Игорь Всеволожский - Судьба прозорливца
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Последняя запись
Мне остается рассказать немного. Я сижу в камере цезарвильской тюрьмы. Однажды во время прогулки я видел того человека, которого мне показывали в ресторане «Лукулл». Он ходил по двору, одетый в полосатый тюремный костюм. На голове его красовался полосатый, белый с желтым, колпак, похожий на поварскую шапочку. Стражник, расположенный почему-то ко мне, иногда сует мне в камеру газеты. Из газет я узнал целую кучу новостей. Выборы президента были произведены, и президентом стал Агамемнон Скарпия, а Герт Гессарт потерпел поражение. Это известие вселило в мое сердце некоторые надежды. Злосчастный русский Миранов был оправдан, выпущен на свободу, но при выходе из зала суда жестоко избит фашиствующими молодчиками Крабби Гадда. Они начали распоясываться, ведь они заодно со Скарпия, я это знал.
Правда, русского тут же отбили и порядком-таки помяли молодчиков Крабби Гадда. У русских стало очень много друзей среди бататцев и никакой Гессарт, никакой Скарпия не в силах были подавить неугасимый дух этой дружбы, хотя Скарпия и принялся сразу же действовать: в газетах сообщалось о «борьбе с коммунистическим духом среди рабочих», об арестах, увольнениях, снижении заработной платы, увеличении рабочего дня. Сообщалось также о немедленной отмене закона, регулировавшего цены на продукты, о повышении цен на ананасовый сок Гро Фриша и на мороженых кроликов. Джаз Стрэйка исполнял новую песенку: «Русские из-за моря тянут к нам руки». В кинотеатре «Колумб» шел новый фильм «Шпионы в Батате». Публиковалась нота министерства иностранных дел Бататы, сообщение о предстоящем процессе коммунистов, извещение о смене председателя верховного суда Бататы и прокурора. «Коммунистическая партия в Батате запрещена», — сообщали газеты, «Общество „Долой всякое общение с Советской Россией“ избрало своим председателем почтенного и уважаемого Крабби Гадда»…
Мои слабые надежды на благоприятное вмешательство в мою судьбу Агамемнона Скарпия (как-никак, я все же «спас» ему жизнь и кое-чем помог в предвыборной кампании, рухнули, как только меня вызвали к следователю, человеку с крысиным лицом и с трауром под ногтями. Он сообщил мне, что президент приказал в кратчайший срок провести следствие и что я обвиняюсь в семнадцати смертных грехах против республики, каждого из которых было бы вполне достаточно, чтобы вздернуть меня на виселицу. Я понял, что мне не выкарабкаться. На одном из допросов, когда я по-прежнему категорически отрицал все взводимые на меня обвинения, следователь сказал, что военное министерство обратилось к президенту с просьбой предоставить меня в его распоряжение. Я был бы удобен для военного министерства, шпион, который в чужой стране может никого ни о чем не расспрашивать, а попросту читать нужные ему мысли, Но президент отказал военному министерству: он сказал, что «на такую шельму, как я, Батата положиться не может». «Он доказал на суде, что заражен русским духом» — сказал Агамемнон Скарпия, и я понял, что окончательно погиб. Вскоре следователь любезно сообщил мне, что следствие, закончено и моя «сообщница» уже отправлена в ссылку на Змеиные острова. Бедная Сэйни! Какая неприглядная судьба ее ожидала: стать наложницей пьяного колонизатора, зачахнуть от малярии и нестерпимой жары или умереть мучительной смертью от змеиного укуса! Я проплакал о ее судьбе всю ночь, а на утро следователь мне заявил, что следствие по моему делу закончено и дело передано в особый суд.
Председатель особого суда не дал мне вымолвить ни одного слова. Он грубо обрывал меня, когда я пытался защищаться. Суд проводился в закрытом порядке, на нем не было не только публики, но и представителей прессы. Агамемнон Скарпия хоронил меня втихомолку. Клятвопреступление, оскорбление высших чинов верховного суда Бататы, шарлатанство и обман многочисленных подданных Бататы, дебош в зале суда, шпионаж в пользу иностранной державы, приверженность к коммунизму — это была лишь меньшая часть моих преступлений, за которые мне предстояло понести наказание. Меня присудили в тот же день к пожизненной каторге на реке Крокодилов. Я знал, что это значит. В этих местах прикованные к тачкам каторжники не выдерживали более года. Крокодилам в реке всегда было достаточно пищи.
Однажды стражник сказал, что у меня есть на воле друзья, которые пытались мне устроить побег, но из цезарвильской тюрьмы, усовершенствованной по последнему слову техники, побег невозможен. Я спросил, могу ли я отдать им свои записки и сумеют ли они издать эти записки за пределами Бататы.
На другой день стражник сообщил, что записки будут переправлены за границу и изданы. Я отдал ему свою тетрадь, которую тщательно прятал в своей камере, во мне одному известном потаенном месте. У меня появилась цель в жизни — еще до своих похорон на реке Крокодилов хоть краем уха услышать, что в мире узнали о прозорливце, который мог принести пользу человечеству, но пал жертвой ожесточенной возни политиканов, больше всего думающих о наполнении желудков едой и карманов лаврами и менее всего — о счастье своего народа.
И у меня появилась твердая уверенность в том, что не Гессарт и не Скарпия — выразители воли бататского народа, а сам народ, тот народ, который не хочет ни с кем воевать, хочет мира и дружбы со всеми и, в первую очередь, с Советским Союзом — и этот народ сметет в конце концов любого Скарпия и ему подобных, чтобы достигнуть своей цели.
И тогда… кто знает? Может быть, мне удастся еще выйти в море и снова стать тем, кем я был до того, как стал прозорливцем?
