Аластер Рейнольдс - Город Бездны
Конечно, это вовсе не было несчастным случаем.
Я давным-давно должен был это сделать, но откладывал неизбежное до тех пор, пока мы не спустились на планету. Необходимо было лишиться руки таким образом, чтобы ее не могла вернуть никакая медицина. Это означало, что чистая безболезненная ампутация исключена. И у меня должно было хватить сил, чтобы выдержать эту потерю.
Я провел в больнице три месяца, но выжил. А потом понемногу вернулся к своим обязанностям. Известие об этом случае прокатилось по планете и достигло ушей моих врагов. Постепенно люди привыкли к мысли о том, что у меня одна рука. И никто не подозревал, что потеря конечности была лишь крошечной деталью большого плана, актом предосторожности, которому предстояло дать плоды спустя много лет. И вот настал день, когда можно поблагодарить себя за предусмотрительность, пусть даже теперь, на пороге своего восьмидесятилетия, я стал изгоем.
Поначалу дела в колонии шли неплохо. «Завещание» Констанцы слегка подпортило мне репутацию. Но людям нужен герой, и вскоре эта потребность взяла свое. Рассеялись остатки досадных сомнений насчет моей пригодности на эту роль. Я потерял несколько сторонников, но добился признания толпы – вполне приемлемая сделка. Посылка Констанцы так и не была найдена, и со временем я заподозрил, что ее просто не существовало, – это было психологическое оружие, направленное на мою стойкость.
Сразу после высадки наступила горячая пора. Трех месяцев, которые я обеспечил экипажу «Сантьяго», хватило на создание целой сети маленьких полевых лагерей. К тому моменту, когда остальные корабли повисли на орбите, три поселения были весьма неплохо укреплены. Последним появился Нуэва-Вальпараисо у экватора – когда-нибудь там можно будет построить отменную площадку для космического лифта. И это было лишь начало. Прекрасное начало. Не верилось, что однажды эти люди, кроме горстки преданных соратников, с яростью ополчатся на меня.
Но это произошло.
Впереди, в густой листве джунглей, что-то мелькнуло. Свет, судя по всему, искусственный. Возможно, там мои сторонники, которые должны меня встретить.
Во всяком случае, я на это надеялся. У меня осталось мало сторонников. Те немногие, кто еще пребывал у власти, сумели освободить меня до начала судебного процесса, но не помогли добраться до убежища. Вполне возможно, их расстреляют за измену. Пусть так. Они пожертвовали собой, зная, что это необходимо. На меньшее я и не рассчитывал.
Поначалу было непохоже, что началась война.
«Бразилия» и «Багдад» достигли орбиты, где обнаружили пустой корпус, – все, что осталось от старины «Сантьяго». Шли месяцы, но ничего не происходило. Оба корабля хранили ледяное молчание и наблюдали. Затем выпустили пару шаттлов – судя по траектории, те приземлились на севере Полуострова. Жаль, что я не сохранил на своем корабле малость антивещества, – ровно столько, чтобы ненадолго запустить двигатель и поразить оба шаттла огненным копьем. Я так и не освоил тот фокус с остановкой двигателей.
Шаттлы приземлились, затем совершили несколько рейсов на орбиту и обратно, доставляя на землю «спящих».
И снова потянулись долгие месяцы ожидания.
Потом начались нападения. Небольшие отряды являлись с севера и наносили удары по жилищам колонистов «Сантьяго». Да, население планеты составляло жалкие три тысячи человек, но что с того? Такой численности вполне достаточно, чтобы развязать войну. Маленькую войну, поначалу незаметную, – что позволяет обеим сторонам окопаться, вооружиться… потом наращивать силы…
Это даже войной не назовешь.
Мои соратники все еще намерены казнить меня как военного преступника. Дело не в том, что это позволит установить мир, – чтобы такое произошло, нужно настоящее чудо. Но они считают, что я виноват во всем. И они убьют меня, а потом возобновят драку.
Подлые сукины дети. Они извратили все, что только можно. Даже переименовали планету, словно в насмешку надо мной. Теперь это уже не Пункт Назначения.
Окраина Неба.
Вот как меня отблагодарили за возможность первыми высадиться на планету.
Я ненавижу новое название. Слишком хорошо понимаю, что оно означает. Это признание в соучастии, напоминание о том, что сюда их привел преступник.
Но имя прижилось.
Я остановился, и не только для того, чтобы отдышаться. Мне никогда не нравились джунгли. По слухам, здесь обитают какие-то огромные ползучие твари. Правда, никто из тех, кто заслуживает моего доверия, их не видел. Значит, это просто россказни, и ничего более.
Просто россказни.
Похоже, я заблудился. Свет, замеченный мною только что, исчез. Может быть, его источник заслонили густые заросли… или мне просто показалось. Я огляделся. Вокруг стояла тьма, и все выглядело одинаковым. Небо над головой почернело; 61 Лебедя B, самая яркая звезда на местном небосклоне – не считая Суона, – опустилась за горизонт. Скоро мрак джунглей и мрак неба сольются в единое целое.
Возможно, мне придется здесь умереть.
И вдруг далеко впереди вновь что-то мелькнуло… молочно-белый силуэт, который я поначалу принял за пятно света. Но теперь он появился ближе. Это был человек, он шагал ко мне через заросли и светился изнутри.
Я улыбнулся, узнав знакомую фигуру. И почему боялся? Ведь я никогда не оставался в одиночестве. Мой проводник непременно должен был появиться, чтобы показать путь.
– Неужели думал, что я тебя брошу? – проговорил Клоун. – Идем. Теперь уже недалеко.
И Клоун повел меня вперед.
На этот раз я знал, что это не игра воображения… или не совсем игра воображения. Впереди, радужной дымкой проникая сквозь листву, мерцал тусклый свет. Мои союзники…
Когда я вышел к ним, Клоуна рядом уже не было. Он исчез, как пятно от вспышки на сетчатке глаза. Тогда я видел его в последний раз. Но он здорово помог мне, проводив сюда. Это был единственный друг в моей жизни, настоящий друг, хотя я знал, что он лишь плод воображения, образ из подсознания, возникающий при свете дня, рожденный воспоминаниями о наставнике, которого я помнил по детской комнате на борту «Сантьяго».
Какая разница?
– Капитан Хаусманн! – Мои соратники стояли за деревьями. – Вы добрались! Мы уже думали, что им не удалось…
– Они справились достойно, – ответил я. – Должно быть, их уже арестовали… если не расстреляли.
– Произошло нечто странное, сэр. В последних рапортах об арестах сообщалось, что вас снова поймали.
– Теперь вы видите, что это ошибка?
«Поймавшие» меня тоже признали бы ошибку, будь пленник просто похож на Небесного, – двадцать дополнительных лицевых мышц позволяли ему скопировать кого угодно. Но он вел себя так же, как я, и разговаривал неотличимо. Я готовил его к этому много лет. Добился того, что он считал меня богом и желал только одного – самоотверженно служить мне. А будь у пленника две руки, осуществился бы мой замысел? Конечно нет. Но этот человек выглядел в точности как Небесный Хаусманн, и у него тоже не было руки.
Я прекрасно знал, зачем им понадобилось ловить меня. Скоро начнется судебный процесс, на нем обвиняемый, возможно, произведет впечатление слегка помешанного – но чего можно ожидать от восьмидесятилетнего старика? У бедняги начинается старческое слабоумие. Его следует казнить так, чтобы это послужило уроком для всех. Так, чтобы наказание не забылось со временем, хотя бы оно и граничило с бесчеловечностью. Идеальный вариант – распять преступника.
– Сюда, сэр.
В пятне света стоял гусеничный вездеход. Мне помогли подняться в кабину, и машина понеслась по лесной дороге. Мы ехали ночью, кажется, несколько часов, все больше удаляясь от цивилизованного мира.
Наконец вездеход остановился на большой прогалине.
– Мы на месте? – спросил я, и спутники синхронно кивнули.
К этому времени я уже понял их план. Ситуация сложилась не в мою пользу. Ушли в прошлое времена героев, теперь их предпочитают называть военными преступниками. Какое-то время мои союзники укрывали меня, но они не смогли помешать моему аресту. Все, что им удалось, – это вызволить меня из наскоро построенного лагеря в Нуэва-Икике. Теперь, когда мой двойник пойман, мне пришло время исчезнуть.
Здесь, в джунглях, у меня будет убежище, здесь я смогу находиться очень долго – независимо от того, как сложится судьба моих союзников в крупных поселениях. Они поместили под землю капсулу для «спящего» – идеально отлаженную, с запасом энергии, которой хватит не на один десяток лет.
Мои союзники говорили, что я сильно рискую, ведь они полагали, что мне действительно восемьдесят лет. Но я знал, что риск невелик. К тому времени, когда я проснусь – самое большее через век, – мои сторонники получат доступ к более совершенным технологиям. Думаю, оживить меня будет несложно. Я даже надеюсь вернуть себе руку.
Все, что мне надо, – это проспать определенный срок. На протяжении этого времени соратники будут присматривать за мной, так же как я ухаживал за «спящими» на «Сантьяго». Правда, их забота будет продиктована личной преданностью.
