Олег Готко - ЗЕМЛЯКИ ПО РАЗУМУ
– Что?
Семен цыкнул зубом, но времени на объяснения не было – квазидвойнк уже барабанил по обшивке.
– Идем, узнаем, с чем к нам пожаловал дорогой гость!
– Дорогой?
Саньковский хмыкнул:
– С моей точки зрения ему цены нет. Чем он мне не памятник при жизни?
Такая постановка вопроса Длинному в голову не приходила и с ответом он не нашелся. Кроме того, пережитый страх не прошел, а лишь затаился, холодной змеей свернувшись под ложечкой, готовый в любую секунду не только сосать, но и глодать все сигнальные системы организма. Длинный не без оснований начал подозревать, что он не создан для космоса и контактов с чужими формам жизни.
– Слушай, Семен, – начал было он, послушно двигаясь вслед за другом, – попроси у них горючего и сматываемся отсюда, а?
– Нельзя.
– Почему?
– Это же первое правило дипломатии – если ты чего-то просишь, значит, в чем-то нуждаешься. Это ставит тебя в зависимое положение и дает моральное преимущество противнику.
– При чем здесь дипломатия – я домой хочу!
– Я тоже, но это ничего не меняет. Мы должны вести себя так, будто нам здесь нравится.
– Зачем?
– А это уже второе правило дипломатии, – Семен открыл шлюзовую камеру и, вместо того, чтобы дождаться в ней свою копию, сам вышел из корабля.
Длинный благоразумно остался внутри и с со смешанными чувствами наблюдал, как друг обнимается с бездушным репликантом согласно какому-то выдуманному им этикету. Смотреть на это было довольно противно, но, по большому счету, не более отвратно, чем на оторванные головы вчерашних «гостей», которые по-прежнему валялись около «тарелки». От нечего делать Длинный спрыгнул на поверхность планеты и поддал одну из голов ногой. Та покатилась, подпрыгивая и отбрасывая скачущую под чужим солнцем тень на плиты космодрома. Остановившись метрах в пяти, она вытаращилась на Длинного белесыми глазами и голосом Саньковского завопила:
– Ты что это делаешь, придурок?
Длинный помертвел от ужаса, а голова продолжала надрываться:
– Я тебе, уроду, про дипломатию талдычу, а ты ведешь себя как какой-то диплодок недоразвитый!
В конце концов Длинному удалось сообразить, что кричит таки его друг. Он обернулся к Семену, поморщился от вида двух почти одинаковых физиономий и тут, скорее благодаря пережитому шоку, нежели чему другому, у него забрезжила мысль, грозящая со временем перерасти в потрясающую идею. Нужно было только это время выгадать.
***
– …если ей станет хуже, – услышала Мария материнский голос, – то я скормлю тебя твоей псине.
«Ей – это, стало быть, мне», – сделала логический вывод Саньковская, но дальше мыслить не стала, потому как в памяти всплыл сон. Реальный настолько, что она мысленно улыбнулась новому осознанию старого, как мир, выражения: «Вселенная есть Любовь». Сейчас впору было представить себя героиней будущего суперпопулярного шоу для жен космонавтов «Как далеко ты меня любишь?», где связь между любящими поддерживается исключительно с помощью телепатии и дешевого портвейна. Быть может, и в самом деле есть некая сермяжная правда в поговорке: «Если не доходит через голову, то нужно попробовать через задницу?..» Ведь проснувшаяся под воздействием винной клизмы способность чувствовать то же, что и муж, была настолько удивительной, что не шла по степени странности ни в какое сравнение даже с тем, что с ней сотворили старушки-«веселушки»…
Впрочем, вскоре эйфория схлынула, и Мария попробовала все проанализировать. И по мере того, как она это делала, ее все больше охватывало смутное беспокойство.
Если мать с подругой напугали ее вначале, то страх перед сном начал проявляться только теперь и чем дальше Саньковская думала над чужой реальностью, вторгнувшейся к ней в сознание, тем больший ужас ее охватывал. Была некая ускользающая нестыковка во всем том, что на первый взгляд казалось почти обычным и по-своему, если верить Фрейду, логичным.
Да, она скучала за мужем, которому жарила в последний путь… – тут Мария себя одернула и мысленно перекрестилась, представив, что сплевывает через левое плечо, – …котлеты. И тем более не было ничего угрожающего семейному счастью в том, что в ее сне присутствовал Длинный – все-таки они полетели вместе, – подозрительным было другое. Он искал какую-то косточку, чтобы заказать котлеты по-киевски…
И тут Саньковскую осенило – загвоздка была в том, что Длинный обращался именно к ней, – а ведь она ему сниться не могла! – и к тому же на экране она видела Семена в таком виде, в каком он ей никогда на глаза не попадался…
От напряженной умственной работы едва наметившимися у эмбриона извилинами Мария окончательно выбилась из сил, но все же незрелый мозг не успел отключиться до того, как его погрузила в пучину меланхолии мысль о том, что никогда и ни при каких обстоятельствах человеку не может присниться то, чего не существует во Вселенной. Далее из этого следовало, что если такой сон ей таки приснился, то где-то под чужим небом в самом деле шляется пьяный муж, а Длинный обнаглел до того, что перебирает харчами. Вывод напрашивался только один – ей неоткуда ждать помощи…
Меланхолия сменилась едва ли не эмоциональным аналогом кровоизлияния, а сознание заметалось среди теней нахлынувшей жути. Затрещали и рухнули неумело запечатанные Фасилиясом шлюзы подсознания и оттуда, подобно жабе, возомнившей себя подводной лодкой, всплыла разная нечисть вплоть до комплекса Электры, таящемся в каждой женщине. Именно он вошел в резонанс с аналогичным комплексом ребенка, который у того был запрограммирован на генном уровне. А если быть точнее, у того в ДНК было запрограммировано вообще черт знает что, ведь не стоит доверять инопланетянам ковыряние в мозгах своих и мужа. В этом контексте гораздо безобиднее пустить козла в огород, нежели псевдоосьминога в святая святых…
Сознание Марии утонуло в разбушевавшемся хаосе нервных тканей ребенка, незамутненных душой, и спустя некоторое время было выплеснуто на берег – свой ли, чужой ли?.. Она долго лежала, боясь открыть глаза.
***
Длинный очень медленно направился к Семену, который хлопал квазидвойника по плечу, от чего тот приседал, шатался, но попыток уклониться не предпринимал. Со стороны это выглядело очень театрально и тошнотворно.
– Слышишь, – Длинный осторожно подергал друга за рукав, – тебе еще не надоело?
– Как может надоесть то, что делаешь первый раз в жизни! – в восторге Саньковского Длинному послышалась фальшь.
«Наверное, опять какое-то правило чертовой дипломатии», – с тоской подумалось ему, но вслух он произнес:
