Валерий Генкин - Лекарство для Люс
Выслушав историю Пьера, Николай Иванович задумался. Гектор и Пьер сидели на шатких стульях, а хозяин, стоя у стола, рассеянно ворошил бумаги. За стеной плакал ребенок. «Несчастье ты мое», — явственно произнес высокий женский голос. Грянули в дверь, раздался зловещий крик: «К телефону!» Пьер вздрогнул.
— Простите, — сказал Николай Иванович, выходя.
Вернувшись через пять минут, он сконфуженно объяснил:
— Домоуправ. Просит, чудак, чтобы я жильцам лекцию прочитал. О международном положении. — Он сокрушенно махнул рукой, забарабанил по столу. Потом воскликнул: — Что ж это я! Сейчас чай поставлю. Вот у меня и повидло…
— Нет, нет, спасибо. Мы только что из чайханы, — сказал Гектор.
— Ах так, — пробормотал Николай Иванович. — Ну а Харилай? Харилай что вам сказал?
— Он предлагает собрать Всемирный Совет.
— И правильно! — обрадовался Николай Иванович. — Вот и я так считаю. А вы, вы-то сами как думаете, голубчик?
Утром явился связной от соседей справа и сказал Дятлову, что они отходят на юг и через десять — пятнадцать минут с их стороны надо ждать немецкие танки.
— Мы перехватили радиограмму бошей: они собираются отрезать нас от Дрома. Речь шла о десанте.
— Похоже, только мы мешаем немцам замкнуть кольцо, — сказал Дятлов Декуру, когда связной ушел. — Пройдите по траншеям, Жак. Поговорите с ребятами. Сейчас будет… Да что там, сами знаете.
Декур исчез.
— Базиль, — сказал вдруг Пьер, — что вы тогда говорили про будущее?
— Тебе не хотелось бы слетать на тысячу лет вперед, малыш? В гости.
— Сказки, Базиль.
— Вовсе нет. Ладно, мы еще потолкуем об этом. А сейчас… — Дятлов обернулся к д'Арильи, — уходите, право. Эрвье вас ждет.
— Подождет.
Д'Арильи остался. И был убит в самом начале боя. Тихо скользнул по стенке траншеи и сложился на дне, устроив голову на горке пустых пулеметных лент.
А когда немцев отбили, пришел Буше.
— Представь себе число песчинок на этом берегу. — Широкое движение руки над охристой уходящей вдаль полосой, и взгляд Пьера послушно оторвался от нежной зелени миртовой рощи, следуя за приглашающим жестом. — Число капель в этом море. Представь себе пустоту. Всякая мысль есть мысль о чем-то. Чтобы мысли рождались и жили…
Волны мерно ударяли в берег, на секунду возникала и таяла белая молния пены.
— Мыслимые же формы суть идеи, сущности вещей. Идеи блага, истины, красоты — это сущие реальности, но они бестелесны, мир их совершенен и вечен. — Курчавый бородач в белом хитоне светлыми глазами смотрел на Пьера.
«Суть, сущие, сущности». Пьер потерянно моргал.
— Не люди ли придумали эти идеи, Платон? А ведь люди не вечны, — сказал юноша с широким гладким лицом.
— Я отвечу тебе так, Харитон. Души вещей живут до своих жалких воплощений, наряду с ними и после них. А людям, — Платон поднял палец, свойственно стремление обратить свою смертную природу в бессмертную и вечную, идеальную. Что есть счастье, свобода, жизнь человека в сравнении с государством, то есть идеей человеческого сообщества!
На всхолмии под высоким синим небом стоял беломраморный храм. Шесть кариатид западного портика смотрели в море, второй портик легкой ионической колоннадой открывался им навстречу.
За спинами учеников мелькнула голубая туника Елены. Она перехватила взгляд Пьера и подошла.
— Вам не нравится?
— Что вы, напротив, — сказал он. — Где мы?
— В Пирее, — прошептала она.
— А мне показалось…
— Да ты меня не слушаешь! — загремел философ, но сразу же смягчился. — Ты, видно, утомлен дорогой, и мысли твои рассеяны. Я понимаю твое нетерпение: попасть сюда в пору жатвы в год великих Панафиней и пропустить облачение Паллады в пеплос — это невозвратимая потеря. Ступай же, не теряй времени.
Толпа учеников двинулась вслед за Платоном к храму, оставив Пьера с девушкой на развилке дорог. Он снова взглянул на портик, перед глазами встала картинка из школьного учебника.
— Ведь это Эрехтейон?
— Да, — сказала Елена.
— Так он ведь в Афинах. А вы сказали, мы в Пирее.
— Какой вы, право, педант. Это во Второй зоне, где властвует Кукс, там все до ниточки, до последнего гвоздика… У нас проще. Разве этот холм над морем не лучшее место для такого храма? Идемте скорее, а то мы пропустим самое интересное.
Процессию они догнали через полчаса. Ладья с желтым флагом колыхалась на плечах мужчин в складчатых хитонах. За ними, оглашая воздух ревом и блеянием, шли коровы и козы с вызолоченными рогами, гонимые юношами и девушками под жертвенный нож.
— А почему все смотрят на этот желтый флаг? — спросил Пьер.
— Перед вами тот самый пеплос — знаменитый плащ, в который облекают Афину каждые четыре года. Лучшие вышивальщицы города трудились над ним, изображая сцены гигантомахии: Геракла с натянутым луком, саму Афину, придавившую Сицилией могучего Энкелада…
В этот момент из рядов гоплитов, топающих по свежим коровьим блинам, вышел стройный воин и, раздвинув толпу зевак, радостно бросился к Пьеру.
— Дружище, наконец-то я вас нашел! — закричал он, швыряя на землю шлем с конской гривой и прочие медные предметы. — Дать себя увести моему конкуренту! Меня же лишат премиальных, посадят на гауптвахту, отлучат от церкви и сошлют на галеры. Ну Елена, ну лань Керинейская, — говорил он уже девушке, глядя на нее с восхищением.
— Нечего возмущаться, Гектор. Забыл, как в прошлом сезоне умыкнули у нас ганимедянина? А Пьеру у нас понравилось. Платон его, правда, чуть не усыпил…
— Говорил, что ни в грош не ставит человека, когда речь идет о благе человечества? — Гектор улыбнулся Пьеру.
— Я не уверен, что правильно понял. Я немного запутался, пока слушал, — сказал Пьер.
— Еще бы! Когда мы вернемся, я сведу вас в Скотопригоньевск. Там Иван Карамазов в два счета докажет вам, что все обстоит как раз наоборот.
— Опять в российские снега? — сказала Елена. — А меня вчера звали в Четвертую зону. Там скачут на мустангах по красной степи, плывут по большой реке на колесных пароходах и поют спиричуэлы. Не хотите?
— В другой раз. А сейчас мне надо сообщить Пьеру нечто важное.
Уже отойдя на порядочное расстояние, они услышали голос Елены:
— Эй, шлемоблещущий Гектор великий! Захвати свои железки, их надо сдать в костюмерную!
— Итак, Пьер, завтра первое заседание Всемирного Совета, — весело объявил Гектор. — Я должен познакомить вас с Кубилаем. Это режиссер, которому поручено подготовить вашу роль на Совете. Вечерком вы немного порепетируете…
— Вы с ума сошли, Гектор. Какой режиссер? Какая роль? Нет, меня вы играть не заставите. Я должен паясничать, не будучи даже уверен, что вы мне поможете? Неужели нельзя прямо ответить, спасете вы мою дочь или нет. Скажете нет, я сяду в свою машину и уеду. Не знаю, правда, куда попаду, но вам что до этого. Вы пока сыграете во что-нибудь веселое. В инквизицию, в Бухенвальд, например.
