Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Т. 3. Контракты души
Он бродил по холлу, испытывая угрызения совести, ему хотелось покаяться. Мосс садился, рассказывал, сожалел, признавался, унижался, иногда плакал. И каждый, к кому он подходил, чтобы поведать свои тайные мысли, оживал на мгновение, затем, вновь оставшись в одиночестве, замирал, а свет в его глазах постепенно угасал.
Мосс подошел к столу, за которым одиноко сидела и грызла ногти худая, ничем не примечательная молодая женщина.
— Я бы хотел присесть и кое-что с вами обсудить, — сказал Мосс. Женщина пожала плечами, точно ей было все равно, и он сел. — Я понял, что мы все одиноки, — сообщил Мосс.
Женщина ничего не сказала. Только посмотрела на него.
— И не важно, сколько людей любит нас, заботится о нас или стремится облегчить нашу ношу в этой жизни, — продолжал Мосс, — все мы, все, всегда одиноки. Я не помню точно, как это звучит, однажды Олдос Хаксли что-то написал по этому поводу, я пытался найти цитату и не смог, но припоминаю кусочек. Там говорится: «Мы, каждый из нас, есть остров-вселенная в океане пространства». Мне кажется, цитата звучала именно так.
Женщина одарила его равнодушным взглядом. Худое, ничем не примечательное лицо. Ни милой улыбки, ни необычного сочетания черт, ни симпатичных ямочек на щеках — ни малейшего намека на привлекательность. Взгляд, отработанный на протяжении многих лет до автоматизма. Ее глаза ничего не выражали.
— Моя жизнь всегда напоминала печальную музыку, — признался Мосс. — Бесконечная симфония в миноре. Ветер в деревьях и разговоры, подслушанные ночью сквозь стены. Никто не смотрел на меня, никто ничего не хотел знать. Но я выстоял, вот и все. Существует только день, и его конец, и ночь, и сон, который приходит не сразу, а потом наступает другой день. Пока их не остается позади столько же, сколько ждет тебя впереди. Никаких вопросов, никаких ответов, одиночество. Но я держусь. Не позволяю себя сломить. И песня продолжается, Скучная молодая женщина едва заметно улыбнулась.
Протянула через стол руку, коснулась руки Мосса. На мгновение в его глазах вспыхнули искры.
И тут гигантское судно стало снижать скорость.
Они так и сидели, ее рука на его, пока тамбурные щиты не поднялись и не окружили их со всех сторон. Вскоре судно остановилось. Конечная станция, место высадки.
Все поднялись, чтобы покинуть борт корабля.
Мосс тоже встал и шагнул в сторону. Он прошел через холл, но никто с ним не заговорил и никто не коснулся его. Он подошел к двери в свою каюту и повернулся.
— Извините, — сказал он.
Все молча смотрели на него.
— Может быть, кто-нибудь хочет поменяться со мной местами, пожалуйста? Может быть, кто-нибудь из вас готов продолжить это путешествие вместо меня?
Он смотрел на них из-под своей белой клоунской маски, он ждал достаточно долго.
Никто не ответил, хотя ему показалось, что ничем не примечательная молодая женщина хотела что-то сказать, но все-таки промолчала.
— Так я и думал, — тихо проговорил Мосс и улыбнулся.
А потом отвернулся от них, дверь в его каюту скользнула вверх, и он вошел внутрь. Дверь опустилась на место, и пассажиры бесшумно покинули борт гигантского корабля.
Через несколько мгновений выходной шлюз закрылся, и корабль снова отправился в путь. В тот мрак, из которого нет возврата.
СТРАННОЕ ВИНО
Два худощавых полицейских, что отвечали за безопасность на этом участке калифорнийского шоссе, поддерживая Виллиса Коу с двух сторон, вели его от своей патрульной машины к накрытой одеялом бесформенной куче, лежащей прямо на бетоне. Темно-коричневое пятно, начинающееся где-то в шестидесяти ярдах к западу, исчезало под этим одеялом. Один из зевак сказал:
— Ее протащило вон оттуда, это ужасно, ужасно. Виллис Коу не хотел смотреть на свою дочь.
Но он должен был опознать ее, так что один из полицейских крепко вцепился в его плечо, а другой в это время опустился на колено и приподнял одеяло. Он узнал нефритовый кулон, который подарил дочери по случаю выпуска. Только кулон ему и удалось узнать.
— Это Дебби, — пробормотал Виллис Коу и отвернулся.
«Почему это происходит со мной? — подумал он. — Я же не отсюда; я не из них. Такое должно происходить с людьми».
— Ты сделал укол?
Он поднял от газеты глаза и попросил жену повторить то, что она сказала.
— Я спросила тебя, — мягко проговорила Эстель, в усталом голосе звучала доброта, которой осталось так мало в ее душе. — Я спросила тебя про инсулин.
Мимолетная улыбка коснулась губ Виллиса Коу.
Он оценил деликатность жены, понял, что она не хочет мешать ему предаваться своим горестным размышлениям. Ответил, что укол сделал. Тогда его жена кивнула:
— Ну, я пойду наверх, пора спать. Ты идешь?
— Не сейчас. Может быть, через некоторое время.
— Снова заснешь перед телевизором.
— Не волнуйся, я скоро поднимусь.
Она немного постояла, не сводя с него глаз, потом повернулась и начала подниматься по лестнице. Он прислушивался к привычным звукам вечернего ритуала — зашумела вода в туалете, потом в раковине, скрипнула дверца шкафа — Эстель убирала одежду, — застонали пружины, кровать принимала на ночь тело его жены.
Он включил телевизор, тридцатый канал, один из тех, что всегда были пустыми, затем уменьшил звук так, чтобы не слышать занудное, тоскливое, усыпляющее шипение.
Виллис сидел перед телевизором несколько часов, положив правую руку на экран, надеясь, что благодаря электронной бомбардировке рука станет прозрачной и откроется его инопланетное происхождение.
В середине недели он зашел к Харви Ротаммеру и попросил разрешения не выходить на работу в четверг, чтобы съездить в больницу в Фонтану и навестить сына. Ротаммер был не очень доволен, но отказать не мог. Коу потерял дочь, а его сын по-прежнему был на девяносто пять процентов лишен способности двигаться и находился на излечении без какой бы то ни было надежды на то, что когданибудь снова сможет ходить. Поэтому Харви Ротаммер сказал Виллису Коу, что тот, конечно же, вправе взять выходной, но напомнил, что апрель уже практически наступил, а всем известно — в апреле фирма готовит свои отчеты, так что это очень напряженное время. Виллис Коу сказал, что он все прекрасно помнит.
За двадцать миль от Сан-Димас машина сломалась. Немилосердно палило солнце, а Виллис Коу сидел за рулем, разглядывал пустыню и пытался вспомнить, как же выглядела его родная планета.
