Вячеслав Назаров - Нарушитель
за солнцем солнце открывая...
- Андрей, выключи ты это старье или сделай потише? Слушать тошно!
Нина поправила плед на коленях и раздраженно отвернулась от телестены.
- Тетя нехорошая, - констатировал Юрка, не отрываясь от своих дел.
Андрей безропотно убавил звук. Низкий печальный голос певицы теперь почти шептал:
Увидят люди край земли
и остановятся у края...
Может быть, у него дурной вкус, но ему нравится Селена Суона. Нравится простая старая песня, белое лицо и бледная рука в бессильном взмахе:
Перед стеною вечной тьмы
замрут лучи радиотоков...
- Вы не представляете, что вы натворили, - говорил Медведев, расшвыривая носком ботинка ворохи палых листьев. - Вы не физик... Если бы не ваш крамольный эксперимент, ни один земной звездолет близко не подошел бы к кристаллопланете... В ближайшем столетье, по крайней мере...
- Почему?
Они шли по дикому сосновому парку Академгородка. Шеф вертел в пальцах хвойную лапку и колюче усмехался.
- Вы не физик, и до вас не дойдет весь размах ученой паники. Оказалось, что в молекулах лабира нет атомов. Молекула есть, а атомов нет. Смешно?
- Как нет атомов? Из чего же состоят молекулы? Ведь во всех химических реакциях...
- Совершенно верно, во всех химических реакциях лабир ведет себя как обычное вещество... Но атомов в нашем понимании в нем нет. Есть... как бы это вам объяснить... стабильные энергетические сгустки, что ли... Словом, имитация атомов, квазиатомы...
Теперь вы представляете ситуацию? С одной стороны, как будто еще одно подтверждение "барьера Штейнкопфа" - безатомная структура. С другой стороны, ваш "посев" - а что, если он "взойдет"? Ведь тогда придется пересматривать не только биологические каноны, не только отменять "жизненный барьер", но и вообще все начинать сначала! Вот какие дела, дорогой мой нарушитель спокойствия...
В последний раз они встретились в номере гостиницы. Медведев поднялся навстречу, непривычно сияющий и возбужденный.
- Танцуй, ученик чародея! Совет решил, наконец, послать экспедицию на ПКК-13СД38А... Кстати, планете дано имя - Прометей... Неплохо? Так вот, звездолет "Королев" летит к Прометею через две недели. Цель - проверка результатов эксперимента космобиолога Савина. Научный руководитель академик Медведев. Ну что же ты не танцуешь? Твоя взяла!
- Наша взяла, - тихо поправил Андрей. - Наша, Петр Егорыч...
И хрустнут в сомкнутых руках
предохранительные вехи...
- И знаешь, кто яростнее всех настаивал на экспедиции? Штейнкопф! Да... Старик еще хоть куда. С таким и воевать приятно...
И прозвучит сигналом к бою
неукротимость древних снов.
И снова вспыхнут за спиною
крутые крылья парусов...
- Пойдемте ко мне, - предложил Андрей. - Такое событие надо отметить...
Медведев сразу потускнел, замялся, отвел глаза в сторону.
- Понимаешь, после одного... Понимаешь, не могу видеть детей. Сын у меня... Четыре года... Сразу - жена и сын. Я до сих пор... Не могу, Андрей, извини. Посидим лучше в кафе. Если ты не против. На добрый путь...
Певица раскланивалась под аплодисменты, кокетливо улыбалась и приседала. Это было уже неприятно и как-то обидно.
Андрей выключил телевизионную программу, и экран, погаснув, превратился в обыкновенную стену, не отличающуюся ничем от трех остальных.
Очень хотелось курить, но курение разрешалось только на кухне, а уходить в одиночество не хотелось.
- Послушай, Нинок, может быть, нам немного пройтись?
Нина отложила книгу, спустила ноги с тахты, нащупывая тапочки.
- Наконец-то я слышу речь не мальчика, а мужа...
Башня рухнула со стеклянным звоном. Юрка, испустив победный клич, помчался в свою комнату одеваться. В его личном перечне радостей жизни семейные прогулки были на первом месте.
Они шли втроем по вечерней улице, в бесшумной метели огней. Юрка, сосредоточенный и самостоятельный, в центре, Нина чуть впереди, Андрей на полшага сзади, изредка посматривая на прохожих из-за поднятого воротника.
Привычка поднимать воротник на улице появилась у него недавно. Он стал мнителен, почему-то панически боялся, что его узнают, будут приставать с разговорами, с обвинениями или сочувствием.
Как-то Нина, высмеивая этот нелепый страх, предложила ему носить маску. Но Андрей отнесся к предложению серьезно и, подумав, покачал головой:
- Человек в маске будет бросаться в глаза...
У Нины сразу пропала охота шутить...
Улица в эти часы была полна народу, но на них никто не обращал внимания. Многоголовый и многоголосый людской поток упруго тек по тротуару, разделяясь на ручейки и речки. Начинали работу театры и кинозалы, клубы и вечерние кафе, спортивные комплексы и центры самообразования, общественные лаборатории и университетские лектории. Ручейки и речки текли в беспрерывно вращающиеся двери, но поток на улице не ослабевал: домоседов за последнее время заметно поубавилось.
С Красноярского моря тянуло теплым влажным ветром. Ветер шуршал в густых, сплетенных вершинами кронах тополей, звенел в лапах голубых елей, раскачивал тяжелые веера сибирских пальм. Сверху, из висячих фруктовых садов, остро пахло лимонами и апельсинами - почему-то фантазия садоводов-любителей не шла дальше субтропической экзотики. Правда, кое-где из-за оградительных решеток торчали перья морозостойких кокосов и фиников вперемежку с традиционными костистыми ранетками и яблонями. Вот уже много лет Красноярск в августе превращался в сплошную многоэтажную цитрусовую плантацию.
Над улицей шептались бесконечные мелодические импровизации. Если закрыть глаза, покажется, что плывешь среди моря и мерные волны, сталкиваясь, баюкают усталый мозг. Негромкий уличный шум - ветер, голоса, шорох электромобилей - вбирают акустические раковины на стенах домов и, пропустив по извилистым каналам, возвращают на улицу тихой, стихийной, никем не написанной музыкой...
Андрей шел, ни о чем не думая. Даже курить расхотелось. Он жадно вдыхал настоянный на хвое и лимоне воздух, слушал поющие раковины, ощущал тепло Юркиной ручонки, которую тот время от времени пытался вытянуть из отцовской ладони.
Впервые за много дней ему было покойно. Что-то внутри хрустнуло и сломалось, принеся облегчение. Он вернулся. Вернулся только сейчас, размягченно и беззаботно принимая будни Земли. Вернулся прямо в этот деловито спокойный вечер, к жене и сыну, к этой пестрой толпе - от мятежных звездных костров, от нечеловеческого напряжения воли и мысли - к тишине... Забыть и не думать.
Андрей опустил воротник. Это потребовало некоторого душевного усилия, но он снял невидимый гермошлем, отделявший его от земной обыденности.
Он принял Землю.
