Виктор Меньшов - Сердца Лукоморов
Да что делать, голод не тётка. Лазил я, лазил по камышам, вымок весь, устал, а ворону так и не нашёл. К тому же вторую стрелу за так потерял. Обидно, стрелы на болоте дорого обходятся. Да что делать? Понял я, что искать ворону в камышах - всё равно, что иголку в стоге сена. Плюнул, собрался домой уходить.
Только на тропу вышел, вижу, кусты рядом с камышом шевелятся. Здоровый кто-то там копошится. Я сразу понял, что это собака, которая тайком за мной шла, мою ворону нашла, и трескает. Я представил себе как она, чавкая, ворону поедает, чуть слюной не захлебнулся. Совсем рассудок потерял, и не глядя в кусты эти ломанулся. Раздвинул их, и оторопел. Батюшки светы! Сидит передо мной Лягушка, лапой стрелу мою прижимает.
И какая Лягушка! Цветом она не зелёная, а тёмно лиловая. Губастая, и здоровенная. И кожа у неё блестящая. Я вылупился на неё и стою, рот раззявив.
А она мне и говорит, что, мол, выставился, негритянок, что ли, не видел?
Я ей отвечаю, что у нас на болоте я ни гречанок, ни негритянок, никого не встречал, одних наших, худосочных, да зелёных.
Лягушка поморщилась, и говорит, что я теперь её муж. А если я не согласен, то имею на это полное право. И она тоже имеет в таком случае полное право. Скушать меня от такого огорчения.
Пожалел я её. Не стал огорчать негритянку. Она и без того фиолетовая.
Веди меня домой, говорит фиолетовая. Я и повёл. А дом у меня - смех сказать. Шалаш. Да такой, что в нём дыра на дыре. Увидела это сооружение моя любезная, и резко во мне разочаровалась. И сказала, что, конечно, с милым рай и в шалаше, но не в таком же.
Потом спросила, всегда ли у нас так холодно. Я ей сказал, что не всегда. Что только почти всегда.
Тогда фиолетовая села напротив меня и стала петь про то, как хорошо у неё на исторической родине. Что там, откуда она родом, всегда солнце, всегда тепло, никогда холодов не бывает, и даже дождь редкость. И что бананы у них повсюду растут бесплатные, кокосы, ананасы, и всё такое прочее, из области экзотических фруктов.
Ну, я уши и развесил.
Дрогнуло у меня сердце, так тепла мне захотелось, а особенно дармовых бананов и ананасов с кокосами. И пошёл я со своей Лягушкой в эмиграцию. В анкете написал, что еду с познавательными и гастрономическими целями. Решил посмотреть, как живут в других странах, ну и подкормиться, естественно.
Туда она меня на себе мигом доставила. Там оказалось действительно жарко. Но только так жарко, что я с тоской вспомнил наше прохладное болото. И тут мне есть захотелось. Стал я спрашивать свою Лягушку, где же бесплатные бананы и прочие фрукты? Она и отвечает, что вокруг растут. И показывает на высоченную пальму, на которой до самой верхушки ни одной веточки. И говорит моя Лягушка, что я могу залезать и рвать, сколько моей душе угодно.
Так я и полез! Я не обезьяна. Так что пришлось идти дальше голодным.
Привела меня моя Лягушка в своё племя. Выскочили темнокожие лягушки, увидели свою подругу со мной в компании и так обрадовались, только что-то орать стали такое, от чего у меня чуть штаны не салились. Кричали они про то, что вернулась Фиолетовая, и привела с собой импортный деликатес!
Я посмотрел вокруг, и сообразил, что эти негритянские Лягушки меня деликатесом обзывают. Оказалось, что попал я в лапы племени Лягушек людоедов.
Хорошо ещё, что худоват я был, решили они меня откормить малость. И посадили в бамбуковую клетку. Ну, у меня с собой всегда нож за голенищем. Ночью я клетку эту разрезал и убежал. Почти год до дома добирался.
С тех пор как-то не тянет меня в заморские путешествия. Дома лучше, если даже этот дом - болото. Вот так-то. Всяк кулик своё болото хвалит. Дома - и солома едома, а на чужой каравай рот не разевай.
Такими словами закончил Буян своё повествование о неудачной эмиграции.
Глава шестая
Журка. Болотный заговор.
- А я остался бы там, - мечтательно погладил лысину Яшка. - Там всегда тепло. Ананасы, бананы... А на пальмы можно научиться лазить. Подумаешь!
- И скушать тебя запросто могут Лягушки-людоеды, - возмущённо вставил задетый за живое Буян.
- А ты знай с кем компанию водить. Пора бы знать, что беспорядочные знакомства до добра не доводят, - назидательно проворчал Яшка.
Из-под стойки появился Черномор, осмотрел хмуро спорщиков и буркнул сердито Буяну:
- Что-то я вижу, что совершенно не вижу, чтоб у тебя работа спорилась.
- Конечно! - картинно возмутился Буян, жестом приглашая нас разделить его искреннее возмущение. - Ты, толстопузый, последнюю рубаху стянешь! И без того шубу на шубу надеваешь, а у меня, хотя и шубка овечья, зато душа человечья!
- Совсем ты Буян с собственной головой дружить перестал, - обиделся Черномор. - Когда ж это я сквалыгой был?! Я, что ли, муку да горох с пшеном перемешал?
Буян огорченно посопел, заворчал что-то о мироедах, и пошёл на место, трудиться. А я направился к Черномору, который разложил по стойке свою бороду и сердито ворчал что-то о неблагодарных людях.
Увидев меня, он широко улыбнулся беззубым ртом и спросил:
- Ну а ты чего хорошего скажешь?
- Должок хочу отдать, вчера позабыл из-за чая вприсядку, ты уж извини.
- Ладно, чего уж там, - проворчал заметно обрадованный тем, что я не забыл про вчерашний долг, Черномор.
- Так сколько я должен? - поторопил я его, залезая в карман, решив поскорее рассчитаться, и удрать подальше, пока моя Царевна спит.
Но, к моему огорчению, она уже не спала.
- Квак не совестно! - раздался её скрипучий голос сверху. - У первого встречного он спрашивает, сколько он должен, спешит долг отдавать. А мне, кварасавице, своей законной супруге, он, видите ли, супружеский долг не отдаёт!
- Квак не стыдно! - подскочила шапка на голове у Обжоры.
- Квак не совестно! - пискнуло из-под перевернутой кружечки.
- Да я что? - засуетился я, не желая вступать в бесполезные споры. Я сейчас. Я только вот хотел...
И завертел по сторонам головой, пытаясь срочно найти какую-то отговорку.
- До ветру, что ли, ты хотел? - деловито спросил Черномор, по своему истолковав мои судорожные телодвижения. - Так у нас все удобства - во дворе. Если дело большое - возьми возле дверей лопату, подальше отойдёшь, потом зароешь, если малое дело, и так сойдёт. Или не сойдёт.
Я торопливо подтвердил, что дело у меня весьма даже срочное и очень большое и серьёзное, и заверил, что обязательно возьму с собой лопату, даже две.
Услышав про две лопаты, даже моя Царевна на мгновение замолчала, и впервые посмотрела на меня с интересом и уважением.
Я же, пользуясь случаем, поспешно покинул трактир, с облегчением закрыл за собой двери и бросился по едва заметной тропинке в камыши.
Продравшись сквозь шуршащие заросли, я вышел на болото, по которому, как неприкаянный шальной мартовский кот, гулял из конца в конец ветер, а с неба сыпал частый мелкий противный дождь.
