Джон Уиндэм - Будь мудрым, человек!
— Рада приветствовать вас, дорогая, — произнесла она отнюдь не старческим голосом.
Она указала глазами мне на стул, но потом, еще раз окинув меня взглядом, произнесла:
— Я думаю, на диване вам будет удобней.
Я с сомнением и опаской посмотрела на диван — прекрасный образчик салонной мебели восемнадцатого века.
— Он выдержит такую тяжесть? — с сомнением спросила я.
— О, конечно, — сказала она не очень уверенно.
Моя свита осторожно усадила меня на диван и в испуганном ожидании замерла. Когда диван, жалобно скрипнув, однако же, выдержал мой вес, старая леди отпустила санитарок и, взяв в руки серебряный колокольчик, позвонила. В комнату вошла хоть и крохотная, но самая настоящая горничная.
— Принесите вина, Милдред, — распорядилась, старая леди. — Вы пьете вино, дорогая?
— Д-да, да, благодарю вас, — сказала я каким-то ослабевшим голосом. — Простите, миссис… мисс…
— О, мне следовало бы сначала представиться. Меня зовут Лаура. Не мисс и не миссис, а просто Лаура. А вы, я знаю, Оркис, мамаша Оркис.
— Так они зовут меня здесь, — с отвращением согласилась я.
Глаза наши встретились. Впервые за все это время я прочла в чьих-то глазах сочувствие, даже жалость. Я обвела взором комнату, с удивлением отмечая реальность всех предметов в ней.
— Значит, я не сошла с ума, нет? — спросила я.
Она медленно покачала головой, но не успела мне ответить, ибо в комнату вошла маленькая горничная с серебряным подносом — на нем стояли хрустальный графин и два бокала. Пока она наливала вино в бокалы, я отметила про себя, что старая леди несколько раз перевела взгляд с нее на меня и обратно, словно бы сравнивала нас. Лицо ее приняло странное, даже загадочное выражение.
Тогда я отважилась.
— Это мадера? — спросила я.
Старая леди удивленно посмотрела на меня, затем улыбнулась и ободряюще кивнула головой.
— Мне кажется, этим вопросом вы уже почти решили задачу вашего визита сюда.
Горничная ушла, и мы подняли бокалы. Старая леди отпила глоток и поставила бокал на столик рядом с креслом.
— И тем не менее, — произнесла она, — нам предстоит побеседовать. Вам сказали, зачем вас послали ко мне, дорогая?
— Нет, — покачала я головой.
— Потому что я историк, — пояснила она. — Быть историком — это огромная привилегия. Не многим она предоставляется в наши дни, да и то это делается крайне неохотно. Но профессия, к счастью, все еще существует — из боязни, что эта отрасль науки может исчезнуть совсем. Однако многие из историков подвергаются гонениям — якобы за политическую неблагонадежность. — Она неодобрительно улыбнулась. — Но в таких случаях, как ваш, требуется заключение специалиста. Вам дали выписку о диагнозе?
Я снова отрицательно покачала головой.
— Я так и думала. Это похоже на них. Хорошо, я сообщу вам, что сказали мне по телефону из Центра, тогда нам легче будет разобраться во всем. Мне сообщили, что с вами беседовали несколько врачей, чем-то вы заинтересовали их, чем-то привели в недоумение, но, я подозреваю, вы порядком сбили с толку бедняжек. Их знания истории чрезвычайно поверхностны. Две из них уверены, что вы страдаете бредовыми иллюзиями шизофренического типа, три других считают, что это характерный случай трансверсивной личности. Состояние, как мы знаем, чрезвычайно редко встречающееся в практике. Известно не более трех зарегистрированных случаев, один из них спорный, как мне сказали. Два достоверных связаны с принятием галлюциногена чуинхуатина, третий — его аналога. Три врача из беседовавших с вами считают, что ваши ответы в большинстве разумны и, как им показалось, достаточно обстоятельны и правдоподобны. Ничто явно не противоречит тому, что им уже известно. Но поскольку они весьма мало осведомлены о чем-либо, кроме того, что касается их профессии, многое показалось им невероятным и не поддающимся проверке. Поэтому они обратились ко мне, поскольку я располагаю большими возможностями.
Она умолкла и задумчиво посмотрела на меня.
— Мне кажется, — добавила она, — что это, пожалуй, самый интересный случай за всю мою долгую жизнь. Ваш бокал совсем пустой, дорогая…
— Перемещение личности, переселение души… — удивленно повторила я и протянула ей свой бокал. — Если такое возможно…
— Ну в этом уже нет никаких сомнений. Три случая это подтверждают.
— Может быть, в известной степени это и так… — задумчиво согласилась я. — Но лишь в известной степени. Видения?.. Вы мне кажетесь совершенно реальным и нормальным человеком. Однако посмотрите на меня или на вашу крохотную горничную!.. Это явления внебредового порядка. Я нахожусь здесь, я разговариваю с вами, и вместе с тем этого не может быть. Где же я?
— Я больше, чем кто-либо, понимаю, каким нереальным все это должно вам казаться. Я так погружена в науку, книги, что часто мне самой все это кажется нереальным, словно я попала сюда случайно. А теперь скажите мне, когда вы родились.
Я сказала. Она на минуту задумалась.
— Гм, Георг Шестой[2]. Значит, вы не помните вторую великую войну?
— Нет, — согласилась я.
— В таком случае вы должны помнить коронацию следующего монарха.
— Да, Елизаветы. Елизаветы Второй[3]. Моя мать взяла меня с собой посмотреть на торжества.
— Вы помните что-нибудь?
— Не очень много. Помню, что тогда весь день шел дождь.
Так мы беседовали еще некоторое время. Наконец она посмотрела на меня с ободряющей улыбкой.
— Думаю, достаточно. О коронации я уже слышала, правда не от очевидцев. Было, должно быть, очень торжественно, особенно церемония в соборе. — Она задумалась и тихонько вздохнула. — Вы были со мной очень, очень терпеливы, дорогая. Вы заслужили свое право задавать вопросы. Боюсь, вам понадобиться большое мужество.
— Я получила хорошую закалку за эти тридцать шесть часов, или за тот отрезок времени, который мне показался здесь тридцатью шестью часами.
— Сомневаюсь, — сказала она, посерьезнев.
— Скажите мне все, — взмолилась я. — Пожалуйста, объясните мне все, если это возможно.
— Ваш бокал, дорогая. И я перейду к делу. — Она налила мне и себе и вдруг неожиданно спросила. — Что больше всего вас поразило здесь за это время?
Я задумалась.
— Сколько всего…
— Возможно то, что за все это время вы не увидели здесь ни одного мужчины? — подсказала она.
Я вспомнила, как одна из мамаш с удивлением спросила меня: «А что такое мужчина?»
— Да, и это тоже, — согласилась я. — Где они?
Она покачала головой, не спуская с меня глаз.
