Вячеслав Рыбаков - Наши звезды: звезда Полынь (журнальный вариант)
Однако в нем же сказано: Счетная палата должна регулярно предоставлять сведения о своей деятельности средствам массовой информации…
Хороший закон. Умный. Но, собственно, у нас все законы такие. Нельзя, но надлежит. Можно - да не в этот раз.
Домой Кармаданов возвращался в добром расположении духа. День прошел, ничего не случилось. И гражданский долг свой выполнил, и с рук сошло - во всяком случае, пока; но газета-то уже вышла, и круги по воде пойдут, пойдут, не могут не пойти, а после драки кулаками не машут. И погода - хороша… Вот ведь как весна спохватилась и решила напомнить, что после нее не сразу осень, а еще и на лето можно рассчитывать. Еще позавчера моросило, и ни намека на листву, а теперь просто сердце радуется.
Жена была дома и сидела, чуть сутулясь, над очередными ученическими тестами. Но каким-то чудом в квартире уже пахло - мясным и вкусным; Кармаданов и не заходя на кухню сразу понял: ужин ждет. Каким манером жена все успевала - загадка.
– Шалом, Руфик, - сказал Кармаданов и поцеловал жену в склоненный над каракулями затылок. - Эрев тов.
Она повернулась к Кармаданову, недовольно оттопырив нижнюю губу. Поглядела на него поверх очков.
– Слушай, сколько ты еще будешь меня доставать своим пиджин-ивритом? - вместо “здрасьте” брезгливо осведомилась она, но глаза ее смеялись. - Гляди, на пиджин-русском заговорю.
– С тех пог, как твоя тетя Гоза пгигласила нас погостить у себя в Нетании, я тгенигуюсь, - сказал Кармаданов, расстегивая пуговицы рубашки. - Вдгуг ты туда и на вовсе гешишь пегебгаться?
– Вот только этого мне не хватало, - мрачно ответила Руфь и снова повернулась к кипе листков.
И неожиданно подумала: а может, муж и не просто шутит. Может, эта мысль беспокоит его всерьез? Руфь Кармаданова продолжала смотреть в бумагу, но уже не видела ни единой буквы.
Неужто правда? Придумал себе тревогу и вполне всерьез теперь относится к выдумке, только виду не подает? И решил теперь вот так, дурачась, осведомиться невзначай… Может же такое быть?
Ведь чужая душа - потемки, а душа близкого человека - и подавно, потому что близкий тебя бережет, ни ранить не хочет, ни унижать, ни даже просто ставить в неловкое положение; как ни крути, а больше всего достоверной информации о мире мы получаем, когда он нас унижает и доставляет нам всяческую боль.
И, чуть подумав, Руфь добавила, не оглядываясь на мужа и как бы тоже шутейно:
– Я женщина, гусская сегцем…
Нет, сразу поняла она, мало. Если он себе такое пугало измыслил два месяца назад, когда она читала вслух письмо, и все это время отращивал - мелкой проходной шуткой его враз не вылечишь.
– И вообще, - сказала она, горбясь над бумагами,- русский с еврейкой братья навек.
Она так и не узнала, понял он ее или нет. Если она про его тревоги все попусту придумала, то наверняка не понял; но лишний раз объясниться в любви никогда не помешает. А если не придумала - может, она ему тем и впрямь выбила мрачную придурь из головы. Потому что подхватил он ее тон сразу и с таким легким, летучим вдохновением, какое бывает, лишь когда гора валится с плеч. Только секундочку промедлил и запел:
– Крепнет единство народов и рас! Рюрик и Шломо слушают нас!
И совершенно как единая плоть, разом, они расхохотались до слез; даже в своей комнате Серафима, читавшая в кресле, их все-таки услышала и, не тратя времени на то, чтобы впрыгнуть в тапки, босиком побежала туда, где все и где всем весело. Через мгновение, подозрительно приглядываясь к гогочущим родителям, она уже возникла в дверях. Как всегда, с какой-то книжкой под мышкой.
– Привет, - сказала она.
– Привет, - ответил, чуть задыхаясь, Кармаданов и ухватился за брюки, которые расстегнул было, чтобы сменить на домашние. При дочери он разоблачаться стеснялся.
– Ты кого-нибудь нынче прихватил?
– Нет. Нынче не прихватил. Отвернись, девушка, я же штаны меняю.
Она послушно отвернулась, но разговора не прервала ни на миг.
– Похоже, па, день прошел впустую?
– Да как сказать… Мы восполним другими радостями. Погода хороша. Ты уже гуляла, шестикрылая?
У Серафимы с вожделением напряглась спина.
– Хорошего всегда мало… - нейтрально сказала она.
– Вот мы сейчас поедим и пойдем еще подышим. Мама не против?
– Мама не против.
– А что девушки нынче читают? - спросил, переодевшись, Кармаданов.
Серафима молча протянула ему книгу обложкой в нос.
– “Алые паруса”, - растерянно прочитал Кармаданов заезженное по пустякам, но в первозданной сути своей почти забытое сочетание слов и с некоторым сомнением обернулся на жену: - Руфик, а не рано?
В памяти сразу всплыла неприятная, будто пахнущая многомесячной немытостью картинка в телевизоре - разбитные девицы в блестящих портках, кривляясь, гундосят нарочито противными голосами что-то вроде: “Ты больше не зови меня Ассоль, у меня на этом месте от тебя мозоль…” Нет, дословно не вспомнить текстовку, только образ остался.
Впрочем, в самой книжке, вспомнил Кармаданов, этого все-таки нет. Так что глупый вопрос он задал, и понятно, что дочка прокомментировала его, саркастично хмыкнув: мол, ты вообще-то заметил, что я уже не в подгузниках?
– Я не знаю слова “рано”, - проворчала Руфь. - Я знаю только слово “поздно”.
Явно что-то процитировала. Что-то даже знакомое, но Кармаданов никак не мог вспомнить что. Вертелось, раздражающе виляло задом из кустов - а лица не показывало.
– Между прочим, сейчас новый взгляд возобладал, - академично начал Кармаданов и сел в кресло сбоку от стола, за которым работала жена. Сима с проворством котенка устроилась у него на коленях, и Кармаданову, как всегда, показалось, что она и весит не больше. Теплая, уютная и все еще маленькая… Он обнял ее левой рукой. - Современные тенденции борьбы с мифологизацией сознания, в частности, гласят, что Ассоль и впрямь свихнулась на красивой сказке и совершенно не могла приспособиться к реальности. Не мылась, не стриглась, отца уморила голодом, спалила по рассеянности дом - все корабль свой ждала. А капитан Грэй, когда ее повстречал, враз сообразил, что в братья милосердия не нанимался, и сбежал. И только тем ограничился, что нашел сказочника, который свел девку с ума своей выдумкой, и начистил ему рыло. В общем, реализм такой, что Грэй получил срок за бандитизм, а Ассоль померла в психушке.
Руфь оторвалась-таки от бумаг и, полуобернувшись, опять уставилась на мужа поверх очков. Классическая училка. Если бы она не была такой красивой… Тонкий нос с интеллектуальной горбинкой, ясный лоб, библейские глаза…
– Ну, если возобладал - тогда хана, - сказала Руфь. - Тогда расхищение народного хозяйства будет нарастать и нарастать. Увольняйся, Кармаданов. Все зря.
![Лев Константинов - Схватка [Журнальный вариант]](/uploads/posts/books/270148/270148.jpg)