Том Годвин - Вирус бессмертия (сборник)
— Прошу вас, сэр, выпустите меня из кувшина, пожалуйста, — взмолился коридорный.
— Не могу, — ответил Вэйн. — В селении меня не научили разбирать такие кувшины.
Коридорный провел языком по губам.
— Там натирают кувшины древесным салом. Когда оно просачивается между черепками, те распадаются.
— Ничего подобного мне там не дали, — безразлично сказал Вэйн.
— Тогда, сэр, осмелюсь вас просить, разбейте кувшин и позвольте мне выйти.
Вэйн снял с языка табачную крошку и, с любопытством поглядев на нее, легким щелчком сбросил на пол.
— Сегодня я заметил тебя в холле, едва переступил порог. Битых две недели шарил по селениям — и вот, пожалуйста, встречаю тебя в холле.
— Сэр…
— Ты маррак, — заявил Вэйн, не повышая голоса.
Коридорный помолчал.
— Но ведь, сэр, — сказал он изумленно, — марраки — это все легенда, сэр. В них давно уж никто не верит. Марраков нет на свете.
— Ты снял со шкафа кувшин, как перышко, — возразил Вэйн, — а между тем наверх туземцы водружали его вдвоем. У тебя впалые виски. У тебя удлиненный подбородок. У тебя сутулые плечи. — Нахмурясь, он вынул из кармана бумажник, достал оттуда пожелтевший от времени фотоснимок и показал коридорному. — Полюбуйся-ка на эту картинку. Надеюсь, она тебя не слишком расстроит. Не исключено, что здесь изображен твой предок.
На выцветшей фотографии можно было разглядеть скелет, заключенный в стеклянный футляр. Изображение внушало неясную тревогу. Скелет был чересчур длинен и узкокост, плечи казались сгорбленными, а череп был продолговатый, с западающими височными костями. Подпись под фотоснимком гласила: «Уроженец Нового Кливленда, Менг (Сигма Лира II)», а буквы поменьше — «Ньюбольдский антропологический музей, Тен-Айк, Квинсленд, Т.Н. Публикуется с любезного разрешения Уолтера Б. Сунга».
— Нашел между страницами книги, изданной в позапрошлом веке, — пояснил Вэйн и бережно спрятал фотоснимок. — Кто-то из моих предков некогда получил этот снимок как почтовую открытку. А годом позже мне довелось побывать на Терра-Нова. Теперь слушай внимательно. Музей по-прежнему существует, но тамошние сотрудники утверждают, что у них вообще никогда не было подобного экспоната. Хранитель музея, по-видимому, считает эту открытку поддельной. «Такие скелеты не характерны ни для одной из коренных рас Менга», — твердил он мне.
— Должно быть, открытка и вправду подложная, сэр, — подхватил коридорный.
— Слушай же, что было дальше, — продолжал Вэйн. — Я прочитал всю литературу по колонизации Менга. Все отчеты экспедиций, все воспоминания современников. Оказывается, лет двести назад на Менге никто не считал марраков легендой. Внешне они легко сходили за обычных туземцев, но были наделены особым могуществом. Владели тайной превращения одних предметов в другие. Умели влиять на чужую психику, если объект не был настороже. Затем я изучил все материалы по экспорту за последние два столетия. А также геологические карты, составленные планетарными разведчиками. Кое-что удалось выяснить. Как ни странно, на Менге отсутствуют природные алмазы.
— Неужто, сэр? — взволнованно откликнулся коридорный.
— Ни одной россыпи, ни одного алмаза и ни единого места, откуда их можно было бы добывать. Тем не менее еще двести лет назад Менг ежегодно экспортировал безупречные бриллианты на сумму в один миллиард стеллоров. Откуда они, спрашивается, брались? И почему их поток прекратился?
— Не знаю, сэр.
— Их делали марраки, — резко заявил Вэйн. — Для коммерсанта Сунга и его семьи. Все Сунги умерли. С тех пор Менг не торгует бриллиантами.
Он открыл чемодан, порылся там и вытащил два предмета: узкий овальный сверток, обернутый в жесткую ткань из растительного волокна, и тускло поблескивающую серовато-черную глыбку, величиной с половину его кулака.
— Знаешь ли ты, что это такое? — спросил Вэйн, показывая коридорному сверток.
— Нет, сэр.
— В селениях эту штуку называют воздушным семенем. Оно было зарыто у одного старика в погребе вместе с кувшином. И вот с этим. — Он приподнял черный камень. — Ты, может быть, скажешь, что здесь нет ничего особенного? Обыкновенный кусок графита, скорее всего из заброшенной шахты Бэдлонга? Но графит — это чистый углерод. Так же, как бриллиант.
Он любовно положил оба предмета на стол и вытер руки — графит оставил на них черные пятна.
— Подумай хорошенько, — посоветовал он. — Даю тебе ровно час, до пятнадцати ноль-ноль.
Он легонько тряхнул сигарой над горлышком кувшина. Несколько хлопьев пепла медленно упали на запрокинутое лицо коридорного.
Вэйн снова уселся в кресло. Двигался он обдуманно и чуть неловко, но не шатался. Он снял фольгу с бутылки «Десять звездочек». Отлил изрядную порцию, бросил в стакан лед, плеснул сельтерской. Отпил большой глоток.
— Сэр, — сказал, наконец, коридорный, — вы же знаете, что я не умею делать бриллианты из черного камня. Что со мной случится в три часа — ведь этот камень по-прежнему останется камнем?
— Скорее всего, — ответил Вэйн, — я просто-напросто сниму обертку с воздушного семени и брошу его в кувшин. Говорят, что в воздухе такое семя расширяется, увеличивая свой объем в сотни раз. Когда оно заполнит кувшин до отказа, я закрою его крышкой. А по пути в астропорт, когда поедем по дамбе, можно будет сбросить тебя в залив. По слухам, дно у него — сплошная тина.
Он еще раз неторопливо отхлебнул из стакана.
— Поразмысли, — сказал Вэйн, не отводя от кувшина налитых кровью глаз.
В кувшине было темно и прохладно. Коридорный удобно сидел, скрестив ноги, а еще он мог стоять на коленях, но тогда его лицо оказывалось у самого края кувшина. Отверстие было меньше, чем голова коридорного, и бедняга не мог ни выпрямиться, ни вытянуть ноги. Коридорному было страшно, он обливался потом. Ему едва исполнилось девятнадцать лет, и никогда прежде с ним не случалось ничего подобного.
На всю комнату звякнула льдинка в стакане. Коридорный робко начал:
— Сэр!..
Застонали пружины кресла, и над горлышком кувшина появилось лицо землянина. На подбородке у него была ямочка. Из ноздрей пробивались седые волоски, а в складках рыхлой кожи вокруг рта виднелось несколько седых и черных щетинок. Маленькие красные глазки заплыли. Он уставился на коридорного, не произнося ни слова.
— Сэр, — серьезно сказал коридорный, — а вы знаете, сколько мне платят здесь, в отеле?
— Нет.
— Двенадцать стеллоров в неделю, сэр. Харчи мои. Если бы я умел делать бриллианты, сэр, зачем бы я стал здесь работать?
На лице у Вэйна не дрогнул ни один мускул.
