Николай Романецкий - Зуп на краю дороги
Однако маму "клякситель" схватил. Такая игра Марии не понравилась, и она топнула на игрушку ногой. "Клякситель", испугавшись, тут же отпустил маму. Но Марии отчего-то стало за нее страшно, и она побежала следом, в "белую яму". Марию-то "клякситель", конечно, тронуть не мог, но ей все равно почему-то было страшно. Как будто она попала в чью-то чужую, недобрую сказку... А потом оказалось, что в "белой яме" находится папа, и вообще сон вдруг сделался самой настоящей явью. А потом они втроем плакали, и папа почему-то просил у мамы и у нее прощения. А потом они оказались возле своих автомобилей, и Мария превратилась в простую девочку, и папа и мама радовались.
Позже, правда, выяснилось, что она превратилась вовсе не в простую девочку, и тогда они перестали радоваться. Но это было позже. А в тот день, вернувшись домой, они изрядно напугали бабу Катю. Она-то воображала, что Мария спит в своей комнате.
День прошел как в сказке, потому что Марию никто не жалел. А ночью она впервые услыхала, о чем разговаривают в спальне родители. То есть сначала-то они играли в какую-то шумную игру, и многие их слова Мария попросту не понимала.
А потом мама спросила:
- Рэд, ты можешь объяснить мне, что произошло?
Папа довольно рассмеялся:
- Да ничего особенного... Просто Золотой шар в самом деле исполняет сокровенные желания.
Мама помолчала, потом сказала:
- Наверное...
Они замолчали оба. Папа уже начал всхрапывать.
А потом мама прижалась к нему и сказала:
- Ты знаешь, Рэд, что-то мне страшно. С нашими-то желаниями все понятно... А вот чего пожелала Мартышка?
Папа усмехнулся:
- Хотела, чтобы я не ходил на рыбалки, а ты не плакала по ночам. Придется мне теперь заняться прогулками. Зато ты не будешь плакать... Да не волнуйся ты! Еще неизвестно, выполняет ли шар желания ребенка.
А утром папа, прибежав откуда-то, сказал, что Зона закрыла перед людьми свои двери. С этого дня и началась катастрофа города Хармонта.
А еще через неделю узнали, что умер дед Барабаш.
Ночью мама спросила папу:
- Рэд, это не твоих рук дело?
- Ты о чем?
- Ты хорошо понимаешь о чем!.. О смерти этого несчастного старика.
- Этот несчастный старик отправил тебя на верную гибель, сказал папа.
- Но ведь я осталась жива, - возразила мама.
- Да... Вопреки его замыслу!
Помолчав, мама сказала:
- Почему ты так думаешь?
- Я не думаю, я знаю.
Послышалось какое-то шуршание.
- Ты должна мне верить, - сказал папа.
- Я тебе верю, - сказала мама и заплакала.
- Ох, да не терзай же ты мне душу! - взмолился папа.
Мама продолжала плакать. Заскрипела кровать, до Марии донеслись тяжелые папины шаги.
- Ты убил его, - сказала мама, громко всхлипнув. - Я знаю. Тебя поймают, Рэд. У Дины много денег, и она приложит все усилия, чтобы убийцу поймали.
Папа произнес ругательное слово, и мама опять заплакала.
- Ты плохо знаешь Дину, - сказал папа. - У Дины теперь действительно много денег. - Папа усмехнулся. - Ей было ради чего рисковать.
- Зато ты Дину, похоже, хорошо... - Мама замолчала, не договорив. И вдруг воскликнула: - Боже всемогущий! - И шепотом: Бо-же все-мо-гущий!!!
- Ты куда? - спросил папа.
- Прости, - сказала мама. - Я сегодня посплю в гостиной.
Скрипнула дверь, и папа снова произнес ругательное слово...
Мария отложила ложку и вздохнула.
- Пиццу будешь? - спросила Рута, потому что дочь часто ограничивалась лишь супом да зеленью.
- Буду, - сказала Мария. - Здравствуй, дед!
- Здравствуй, внучка! - отозвался из своей комнаты дед. - Я подзарядился.
Дед всегда уходил, когда ему становилось трудно говорить: Зона не пускала в себя только живых людей и механизмы. Люди на границе Зоны умирали в огне, а их машины взрывались. Мумики же ходили туда-сюда безо всяких проблем.
Впрочем, с дедом было нелегко беседовать и после того, как он приходил с подзарядки - чаще всего он нес всякую околесицу. К примеру, про их с Марией жизнь (бабка тоже была Марией. Вернее это Мария тоже была Марией). Как будто давно ушедшая дедова с бабкой жизнь могла чем-то помочь внучке.
- Дед, мне необходим твой совет.
Дед любил, когда она так начинала разговор.
- Слушаю тебя, внучка.
- Дед, как мне жить дальше?
- Ешь пиццу! - Рута, разумеется, их разговор не слышала. Думать будешь после обеда.
Мария благодарно улыбнулась ей и сказала старому Шухардину:
- Дед, для чего я хожу в школу? Для чего мать учит меня всяким женским премудростям? Ведь меня никто никогда не возьмет замуж. Неужели я обречена стать второй Диной Барабаш?
Дед не знал, кто такая Дина Барабаш. Наверное, поэтому и понес околесицу:
- Живи, внучка, как живешь. В нужное время Бог подскажет тебе, как надо поступить.
- Бог? - воскликнула Мария. - Вместо Бога у нас теперь пришельцы!
- Не знаю, - сказал дед. - Я много раз был там. Нету там никаких пришельцев. Это Бог проверяет людей. Да и кто, кроме Бога, мог дать мне новую жизнь.
Дед считал себя живым. И часто говорил о Боге. В настоящей же своей жизни он не верил ни в Бога, ни в черта. Для того чтобы топить мастеров и инженеров в купоросном масле, ему Бог не требовался. Таким он воспитал и сына. По крайней мере именно это утверждал отец.
Дед продолжал нести околесицу про своего Бога, и Мария перестала его слушать. Какой, к черту, Бог! Она сама была Богом в этом городе, но что ей это принесло, кроме ненависти окружающих?..
Она вспомнила, как в первый раз попыталась помочь однокласснику на уроке. Одноклассника звали Сережка Попов. Он не мог решить пример, потому что не знал, сколько будет - шесть на восемь. Математичка уже собиралась посадить его на место, когда Мария взяла и представила, что перед Поповым на доске висит таблица умножения. Сережка не испугался, спокойненько сдул с таблицы ответ. И все бы сошло, но Мария сдуру после урока похвасталась Сережке, что это она спасла его. Он не поверил. Тогда Мария еще раз "повесила" перед ним таблицу умножения. Прямо на стене школьного коридора. А потом и перед всем классом свой фокус повторила. Благодарности ей захотелось, идиотке! А вместо благодарности получила страх и ненависть. В конце концов, пришлось менять школу.
В новой школе выяснилось, что жизнь Марию ничему не научила. Дальше было еще хуже. Она больше не пыталась помогать одноклассникам новыми методами, однако слух о ней уже разнесся среди школьников Хармонта. Нет, ее не трогали. Потому что боялись. Но и не любили. Боялись они ее, конечно, правильно. И если дядя Дима не ошибается в природе людей - а с какой стати ему ошибаться? - то и не любили правильно. К счастью, от их нелюбви до поры до времени ей было ни жарко ни холодно. Во всяком случае, не болела голова, как от жалости.
