Глеб Анфилов - В конце пути (сборник)
— Да, — согласился Громов, — это вышло.
— Иоффе, как только очнулся, вмиг написал его по просьбе Кудрова, шепнул мне Рубен.
Громов закончил так:
— Я считаю, что проблема "переселения душ" пока только поставлена... он замялся, — ...удачно поставлена и подтверждена предварительными экспериментами. Так и следует записать в решении комиссии.
— Пожалуй, чуть-чуть иначе, — отозвался Кудров. — Проблема поставлена весьма удачно, с хорошими предварительными экспериментами, с многообещающей аппаратурой.
— Можно и так, — согласился Громов и, усевшись в свое кресло, ткнул рукой в Галкину, — теперь вы.
Галкина говорила про болевые ощущения участников опытов, про чрезмерность нагрузок, анализировала энцефалограммы. Минут пять она описывала мой обморок, который назвала "граничащим с тревожным".
— Долго я валялся дохлый? — спросил я Рубена.
— Восемнадцать минут.
"Слишком много", — подумал я.
Да, все было как будто правильно. И все было, по существу, против нас. Я сидел, словно на иголках, меня не покидало чувство нелепой и вопиющей несправедливости по отношению к Рубену, ко мне, ко всем нам. Вдобавок я был еще слаб. Настроение было дрянное.
Меня удивило, что Кудров отказался выступать. Он сказал только:
Свои мысли и замечания я выскажу Рубену Александровичу в письменном виде.
— Вот за это спасибо, — сказал Рубен.
Иоффе тоже не выступал. Он заявил, что во всем согласен с другими и тоже даст Рубену письменный отзыв.
...Протоколы подписаны. Экзамен окончен. Галкина сказала, что решение будет подготовлено завтра. Его еще надо согласовать с директором института.
И вот мы с Рубеном идем домой. Неторопливо, устало. Я частенько его провожаю, потому что он мой бог. Он — великий ученый и уже вошел в историю. Тихо, скромно, без фраз, без посулов он творит новое, сказочное направление в кибернетической биофизике. И именно потому, что он великий и мы все около него делаем великое дело, мне до слез обидно за то, что произошло сегодня. Никакого триумфа. Будничная обыкновенность. И такое впечатление, что к ней он и стремился.
Сейчас, когда мы вдвоем, я не могу ни о чем спросить его. Что он ответит! Разве виноват он в своем доверчивом характере. Ну почему нет в нем никакой важности, этакой эрудированной солидности!
Рубен говорит:
— Зайдем, Сережа, в кафе. Ты совсем хилый стал...
Ох, Рубен! Что ж, кафе так кафе. Громыхая подносами, мы топчемся у витрин, берем яичницу, булочки, кофе. Садимся за столик, жуем.
— Вот что, Сережа! — начинает Рубен. — Ты напрасно надутый и сердитый. Я, видишь ли, сам пошел на такую проверку... Программа серьезная, без скидок.
— И в итоге провал! — не вытерпел я.
— Нет, не провал. Откуда ты выдумал провал? Все правильно и хорошо.
— И громовская оценка — хорошо? И ошибки, которые ты допустил нарочно хорошо?
— Стой, стой, — сказал Рубен. — Ты, наверное, хочешь, чтобы тебя только хвалили? — Он повысил голос. — Этого ты хочешь?
Я молчал. Он заговорил тихо:
— Последнее время мне, Сережа, стало трудно с вами. Уж больно вы расхвастались. У вас какое-то доделочное настроение. Будто чуть подправить — и проблемы решены. А они только поставлены. И Громов прав, и Кудров прав. Ты, пожалуйста, расскажи это Рашидову и Алле. Хороший урок. — Он помолчал. — И мне тоже урок.
Я тянул кофе и чувствовал, что успокаиваюсь.
— Делает дело не тот, кто доволен достигнутым, а тот, кто недоволен, сказал Рубен.
Наверное, это восточная пословица.
— Между прочим, — закончил он, — Кудрова я постараюсь пригласить к нам постоянным консультантом.
...Шагая к себе на Разъезжую, я уже не чувствовал досады. Падал мокрый снег, дома светили разноцветными окнами. Я снова унесся в мечты. Я смотрел на прохожих — скромных и важных, спешащих и неторопливых, добрых и злых... Все разные! Что будет, если дать им возможность связаться нашим механизмом перемещения чувств! Захочет человек — и включится в зрение, в слух, в мысль всех, кто этого пожелает. Заболеет, потеряет сознание летчик в самолете — чьи-то добрые и уверенные руки возьмут на себя управление. Руки с Земли! Постоянная, беспрерывная взаимопомощь...
Может быть, получится иная, новая природа разумной жизни? Может быть, это безмерное обогащение личности?.. Кто знает!.. Какие-то новые, никогда не бывалые отношения. Впрочем, это пока фантазия чистой воды... Рубен морщится от таких разговоров...
Желторотый я все-таки.
Радость действия
— Скучно сидеть тут с тобой, — сказал Юра, — когда на дворе текут искристые ручьи, и пахнет весенним ветром, и девушки ежеминутно хорошеют, и можно поиграть с ними в настольный теннис. Ты не согласен со мной!
— В том, что тебе скучно со мной сидеть! — переспросил я.
— Именно, — подтвердил он.
— Нет, не согласен, — ответил я. — Тебе должно быть со мной интересно.
Я, конечно, знал, что он сейчас удерет из лаборатории, но мне хотелось задержать его. Поэтому я продолжил разговор:
— Ты, мне кажется, сегодня больше бездельничаешь, чем работаешь. В работе не бывает скуки. Помнишь, как ты кипел вчера!
— Возможно, ты прав, Джек, — ответил он. — Но какое тебе до этого дело!
Я не обратил внимания на его невежливость и сказал:
— Углубившись в работу, ты найдешь гораздо больше радости, чем там, за окном.
— Откуда тебе знать!
— Ведь мы с тобой решаем любопытнейшую задачу, — настаивал я. — От наших расчетов зависит судьба большого строительства.
— От твоих, это будет вернее.
— От наших, — повторил я. — Вчера ты дал идею, которая стоит недели моих вычислений.
— Чепуха, — сказал он. — Таких идей у всех вагон. Важно считать.
За окном послышался смех, удары ракеток о мячи.
Снизу в стекло брошена горсть песка. Этим детским способом вызывает Юрия его подружка Рита из лаборатории профессора Дитриха. Юра заторопился:
— Прости, Джек, мне пора.
Он вихрем вылетел из комнаты. На прощание бросил мне:
— Между прочим, вчерашняя идея пришла мне в голову на танцплощадке. Учти и запомни!
Наверное, так и было. Только напрасно он сказал это.
Что ж, мне не остается ничего другого, как в одиночку думать о водоснабжении второго яруса жилого плато, сооружаемого на месте и из материала Гималаев. Обводнять его решено путем конденсации атмосферного пара, и мы с Юрием под руководством доцента Кислова ищем оптимальный вариант размещения конденсационных станций. Вчера Юра предложил вести вычисления, наложив на изокордическую координатную сетку функции Грина-Мартынова. Это и есть его идея. И когда я сделал наложение, давно искомые точки стали определяться быстро и однозначно. Кислов был в восторге. Он назвал Юру "нестареющим вундеркиндом".
