Алла Конова - Осколки тяжести
— Ты сильна! Ты очень сильна! Таких девушек уже совсем нет на Оринде. И, наверно, мало на Земле. Ты красива… Нет нигде такой удивительной женщины, как ты. Тебе ли не властвовать?
И вдруг осекся. Осекся потому, что понял: Ирина прекрасно отличает ложь от правды. Она снисходительно смеется над его промахом.
— Ну что же, продолжай, продолжай дальше… Я красива, я сильна, я необыкновенна… Ну и что ж?
Это величайшая глупость: недооценить противника. Как он раньше не заметил: она совсем не похожа на слабеньких ориндок. Тем хуже для нее! Она слишком опасна! А если ее попробовать взять тем, чем безусловно, можно было бы подкупить его, Джоя.
— Я предлагаю тебе разумную власть. Ведь люди все-таки в своем большинстве глупы. А ты по своему уму, по своей силе призвана властвовать. Это же для их пользы…
— Таких, как я, миллионы, — вставила Ирина.
Она убеждена в этом. Джой ясно прочел ее мысли, и это озадачило его.
— Не может быть…
— Это так! Таких, как я, миллионы, сотни миллионов!
Ирина поднялась. Она протянула вперед ладони и одну руку, тонкую, нежно прохладную, опустила на окаймленный бронзой овал ультрателевизора.
— На Земле я мечтала быть великой актрисой. И чтобы тысячи людей, затаив дыхание, следили за каждым моим движением. Это ты прочел в моих мыслях? И ничего не понял. Я хотела людям подарить радость. Это моя желанная власть. Слышишь? Радость, а не рабство.
Сначала ее голос казался слишком нежным, слишком мягким, а потом страстная убежденность окрылила слова, придала им силу и взволнованную звучность.
— У меня и без тебя есть Земля, полная жизни и радости. И навсегда такой останется. Слышишь? Навсегда! И пусть я никогда не вернусь туда. Но мое солнце будет светить над живыми полями. И люди будут радоваться восходу дня!
Ирина радостно смеялась. Давно ей не было так весело. Ай да Джой! Сильнейший из сильных! Он просто глуп!
Она быстро двигалась по своей кабине. И когда делала слишком резкие движения, повисала в воздухе. Она ничего не замечала. Торжество победы переполнило все ее существо. Но почему, почему она раньше боялась, его?! Какая нелепость! Она сильнее! Сильнее!!!
Вдруг тревожная мысль на мгновенье, но только на одно мгновенье, отрезвила ее: я слишком взволнована. Надо успокоиться. Но она продолжала метаться по каюте, как будто ей трудно было остановиться.
«Надо включить отдых… Сон…»
Большим напряжением воли она заставила себя протянуть руку к кнопкам включения… круги вдруг поплыли перед глазами, синие, зеленые, темно-красные. Она резко тряхнула головой, чтобы отогнать этот мираж. Но не смогла. Наоборот, ясно увидела в углу, там, где был вход, непонятный, плывущий в воздухе предмет. Шагнула ему навстречу. Шар… Странный оранжевый шар.
«Осторожно! Осторожно!» — пыталась она успокоить свои разбушевавшиеся нервы. Но что-то оказалось сильнее ее. Она протянула к шару руки, кажется, слегка коснулась. Жар опалил лицо. Ирина не сразу поняла, что, собственно, произошло. Над ней наклонилось искаженное дикой усмешкой лицо Джоя.
«Ну! Кто сильнее?!»
«Да что же, что же это такое?» — с отчаянием подумала Ирина, проваливаясь в темноту.
К телу Ирины что-то слабо прикасалось, прикасалось с едва ощутимым электрическим пощипыванием. Синяя пелена колышется перед ней. И вдруг она понимает: это же покрывало проксимианца. А вот и само тело медузы, оно слабо пульсирует в мутной жидкости, а над Ириной беспрерывно вьются гибкие щупальца, они то обвивают ее руки и ноги, то опять отпускают. А глаза у медузы добрые, серо-зеленые, как вода северных морей на родной Земле.
— Тебе лучше? Ты понимаешь меня?
— Что это было?
— Не могу объяснить, как и почему вдруг оказался в твоей комнате шар под большим напряжением.
— А Джой?
— Что Джой?
Ирине хотелось сказать: это он! Он… Но тоска по Земле в эти первые минуты сознания оказалась сильнее всего…
— Скажи мне правду… скажи… я вернусь, я вернусь когда-нибудь на Землю?..
В минуты слабости ей необходимо было присутствие Инга. Она сама пришла к нему.
Вид Инга поразил Ирину: бледный, с виноватой улыбкой, он мельком взглянул на нее и опустил голову. Ирине даже показалось, что он сейчас упадет перед ней на колени и спрячет свое лицо в складках ее юбки. Она слегка отшатнулась. И не он, а она спросила:
— Что с тобой, Инг?
— Лучше, лучше бы это случилось со мной. Это Джой на тебя напал…
— Но я жива, и все хорошо.
— О нет, нет, Ирина, совсем, совсем не все хорошо, — горячо зашептал он.
Он смотрел ей в лицо. От волнения слегка подергивались губы, а глаза вдруг вспыхнули страстной волей.
— Нет! Не все! Не все хорошо!
Он подошел совсем близко.
— Я люблю тебя! Люблю! И это дает мне силы… Нет, он страшен еще, страшен, пока живет. Они не убьют его. Они вообще никого не убивают… Оона… Оона…
Ирина пошатнулась и медленно опустилась на пол. Он сел рядом, до боли сжав ее пальцы, он не мог отпустить их. Прямо перед ними во всю стену была Оринда, знойная, горячая Оринда с притаившейся тоской, обреченная Оринда, а вокруг искусственная синева, неловкая подделка весенних далей.
— Он живет. Он покажет еще свои когти. Он не отступит. Он рвется к Земле…
Ирина вспомнила громадный котлован с чем-то белеющим на самом дне. Потом никогда не виденный беспомощный ребенок Ооны… Это, конечно, от слабости пришла такая тоска и такое одиночество… Неужели же в мире остались только белеющие кости в котловане и такие…. такие дети?!
А Сергей?.. Сергей… Само его имя среди этих стен звучало как-то странно.
Инг уловил настроение Ирины.
— Мы с тобой… Нас только двое во всем космосе… Они… О! Нет… Они другие… Ирина…
От волнения он даже слегка заикался.
— И я л-люблю… люблю тебя…
Инг склонился над ее руками, покрывая их частыми поцелуями. Ирина сидела, резко выпрямившись и неподвижно, не отрывая глаз от яркого ориндского неба.
— Вернуться невозможно! Возвращение — верная смерть!
Ирина повернула к нему голову и холодно, четко спросила:
— И это так страшно — смерть?!
Он растерялся. От слабости и воображаемой опасности слегка отвис подбородок. Он молчал.
— Зачем ты все это говоришь?
Инг начал неуверенно.
— Смерть висит над нами… Я всегда думаю об этом… Когда тебя нет… Но…
Он вдруг загорелся.
— У нас много еще впереди, Ирина! Есть смысл жизни — самая большая радость — любовь! Так будем же любить!
Он опять поднес ее руки к губам. Она отстранилась.
— Нет, нет, Инг, не надо…
Он отступил и смотрел на нее с мучительной тоской.
