощи выбросить с судна труп умершего. Но отыскать удалось только одного, да и тот был в ужасном виде. В припадке белой горячки метался он по большой, матросской каюте, катался по полу, падал, разбивался, поднимался, весь окровавленный, и плакал, как ребенок.
С трудом Буслей поднял труп умершего матроса и выбросил его за борт. На другой день на пароходе стояла могильная тишина: последний из оставшихся еще матросов повесился, и его обезображенный труп также был сброшен Буслеем в водоросли.
Прошло еще несколько дней.
Оставшийся единственным обитателем судна, Буслей жил на пароходе странной, кошмарной жизнью. В сущности, он чувствовал себя здоровым, сильным и крепким, но им овладело полное безразличие ко всему.
Автоматически он просыпался по утрам, разыскивал в кладовых парохода какую-нибудь снедь, насыщался, потом выбирался на палубу и по целым часам сидел там, тупо глядя на расстилавшееся вокруг «Лидса», сплошь заросшее водорослями, пространство моря. Мысль работала сонно, тупо.
На ночь Буслей уходил в свою каюту, старательно баррикадировался, ложился на койку и засыпал мертвым сном.
Однажды днем ему под руки подвернулось маленькое зеркало. Машинально взглянул он в зеркало и не узнал себя: на него глядело совершенно незнакомое, грязное, несколько обрюзгшее лицо, заплывшее жиром, голова почти сплошь была покрыта седыми волосами…
— Но… но неужели это я? — хриплым голосом вымолвил Буслей. — Черт знает, что такое! Надо бы побриться, что ли.
И опять потекли дни сонной чередой.
27 сентября 1911 года, с палубы шедшего в Вест-Индию французского парохода «Вилльфранш» заметили блуждавшее по морю судно — большой грузовой пароход. Снасти парохода были в порядке, на палубе же не было видно ни души.
Капитан «Вилльфранша» заинтересовался встречей, стал подавать сигналы, но никто на них не отвечал. Тогда он распорядился спустить бот и попытаться осмотреть загадочное судно. Бот благополучно добрался до «морского бродяги», кое-кто из матросов вскарабкался на палубу «Лидса».
Там матросы нашли единственного живого человека. Это был Джеймс Буслей.
Он казался помешанным, не понимал самых простых вопросов, обращенных к нему, то плакал, то смеялся. Пугался, при малейшем стуке забиваясь в угол.
Буслея перевезли на борт «Вилльфранша» и поместили в судовом лазарете, отдав на попечение пароходного врача, который определил, что Буслей находится в состоянии полного истощения от продолжительного голодания.
Осмотр «Лидса» показал, что судно находится в сравнительно сносном состоянии, почему «Вилльфранш» взял его на буксир и благополучно привел в Вест-Индию, получив за это законную премию от владельцев «Лидса», которые считали судно безвозвратно потерянным, — ведь «Лидс» исчез больше года назад.
Буслей через несколько недель пребывания и лечения в лазарете оправился настолько, что смог вернуться в Лондон и снова приняться за свою обычную литературную работу.
Много раз, и власти, и журналисты, и просто знакомые обращались к нему с вопросами, прося рассказать, что именно пережил «Лидс» и что видел, живя на его борту, Буслей.
