Александр Бачило - Леcопарк
— Сообразил, значит? Ну как же, смышленый… Правильно. Сила моя — в вере. И пока в меня верят только пара оборванцев да старушка на скамейке, никак мне не разгуляться…
Разоткровенничался наконец. Видали мы твою откровенность!
— Что-то больно мудреное говоришь. — руками развожу. — Прости, не понять мне. Пропил все понятие…
— Ну да, ну да. — кивает. — Совсем, значит, простой стал, как три рубля. Формулы забыл, работы свои забыл, читать-писать разучился…
— И не говори! — слезу утираю. — Был человек — и нету…
— Ах, ах! — головой качает. — Что ж я, неразумный, наделал! Какого ценного работника упустил! Доктора наук! Да если бы он только статейку тиснул: «Миром правит Стылый Дьявол», все бы сейчас же в меня уверовали, и силы мои утысячерились бы! Так?
Пожимаю плечами.
— Тебе видней.
— Ну еще бы не так! Доктору-то каждый поверит! А деваться ему некуда, потому что сынок его любимый жив и обратно на иглу не садится лишь при одном условии…
— Я свою часть договора выполняю!
— Об чем разговор! Конечно, выполняешь! На каждом углу трындишь о темных силах!.. И меньше всего хочешь, чтобы тебе поверили!
— Такого пункта в договоре нет!
Достал он меня уже своими подначками. Добро бы этот разговор у нас был первый. Каждый раз одно и то же! Да, я обманул его. Кинул, как теперь говорят. Я сумел стать ненужным, совершенно бесполезным для него, не нарушая договора. У него нет формального повода мстить мне и моему сыну. И он не мстит. Видно, и впрямь дьявол не всесилен, пока в него не верит подавляющее большинство людей. Он заманивает нас поодиночке, чтобы мы заманивали других. Но я не хочу быть вербовщиком Стылого, я знаю, чем это кончится. И я нашел способ. Впрочем, его многие нашли — те, кто неожиданно бросил науку, литературу, всякие там кисти, ноты, просто любимое дело и спился, скололся, торопливо прикончил сам себя, чтобы не служить вот этому, сидящему на кочке. Миша, например. Земля ему пухом…
— Объегорили, — вздыхает Стылый. — Из-за вас, алкашей, и я должен по помойкам шататься…
Глаза его вдруг снова разгораются желтыми звездами.
— Только смотрите, убогие, как бы вам самих себя не перехитрить! Вы все думаете, что можете распоряжаться собой. Захотел — продал душу, захотел — пропил. Наивные! Так никогда не бывает!
— А как бывает?
Очень он мне надоел. Выпить бы чего-нибудь… Я представил, как присасываюсь к пахучему горлышку семьдесят второго портвешка… и меня тяжко вырвало прямо на драные мои ботинки. Дожил, блин!
— Вот так и бывает, — кивнул Стылый. — Пьет человек, пьет, а потом раз — и перестает… быть человеком. И что это за новый зверь такой, о чем думает, кто у него хозяин — пойди узнай…
Меня передернуло. Не так от страха, как от холода. На что-то намекает, гад, а на что — не пойму… Отвязался бы уже, что ли, пустил душу на покаяние…
— Сегодня мы беседуем в последний раз, — вдруг сказал он и, заметив мою тревогу, добавил: — Не беспокойся, договор остается в силе. А про темные силы можешь больше не врать…
Я смотрю на него во все глаза. Что он еще задумал? Стылый наклоняется ко мне, говорит, понизив голос:
— На прощание хочу открыть тебе маленький секрет: не бомжи и не доктора наук заставляют людей поверить в Дьявола. Это может сделать только один-единственный специалист. Страх.
— Чей страх?
— Не важно чей. Любой человек, когда ему страшно, принадлежит не себе, а мне. Когда страшно всем — мне принадлежит мир.
Больше я терпеть не мог. Замерз так, что злость взяла.
— Извиняюсь, конечно, Стылый, но тут ты просчитался. Ни черта мы уже не боимся! За всех людей говорить не стану, а наших, лесопарковских, ничем тебе не пронять! Сам не видишь, что ли? Чуть что не по нам — сразу зубами в глотку…
Он вдруг расхохотался.
— Ишь ты, племя какое завелось от сырости! Черта не боятся! Видно, и правда обвели меня вокруг пальца! Что им горе да беда, да злые холода… Он обвел взглядом черные холмики пустыря. — М-да… Пора ваш палаточный городок убирать отсюда… Холода-то нешуточные идут…
Гляди-ка ты — беспокоится. Прямо — отец родной!
— Так ведь теплые места все заняты, — говорю. — Нам, больным да чахоточным, в котельную бы надо, по крайности — в теплотрассу.
— А ты разве больным себя чувствуешь? И тут я вдруг понимаю, что несколько дней уже в груди не свербит, озноба нет и даже про ногу свою калечную как-то забыл.
— Да нет вроде, сейчас-то ничего…
— А будет еще лучше! — Стылый рукой машет. — Котельная вам теперь не нужна. Любая нора сойдет, а нор таких в городе — навалом! Да вот хотя бы метро взять…
Ха! Нечисть, нечисть, а дурак!
— В метро, — говорю, — к вашему сведению, мафия. На каждой станции пацаны крышуют. Только сунься бомж без патента — костей не соберет!
— Да тебе станции и не нужны, — толкует. — В тоннелях куда уютнее. И свету меньше. Считай — готовая нора!
— Нора — это хорошо. Да главное ведь — кормежка.
Но Стылого, видно, так просто не собьешь.
— Уж где-где, а в метро-то жратвы — хоть отбавляй! — говорит. — Полные поезда!
Встал и пошел…
Добыча велика и тяжела… Это верно. Полдня тащу, все больше в зубах аж шея болит. Запаха, впрочем, вполне обыкновенного. Да и на вкус вроде ничего. Жаль, распробовать толком некогда, потому как за мной, кажется, идут. Чувствую, что так, да иначе и быть не может — наверняка кто-то видел, как я добычу рвал, как в траву ее потащил… Догонят — отберут, а она ведь моя, законная. Значит, надо успеть залезть в нору. Нора — это дом, да не такой дом, как клетка — туда десять шагов да обратно десять. Нора свобода! Куда захотел, туда и двинул. В любое время. Вся добыча — твоя, никому отдавать не надо. Житуха! Только бы успеть…
Конечно, не я один такой умный, скоро все наши по норам попрячутся от прежней-то жизни, ну да это не страшно. Мест всем хватит! Жратвы бы только хватило, чтобы друг с другом не драться постоянно. Тогда — что же? Я и дружить готов, особенно с гладкой какой-нибудь бабешкой. Снюхаемся, поди…
Что это там? Ага! Холм с трубой! Ну все, считай, добрались. Где-то здесь должен быть лаз в мою новую нору. Юркнуть туда, и привет семье! Ну, еще чуть-чуть! Да не цепляйся ты! Без зубов можно остаться с тяжеленной такой добычей… Ага, вот он и лаз.
Ого! А вон и погоня! Ишь как шпарят — прямо по полю, фарами во все стороны стреляют. Опоздали, псы драные! Я, считай, дома и в полной от вас безопасности. Ни за какие бабки менты за мной в нору не полезут, жить-то не надоело им, правильно?
Стоп. Что такое? Решетка. Вот не было печали! И машина фырчит совсем близко, светом по холму елозит. А ну как углядят? Стрелять начнут, гады!.. Сейчас-сейчас, надо припомнить… Да! По углам решетки такие штучки круглые с прорезью — их надо крутить, пока решетка не отвалится… Рано радуетесь, паскуды! Я с вами еще посчитаюсь за все, что недоедено, недопито! Встретимся, когда потемнее будет…
