Джон Уиндэм - Будь мудрым, человек!
— Однако… — снова попыталась возразить я.
Но старую леди уже невозможно было остановить.
— Все это неизбежно должно было привести к деформации общества. Кривая разводов резко поползла вверх. Реальная жизнь не способна была удовлетворить те запросы, которые преподносились рекламой как законное право каждой молодой женщины. Повальное разочарование, потеря иллюзий, неудовлетворенность никогда еще не поражали общество так сильно. Нелепый бутафорный идеал, созданный натиском рекламы, привел к тому, что женщины, не задумываясь, расторгали браки и устремлялись на поиски того, что им было обещано и принадлежало по праву. Это безумное состояние общества было сознательно создано внушением чувства неудовлетворенности. Своего рода крысиный марафон, где на финише ждет тот самый, увы, недостижимый, но столь желанный идеал. Возможно, кому-то казалось, что он почти достиг его, но таких были единицы. Это был жестокий искус, обман, отнимавший жизнь, здоровье и, разумеется, материальные средства…
На этот раз мне все же удалось прервать ее.
— Все это не так. Возможно, в том, что вы говорите, есть доля правды, но лишь самая ничтожная и самая несущественная. Я никогда не испытывала того, о чем вы говорите. Нет, это все не так! Я знаю, что не так!
Она укоризненно покачала головой.
— Вы не можете судить. Вы слишком близко стояли, а издалека виднее. Мы лучше видим истинную суть того, что было, эту грубую и бесчеловечную эксплуатацию безвольного большинства. Лишь единицам образованных и целеустремленных женщин удалось устоять, но какой ценой! За это всегда приходится платить дорогую цену. Но и они никогда не могли полностью освободиться от сомнений, что поступили правильно и не проиграли, сойдя с дорожки.
Таким образом, человечество, начавшее свой путь в новом столетии с мечтой о равноправии женщин, было обойдено с флангов. Покупательная способность стала достоянием малообразованных и неустойчивых. Жажда любви — это эгоистичное чувство, и если с помощью поощрений сделать его доминирующим над всеми другими чувствами и эмоциями, оно подрывает верность корпоративным интересам. Женщина, далекая от такого соперничества и в то же время втянутая в него, в сущности, беззащитна. Она становится жертвой организованного предложения. Когда ей постоянно внушают, что отсутствие тех или иных товаров может пагубно повлиять на ее личное счастье и любовь, она пугается и сразу же становится подходящим объектом для эксплуатации. Она верит всему, что ей говорят, и постоянно волнуется, все ли она сделала, чтобы не упустить любовь. Таким образом, с помощью новых изощренных способов ее делали все более зависимой и уязвимой, она все больше теряла свой творческий потенциал.
— Что ж, — сказала я, — это самый странный и непостижимый для понимания рассказ о моем мире, какой я когда-либо слышала. Словно копия с картины, в которой грубо нарушены все пропорции. Что касается потери «творческого потенциала», то действительно семьи стали меньше. Однако женщина никогда не отказывалась быть матерью. Прирост населения продолжался.
Глаза старой леди на мгновение задержались на мне.
— Вы дитя своего времени, — заметила она. — Кто сказал вам, что желание рожать детей — это творческое начало? Разве горшок, в котором проросло семя, можно назвать творческом началом? Это механический процесс, и, как всякое механическое действие, лучше всего он удается людям, не наделенным особым интеллектом. Но воспитание ребенка, формирование его как личности — это творчество. Однако женщины в то время, о котором мы говорим, воспитывали своих дочерей такими же неразумными потребительницами, какими были сами.
— Но я знаю это время! — сказала я растерянно. — Это мое время. Вы нарисовали извращенную картину.
— В ретроспективе все видится иначе, дорогая, — сказала она, не обращая внимания на мое волнение. — Но если этому надо было случиться, лучше, чтобы это произошло именно в те времена. Будь это на столетие или же на полстолетия раньше, это могло бы привести к изживанию рода человеческого. А если бы это случилось на полстолетия позже, мир знал бы только домохозяек и потребительниц. К счастью, в середине века женщины все еще стремились к знаниям и профессии. Больше всего они преуспели в медицине. В этой области знаний они численно преобладали и профессионально совершенствовались. И эта профессия приобрела тогда особую важность, поскольку вопрос уже шел о выживании.
Я не сильна в медицине и не могу во всех деталях рассказать о ее успехах. Могу только сказать, что велись интенсивные исследования в направлениях, которые вы способны лучше оценить, чем я. Каждый вид борется за выживание, и врачи постарались создать для этого все возможности. Несмотря на голод, хаос и другие бедствия, дети рождались. Это было необходимо.
Экономическое восстановление могло подождать. Прежде всего нужно было растить новые поколения, которые могли бы выполнить эту задачу. Дети рождались, но не все выживали. Девочки жили, мальчики умирали. Это тревожило, это было разорительно. Поэтому вскоре стали рождаться только младенцы женского пола, как наиболее жизнеспособные. Как этого удалось достигнуть, об этом вам расскажут те, кто лучше меня осведомлен.
Но мне говорили, что это оказалось не так уж трудно. В мире насекомых самка саранчи может давать потомство без участия мужской особи, и все ее потомство будет женского пола. Тля тоже способна саморазмножаться до восьмого потомства, если не ошибаюсь, или даже еще дальше. Хороши же были бы мы со всеми нашими знаниями и возможностями, если бы не справились с задачей, которую запросто решает самка саранчи или тля растительная, как вы считаете?
Она умолкла и с любопытством посмотрела на меня, ожидая, что я скажу ей в ответ. Очевидно, она думала, что я буду удивлена, даже шокирована, или просто не поверю ей. Если так, то я, видимо, разочаровала ее. Достижения науки и техники уже никого не удивляли после того, как атомная физика показала, как рушатся барьеры, когда за дело берутся знатоки — хорошая команда ученых. Можно считать, что все возможно. Нужно это или не нужно, в добро это или во зло, стоит ли это всех тех огромных усилий и затрат — не столь уж важно. Именно об этом мне хотелось спросить мою собеседницу.
— Чего же вы достигли?
— Мы выжили, — просто ответила она.
— Биологически — да, — согласилась я. — Но какой ценой? В жертву принесены любовь, искусство, поэзия, чувство радости, земные наслаждения, и все это ради простого существования в бездуховной пустыне! Для чего в таком случае жить?
— Для чего? Не могу вам сказать. Стремление выжить присуще всему живому. Ответить на ваш вопрос в наш век так же трудно, как это было в век двадцатый. Но почему вы решили, что исчезло все, ради чего стоит жить? Разве не существует поэзия древнегреческой Сапфо[4]? Ваша убежденность в том, что красота и духовность привилегия лишь двуполого общества, меня поражает. Насколько я осведомлена из литературы, между мужчиной и женщиной был постоянный конфликт, не так ли?
