Гоар Маркосян-Каспер - Четвертая Беты
— И что?
— Что? Их всех взяли. И осудили как предателей. «Как можно думать о себе, когда речь идет о будущем Бакнии»… Дан! Будь добр, объясни, почему ты считаешь… собственно, что ты считаешь? Кому принадлежит власть в этой стране?
Дан кивнул на принесенную по его просьбе хозяйской девочкой газету, тонкую, непривычного формата, черно-белую с редкими фотографиями, но все-таки напоминавшую те, которые он читал дома.
— Если верить этой газетенке, то народу.
— Дан, не будь ребенком. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Кому — на самом деле — принадлежит — власть — в этой стране?
— Изию, насколько я могу судить.
— А кто такой Изий? Кого он представляет?
— Возможно, третье сословие, — предположил Дан. — У нас, кажется, под народом подразумевали именно его.
— Ерунда! На народ ссылались практически все тирании нового времени.
— Не все. Были еще какие-то классы. Уж это-то я помню.
— Да? Точно, — осведомилась Ника насмешливо.
Дан смутился.
— Я — астрофизик, — буркнул он сердито. — И вовсе не обязан… И вообще перестань меня отвлекать.
— Я тебя отвлекаю? — удивилась Ника. — Это ты каждые десять минут зачитываешь мне по абзацу. — Она забралась с ногами на тахту и уткнулась в словарь. — Читай. Ты не один, другим тоже хочется.
— Сначала скажи мне, что такое айт.
— Где-то я слышала это слово… Нет, не помню. — Ника зашелестела страницами. Дан терпеливо ждал. — Это от древнебакнианского «башня», — сообщила она наконец. — «Айт — древнее культовое сооружение в виде узкой высокой башни, в полом пространстве внутри которой располагался»… как бы это перевести?.. ну в общем, какой-то музыкальный инструмент.
— Орган, — предположил Дан.
— Подножье айта окружалось пустым пространством радиусом несколько… погоди, тут какая-то мера длины.
— Чтобы святыня находилась на расстоянии от светских зданий?
— Не только. Насколько я поняла, туда приходили обратиться к Создателю Всего Сущего, поблагодарить или просить его о чем-то.
— А что, у них не было организованной религии — богослужений и всякого такого прочего?
— Как будто нет… Ой!
Дверь распахнулась без стука. На пороге возник охранник, его ярко-зеленая форма на фоне блекло-серых тонов двери и стен выглядела пугающе нарядно. Дан медленно поднялся, лихорадочно соображая, один этот бесцеремонный юнец или?.. Не пришли ли за ними из наконец вспомнившего об их нахальном побеге ведомства? Но охранник только приветственно поднял руку и отчеканил:
— Письмо от начальника спецотдела Охраны Марана.
Дан молча взял конверт.
Письмо было без обращения и без подписи.
«Завтра на Главной площади Бакны отмечается День Большого Перелома. Приглашаю. Третьего выбирайте сами.»
Дан поднял глаза на охранника. Охранник исчез. Тогда он встряхнул конверт, и из того выпало три зеленых квадратика с нечетким рисунком. Вглядевшись, Дан узнал профиль Изия.
— Пойдем? — спросил он Нику.
— Еще бы!
Подступы к Главной площади были перекрыты охранниками, их собралось невообразимо много… Наконец и Бакна зазеленела, подумал Дан с иронией — странно, в Бакне почти не было деревьев, пожалуй, кроме того ободранного парка за дворцом Расти, не было вовсе, он, во всяком случае, не видел ни одного… Вход на площадь запирала узкая длинная башня.
— Айт? — понимающе спросил Дан у Поэта, кивая на башню.
— Ну да, — саркастически усмехнулся тот. — Айты теперь можно увидеть только во сне или на старых картинах… если таковые уцелели.
— А это что?
— Эта уродина? А ты посмотри наверх.
Дан последовал совету и увидел далеко в вышине огромное зеленое знамя.
— Это Башня Зеленого Знамени. Ее построили семь лет назад по личному приказу Изия… ну знаешь, как это бывает — простер руку и изрек: «Вот здесь через год должна стоять башня, мы назовем ее Башней Зеленого Знамени»… А раньше тут действительно был айт, один из древнейших и красивейших айтов Бакнии, его снесли за год-два до строительства этого пугала.
— Почему снесли?
— А чтоб глаза не мозолил. Раз Создателя нет, так и обращаться к нему бессмысленно. А Изий бессмысленных действий не любит.
— То, что бессмысленно с его точки зрения, не обязательно бессмысленно с позиций объективного взгляда на вещи.
— А вот такие изречения у нас награждаются большим призом — одиночной камерой в подвалах Крепости. Не веришь? Попробуй высказать эту светлую мысль охраннику. Или просто члену Лиги. У нас взгляд на вещи может быть только один. И естественно, это взгляд Изия. Думай, как я. А я думаю, что бога нет. Тут, между прочим, железная логика — зачем одному народу два бога?
Они дошли до башни, показали охраннику с офицерскими нашивками свои квадратики и, пройдя между толстых коротких колонн — башня, как некое необычное с виду насекомое, опиралась на четыре ряда круглых ножек-опор — оказались на площади. Огромное пространство, ограниченное длинными, похожими на казармы, однотипными зданиями, было заполнено людьми почти наполовину. Дана поразила необычная для такого скопления людей тишина. Все разговоры велись вполголоса, никаких признаков оживления, никакого движения. Серую толпу расцвечивали только маленькие зеленые флажки.
— А почему зеленый? — спросила Ника.
— По древним верованиям зеленый цвет символизирует будущее, поэтому Рон Лев выбрал его цветом своего знамени.
— Я до сих пор толком не поняла, кто такой Рон Лев, — сказала Ника смущенно. — Просветил бы ты нас, что ли?
Поэт меланхолично улыбнулся.
— Это не так просто. Нет, формальная сторона, конечно, известна всем. Я имею в виду, когда и где он родился, жил, основал Лигу… Он был руководителем и вдохновителем Лиги, возглавил восстание против императора, а потом государство… но это всего лишь газетные сведения, и на них все кончается. Что он думал делать дальше, каким он представлял будущее Бакнии? Все покрыто мраком. Изий утверждает, что выполняет предначертания Рона, но поди проверь его. Никаких документов, никаких свидетельств… Никаких свидетелей — Изий позаботился о том, чтобы убрать их. Бумаги Рона пропали — но так утверждает тот же Изий. Везде Изий, всегда Изий, Изий, Изий…
Словно услышав его, толпа начала скандировать:
— И-зий, И-зий, И-зий!
На небольшой трибуне, воздвигнутой перед одним из окружавших площадь зданий, возникла невысокая коренастая фигура в сером. Площадь разразилась неистовыми рукоплесканиями, криками восторга. «Да здравствует!.. Многая лета!.. Слава, слава!» — люди надрывались, орали самозабвенно, до хрипоты, отбивали ладоши, топали ногами. На трибуну стали выходить другие. Последним появился и стал в глубине Маран. Он не был похож на человека, упивающегося восторгами толпы, напротив, он смотрел поверх голов с отсутствующим выражением, а рот его кривился в презрительной усмешке.
