Лев Аскеров - С миссией в ад
Пока мы находились там, Ноланец бежал. Об этом мне стало известно часа через три после возвращения на постоялый двор. Информацию эту я получил от своего платного соглядатая. Он сказал, что он может добыть важное сообщение о еретике, если я ему, для конюха Пьеро Перручи, выдам 15 (пятнадцать) дукатов. Получив деньги, Перручи передал следующее. В тот момент, когда мы занимались обыском чердака и прилегающих к нему комнат, синьора Борджиа вывела Ноланца во двор. Там стоял воз с поклажей, который в тот час должен был выехать из усадьбы. Находящийся рядом конюх слышал как герцогиня, прятавшемуся под грудой поклажи Ноланцу, шептала: «Уходи через Каррару к Специи… Они, конечно же, кинутся в Ливорно. Им в голову не придет, что ты пойдешь в порт Специи… За городом вас нагонит мой слуга. Пересядешь на его коня. А дальше… с Богом!..»
Мои солдаты не придали значения выкатившейся из усадьбы повозке с пустыми бочками и корзинами, которую никто не сопровождал и которой правил неказистый мужичишка. Минут через пять, вслед за телегой, выехал одинокий всадник. Солдаты задерживать его не стали. Заметили только, что гнедой под ним был кровей благородных.
Узнав о том, что еретик покинул замок Медичи и направляется в порт Специи, я не мешкая бросился в погоню. Достигнув берега Арно, я решил десять кондотьеров под командованием капрала Паоло Кастелини отправить вниз по течению к Ливорно. Ноланец, подумал я, мог изменить решение и отправиться в ближайший порт.
Капралу я выделил из имеющейся суммы 10 (десять) дукатов.
(Представленный капралом Отчет — прилагаю. Кроме того, прилагаю счет в 13 (тринадцать) дукатов, оплаченный мной во Флоренции за постоялый двор).
С оставшимися пятнадцатью всадниками и 15-ю дукатами я на лодках местных жителей переправился через Арно. Перевозчики потребовали с меня 5 (пять) дукатов.
Переправа сокращала мне дорогу. Я выходил сразу на Прато и практически нагонял беглеца. Дорога, по которой уходил Ноланец, огибала реку. По моим расчетам он должен был въехать в Прато где-то на час раньше меня.
Как выяснилось, еретик, дав отдохнуть коню, покинул город в тот момент, когда мы в него входили. Установить это большого труда не составило. Под ним была очень уж богатая лошадь. Люди видели, как он выезжал на дорогу, ведущую на Каррару. Как раз в это время разразилась гроза. Дождь не прекращался все эти дни. Мокрые скалы, раскисшая глина на склонах и поваленные деревья в ущельях, где было темно и днем, замедляли наше движение. Более половины лошадей поотбивали себе копыта и стоило большого труда заставлять их идти вперед. Вскоре, с последнего и самого крутого перевала, нашпигованного торчащими каменьями, мы наконец увидели беглеца. Нас разделяло всего метров двести. Он спешился и, держа за узды упирающегося коня, входил в лес.
За лесом лежала равнина. Если Ноланцу раньше нас удастся выбраться на нее, догнать его будет невозможно. Он снова опередит нас и по, крайней мере, на час раньше окажется у причалов Специи. Тогда я приказал семерым солдатам оставить коней и сам, вместе с ними, наперерез побежал за еретиком. Слово «бежать», употребленное мной, никак не вязалось с тем, как это у нас получалось. Мы скользили, падали, скатывались на спине и животе, обдирая о камни свои одежды и тела. А в лесу, под опавшими листьями и сучьями было укрыто самое настоящее болото…
Расстояние между нами и беглецом заметно сокращалось. Мы его не видели, но уже слышали, как он продирается немного впереди нас. Наконец, я увидел его почти в метрах десяти от себя. Я рванулся и, соскользнув с поваленного дерева, провалился по самый пояс в яму наполненную водой. В это время Ноланец вошел в черные кусты стеной стоявшего можжевельника. Солдаты бросились за ним. «Черт! Черт!» донесся до меня голос одного из кондотьеров. Я думал, что между ним и еретиком завязалась драка. «Помогите ему!» — приказал я другим солдатам, хотя видел и знал — они все там. «Он пропал, синьор капитан!» — услышал я того, кто поминал дьявола… «Вместе с лошадью, синьор капитан», — подтвердил другой. Я обругал их и велел искать мерзавца.
Этот лесок мы облазили вдоль и поперек. До самой равнины. Никаких следов. Обыскали все… Он — исчез. Вместе с гнедым… Растворился, как соль в воде. В тот самый момент, когда он уже был в наших руках…
Еретик, как я думаю, прибег к бесовской силе колдовства. Другого объяснения я дать не могу. Мы долго кружили по лесу и никак не могли из него выбраться. Солдат охватил жуткий страх… Мы молились. Мы просили Святую деву Марию заступиться за нас. И молитвы наши были услышаны. Лес расступился, и мы увидели поджидавших нас с лошадьми товарищей… О, Господи! Да светится во веки веков имя Твое!
В Карраре мы задержались на пять дней, чтобы прийти в себя и дать отдохнуть лошадям. Четверо кондотьеров тяжело заболели. На лекарей, еду, фураж, кузнецов и на постоялые дворы мне приходилось тратить уже из своих личных сбережений. Сверх выделенных мне средств я израсходовал 30 (тридцать) дукатов собственных денег. (Прилагаю список и стоимость всех трат.)
Ваше преосвященство, прошу Вас дать указание казначею возместить мои расходы и выплатить 30 (тридцать) дукатов.
КАПИТАН КОНДОТЬЕРОВ Д. МАЛАТЕСТА
— Мошенник! — взревел Вазари и, вскочив с места, чуть было не опрокинул бюро.
— Исчез?!.. Растворился?!.. Прибег к колдовству?!..
Раскаленные докрасна выпученные глаза прокуратора прожигали капитана до кишок.
— Так оно и было, Ваше преосвященство, — зажмурившись, прогудел кондотьер.
— Ты сам дурак! Кому ты, рогоносец и недоумок, говоришь о колдовстве?
— Так оно и было, — мычит капитан.
— Ах ты бестия вонючая, — отпрянув от кондотьера, от которого несло потом, чесноком и гнилыми зубами, прошипел Вазари. — В лапы Джузеппе захотел?.. Он самый лучший специалист по вопросам чародейства…
— Боже упаси, Ваше преосвященство! — выдохнул Малатеста.
— Сказать тебе, почему Ноланец растворился в дожде?… Ты лучше меня знаешь! Дукаты потаскухи Антонии наколдовали это… Сколько ты получил от нее?!
— Ей-богу, синьор прокуратор, ничего. Она смотрела на меня, как на дерьмо. Морщилась, отворачивалась, закрывала носопырку платочком. Не будь Вашего письма, она вообще не приняла бы меня… Клянусь Богом!
— Не богохульствуй, свинья. Не поминай имя Божье всуе. Тем более во лжи!
Немного помолчав и снова усевшись за бюро, епископ с доверительной вкрадчивостью проговорил:
