Аластер Рейнольдс - Город Бездны
– Допустим, вы Кагуэлла. – Голос у него был высокий, как у ребенка. – Мои люди убили вашу жену. Вот еще одна причина попытаться убить меня, чего бы это ни стоило.
– Жену Кагуэллы убил Таннер. По сути, он пытался ее спасти, но это ничего не меняет.
– И все-таки, кто вы? Кагуэлла?
– Наверное, я когда-то был Кагуэллой. Теперь его не существует. – Я мрачно посмотрел на экран. – И, честно говоря, сомневаюсь, что его кто-то оплакивает.
Рейвич брезгливо поморщился.
– Кагуэлла лишил меня семьи, – сказал он. – Продал оружие, которым убиты все, кого я любил. За это я с радостью отправил бы его на пытку.
– Смерть Гитты причинила бы ему больше страданий, чем ножи и электроды.
– В самом деле? Он действительно так любил ее?
– Не знаю. – Мне пришлось покопаться в памяти, чтобы ответить: – Этот человек был способен на многое. Я уверен лишь в одном: Таннер любил ее не меньше, чем Кагуэлла.
– Итак, Гитту убили. И что почувствовал Кагуэлла?
– Лютую ненависть. – Я снова видел камеру с белыми стенами – она постоянно маячила на периферии сознания, словно кошмар, не рассеявшийся при пробуждении. – Он возненавидел Таннера.
– Если не ошибаюсь, Таннер остался в живых?
– Только отчасти. Причем это не та часть, которую мы считаем человеческой.
С минуту Рейвич молчал. Наш разговор явно производил на него угнетающее впечатление.
– Гитта… – проговорил он наконец. – Она единственная ни в чем не виновата. Верно? Она единственная не заслужила того, что с ней случилось.
С этим было невозможно поспорить.
* * *В широкой полости «Убежища» было мглисто, как в обесточенном городе. Но в отличие от полутьмы, царящей в Городе Бездны, этот сумрак был создан специально – приложили руку группировки, претендующие на статус постоянных арендаторов. У жителей анклавов весьма своеобразные представления о том, какой должна быть среда обитания. Внутренняя часть «Убежища» была безвоздушной, хотя здесь, возможно, сохранялись следы газов. По стенам сплошь герметичные постройки без окон, соединенные трубопроводами, похожими на клубок внутренностей. Единственным источником освещения были тускло мерцающие трубы. Если бы не моя способность видеть в темноте, я вряд ли смог бы хоть что-то различить.
Однако энергия была повсюду – едва сдерживаемая; ее присутствие ощущалось на подкорковом уровне; она отдавалась вибрацией в костях. Балкон, на который мы вышли, был накрыт воздухонепроницаемым стеклянным колпаком, но я не мог избавиться от чувства, что стою в огромном темном турбинном зале, где в полную мощность работают все генераторы.
Рейвич уполномочил службу безопасности «Убежища» впустить меня внутрь с одним условием: и я, и мои спутники будут немедленно доставлены к нему. У меня зародились некоторые подозрения – слишком многое вышло из-под контроля, – но выбора не было. Итак, охота заканчивалась на территории Рейвича. Который, благодаря своей ловкости, уже не был добычей.
Кому теперь досталась эта роль? Таннеру?
Или мне?
«Убежище» было относительно невелико, так что прогулка не успела нас утомить. Псевдогравитация создавалась ленивым вращением обители. Нас провели в один из соединительных тоннелей – трехметровую трубу из цельного дымчатого стекла. Диафрагмы, расположенные друг за другом по всей ее длине, расширялись, пропуская нас, и закрывались за спиной, позволяя нам идти вперед… и чувствовать себя то ли стадом, которое куда-то гонят, то ли комком пищи в пищеводе. Труба проходила вдоль главной оси «веретена». По мере того как мы приближались к его оконечности, сила тяжести возрастала, хотя она так и не достигла привычного g. Неосвещенные постройки «Убежища» нависали над трубой, словно мы двигались по каньону глубокой ночью, и мысль о том, что в них кто-то живет, казалась абсурдной. Но дело было в другом. Люди, которые приходили в «Убежище», требовали одного – полной анонимности. Они прятались даже друг от друга.
– С Рейвича уже сняли генетическую карту? – Удивительно, почему столь очевидный вопрос не пришел мне в голову раньше. – Ведь он здесь именно ради этого?
– Пока еще нет, – ответил Квирренбах. – Для оптимизации генетической карты нужно пройти все виды физиологических тестов. Химия клеточной мембраны, характеристики нейротрансмиссии, глиальные клетки, объем крови в мозге… и так далее. Как вы понимаете, процесс не быстрый.
– Рейвич действительно решился на полное деструктивное сканирование?
– Он решился на нечто очень близкое к этому. Говорят, лучшего способа получить максимальное разрешение не существует.
– Зато потом ему не придется беспокоиться о занозах вроде Таннера.
– Если только Таннер не последует его примеру.
Я рассмеялся, но затем понял, что Квирренбах не шутит.
– Как думаете, где сейчас Таннер? – спросила Зебра.
Она приблизилась ко мне слева, щелкая каблуками. Ее удлиненное отражение на стене напоминало пляшущие ножницы.
– Под присмотром Рейвича, – сказал я. – Надеюсь, Амелия там же.
– Ей действительно стоит доверять?
– По-моему, она единственная никого не предала. По крайней мере, не предала намеренно. Я уверен в одном: Таннер будет использовать ее, пока это возможно. Когда она станет ему не нужна – боюсь, это случится очень скоро, – я не поручусь за ее жизнь.
– Вы прилетели сюда, чтобы ее спасти? – спросила Шантерель.
В какой-то момент захотелось ответить «да». Я мог собрать крохи самоуважения и сделать вид, что мной движут соображения гуманности, что я способен не только на жестокость. Возможно, это даже было бы правдой. Сюда я прибыл и ради Амелии тоже. Но это была не самая главная причина. К тому же сейчас мне меньше всего хотелось лгать, и тем более самому себе.
– Я хочу завершить начатое Кагуэллой, – сказал я. – Не более того.
* * *Тоннель из дымчатого стекла, плавно заворачивая, вел наверх, где врастал в неосвещенную стену одной из герметичных построек, которая возвышалась в дальнем конце «веретена». Впереди путь преграждал очередной «зрачок» – на этот раз черный, блестящий и полностью непроницаемый.
Я подошел вплотную, прижался щекой к твердой металлической поверхности и прислушался.
– Рейвич? – окликнул я. – Мы пришли! Откройте!
Эта лепестковая дверь раскрывалась еще торжественнее, чем предыдущие.
Холодный зеленый свет хлынул в образовавшееся отверстие и окутал нас своим равнодушием. Неожиданно пришла жуткая мысль: ни у меня, ни у спутников нет оружия. Мы можем умереть в любую секунду – и, наверное, даже не почувствуем, как это произойдет. Я позволил человеку, который имел все основания бояться меня и не имел ни малейших оснований доверять, пустить меня в свое логово. Кто из нас двоих в итоге больший глупец? Эта загадка была мне не по зубам. Сейчас хотелось только одного: как можно скорее покинуть «Убежище».
Дверь открылась полностью, за ней была приемная с бронзовыми стенами. С потолка свисали ярко-зеленые светильники. По барельефам, обрамляющим стенные панели, золотой вязью бежали цепочки математических символов, складывающиеся в формулы, – одну из них я заметил во время разговора с Рейвичем. Каждое из этих заклинаний могло разнести мозг на единицы и нули.
Несомненно, он был здесь.
Дверные лепестки сомкнулись у нас за спиной, а впереди уже разворачивалась другая диафрагма. Нашим глазам предстало еще более просторное помещение, похожее на зал кафедрального собора. Оно тонуло в золотом сиянии, и его стены словно расступались, теряясь в дымке. Я заметил, что пол «Убежища» слегка выпуклый. Узор из чередующихся бронзовых и серебряных ромбов усиливал это впечатление.
В приемной плавал аромат благовоний.
Свет струился из высоко расположенного витражного окна, образуя на полу у дальней стены яркое пятно. А в центре этого пятна, в причудливом кресле с высокой спинкой, сидел человек. Он сидел к нам спиной, окутанный золотистым сиянием. Трое хрупких двуногих роботов-слуг замерли в нескольких метрах от кресла – очевидно, ожидали распоряжений. Я присмотрелся к очертаниям его головы, почти превратившейся в силуэт, и понял, хотя не видел лица: это Рейвич.
Недавно я встретил его в Городе Бездны, возле аквариума с бессмертной рыбиной. Как быстро я среагировал! Выхватил пистолет, обежал вокруг резервуара, чтобы встретить его лицом к лицу и убить. Уверен, мне бы это удалось, но Воронофф на секунду опередил меня.
Теперь мне не надо спешить.
– Пожалуйста, поверните меня лицом к гостям.
Голос скрипел, как наждак по наждаку. Казалось, человеку стоило неимоверных усилий произнести эту фразу. Слова перемежались хрипом и были едва слышны.
Один из роботов шагнул вперед – бесшумно, как и полагается подобным созданиям, – и развернул Рейвича лицом к нам.
Я ожидал увидеть что угодно.
Но не такое…
Рейвич был похож на мертвеца. Так мог выглядеть труп, который удалось ненадолго воскресить с помощью хитроумной аппаратуры. Это не могло называться живым существом. Оно не имело права разговаривать и кривить губы в улыбке.
