Шарон Ли - Дерзаю
Она была еще совсем девчонка: низенькая, остролицая и бледная. Волосы у нее были непонятного желтого цвета и скорее непослушные, чем кудрявые, а под глазами лежали тени от недосыпа.
Она остановилась в нескольких шагах и поклонилась: в непонятной манере и неверном темпе — но, черт подери, девчушка же еле на ногах держалась! Ее куртка объясняла, почему ее пропустили охранники: прыжковый пилот.
— Мне необходимо поговорить с Делмом Корвала по делу Клана, — сказала она, и ее высокий лиадийский оказался еще хуже ее поклона.
Мири кивнула — и моргнула, ощутив волну узнавания от Вал Кона.
— Еще одна? — жалобно вопросила она, глядя на своего спутника жизни.
— Хочешь, скажу вероятность? — ответил он, а потом дружелюбно кивнул девчушке.
— Ты говоришь с Делмом Корвала, — проговорил он на земном. — Можем мы узнать твое имя?
Девчушка нахмурилась: в ней боролись раздражение, усталость и облегчение из-за того, что не надо будет вести остальной разговор на лиадийском.
— Тео Уайтли, — ответила она.
Видимо, осознав, что одного имени немного маловато, она добавила:
— Я здесь, потому что мой отец пропал, а он сказал мне… он всегда говорил мне, что если когда-нибудь я попаду в серьезные неприятности, то обращаться надо к Делму Корвала.
Она помолчала, проведя пальцами одной руки по безнадежно спутанным волосам.
— Имя моего отца Джен Сар Килади. Он преподает…
— Он преподает культурную генетику, — мягко перебил ее Вал Кон.
— Точно. Я хочу сказать — может, вы и не сочли бы серьезной проблемой, если бы вашего отца не оказалось там, где вы его оставили…
— Нет уж, уволь: я счел бы это по-настоящему крупной проблемой.
Казалось, Тео его не слышала: она неслась дальше, подхваченная потоком своих объяснений.
— Но он никогда раньше такого не делал: просто взял и исчез, прямо в середине семестра, и…
Она вдруг сжала губы.
— У меня неприятности, — договорила она. — А раз я не смогла его найти…
— Ну… — пробормотал Вал Кон, устремив взгляд поверх головы Тео.
Мири проследила за направлением его взгляда, увидела, как от дома в их сторону движется длинная тень, и вздохнула.
— Тео, — сказал Вал Кон, — пожалуйста, оглянись назад.
Она заморгала, а потом послушалась.
— Отец! — завопила она и рванулась вперед, налетев на Даава и повиснув у него на шее. — Отец, где ты пропадал?
Даав взъерошил волосы прыжкового пилота, и вид у него вдруг стал совсем старый.
— Я был занят, дитя, — сказал он, ответно ее обнимая. — Очень занят.
Он помолчал, а потом покачал головой на земной манер.
— Не могу сказать тебе, как я рад тебя видеть, Тео. И огорчен, конечно.
— Огорчен?!
Вид у нее стал изумленный и испуганный.
— Тише, дитя, — сказал Даав, прикасаясь к ее щеке. — Огорчен, потому что ты не появилась бы здесь, не случись по-настоящему серьезной беды.
Она кивнула.
— У нас там все перепуталось, — начала она…
АВТОРСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ
Нельзя не рассказать про Дядюшку Гарри. Потому что по его вине появилась на свет Лиадийская вселенная.
Дело в том, что много лет тому назад и далеко отсюда, когда мы только стали узнавать об испытаниях, выпавших на долю Клана Корвал, слова «Человек, который не был Терренсом О’Трейди, согласился пойти по-хорошему» возникли — почти без всякого предупреждения — на чистом листе бумаги, заправленном в каретку далеко не новой, но обладающей огромным чувством собственного достоинства пишущей машинки, которую звали Дядюшка Гарри.
Дядюшке Гарри едва удалось пройти с нами через первое приключение: икая, дымясь и содрогаясь, он вспыхнул ярким пламенем, когда Шарон печатала последнюю страницу окончательного варианта «Агента перемен», однако к этому времени наши жизни уже нерасторжимо переплелись с историей и людьми Клана Корвал. Чем больше мы писали о них, тем больше они нам открывали — и тем больше нам нужно было узнать. Как это ни странно, то же самое — потребность узнать больше — произошло с некоторыми читателями, а потом со все большим количеством читателей. И вот мы здесь — все мы, одним лихим прыжком — оказались у последней страницы «Дерзаю», книги, которую мы собирались написать в течение больше дюжины лет.
В пути нас ждали отсрочки, радости и приятные события, а в последнее время — множество приятного, потому что мы начали ездить и встречаться с некоторыми из тех читателей, благодаря которым каждая следующая книга становилась возможной. Мы также сменили несколько пишущих машинок и многочисленные компьютерные системы и принтеры (ох, вспомним тот матричный принтер «Стар-9», который работал так усердно и так долго, что мы подарили его какой-то школе после того, как он чуть ли не сутки и почти не останавливаясь распечатывал окончательный вариант «Лови день»). И при появлении очередного нового компьютера или принтера мы неизменно спрашивали друг у друга: «А помнишь, как мы принесли домой Дядюшку Гарри?»
Забавно, как много изменилось с тех пор, как пылающий Дядюшка Гарри заканчивал ту последнюю страницу: мы поменяли штат, издателей, кошек — так что порой нам даже странно, что мы добрались до этого момента — момента, когда мы можем сказать: «Ладно, пока с Корвалом все нормально, теперь нам надо только прояснить кое-какие детали…»
Спустя семь книг и более двенадцати лет мы поняли, что наследство Дядюшки Гарри остается с нами. Мы находим все новые истории в Лиадийской вселенной, новые приключения. И из виртуальных зарослей выскакивают новые персонажи, окликая нас: «Эй, вы! Вы, там, за клавиатурой! Мне надо кое-что сказать! Пошевеливайтесь!»
Дядюшка Гарри, кстати, был тяжелый. Нам нелегко было нести его наверх в тот день, когда мы доставили его домой из приюта для бэушных пишущих машинок, куда его забросила судьба после отважного побега из офиса страховой компании. Он сказал: «Плюх! Плюмного благодарен», — когда его поставили, а когда его включили, то стол, на котором он стоял, начал вибрировать. А потом — и пол гостевой спальни, которую мы превратили в рабочий кабинет, а потом — и потолок кухни внизу, так что потом наши соседи решили, что у нас появился такой виброшезлонг, которые в тот год продавали через телемагазин…
Соседи мирились с нашим шезлонго-пишмашинкой Дядюшкой Гарри, и с нашими ночными кухонными советами по созданию планет, и множеством других вещей, которые заставляют посторонних говорить, глядя на нас: «А, эти? Ну, они же писатели…»
