Ариадна Громова - По следам неведомого
— Это пагода Кот, — охотно объяснил непалец. — На стене изображено божество Кала Бхайбар.
— Так, так! — сказал Милфорд, с удовольствием глядя на чудовище. — Это напоминает об Индии. Все-таки, Алек, тибетское влияние меня почему-то раздражает. Может, потому, что я к Индии привык. Все эти грязные и жадные ламы… ну, да бог с ними!
Шедшие впереди проводники остановились — узкую улочку перегородила корова. Она стояла поперек мостовой, лениво помахивая хвостом. Обойти ее было трудно.
— Вот вам еще кое-что, напоминающее об Индии, — сказал я.
В Катманду коров много и, по-моему, они здорово мешают местному населению. Животное это считается, как и в Индии, священным; брахманист сочтет большим грехом ударить или хотя бы просто отогнать корову, даже если она пожирает его фрукты и овощи на базаре или перегораживает дорогу. Да и вообще тут как-то особенно любят животных, устраивают для них специальные праздники. Есть, например, праздник собак — в этот день всех псов в городах и селениях украшают цветами и вкусно кормят… Мне эти обычаи казались хоть и странными, но симпатичными, а Милфорд считал, что индийцы, непальцы и даже тибетцы в этом отношении стоят гораздо выше европейцев, которые мучают животных, не понимая всей мерзости этого. Но с коровой Милфорд обошелся по-европейски бесцеремонно — схватил за рога и оттащил в сторонм. Проводники, испуганно поглядывая на него и на корову, поспешно миновали это узкое место. За ними двинулись остальные.
— Монти, у вас вид Тезея, победившего Минотавра, — сказал я, подходя к Милфорду. — Погодите, не шевелитесь!
Я сфотографировал эту группу. Корова стояла спокойно и смотрела на Милфорда своими томными глазами. Милфорд принял позу победителя. Снимок этот прекрасно удался. Он у меня и сейчас лежит в ящике письменного стола вместе с фотографиями Анга и другими снимками. Но теперь мне тяжело на него смотреть. Какие мы тогда были веселые! Все, кроме Анга… Вот и он на этой фотографии, стоит сбоку, с недетски грустным выражением на смуглом лице. Он все время шел рядом с нами, но в разговор не вмешивался и, наверное, занятый своими мыслями, даже не слушал, о чем говорят сагибы.
Мы двинулись дальше. Непальский журналист все еще шел рядом с нами.
— Так что же случилось дальше с морем Тетис? — спросил я. — Действительно, чисто женские капризы. Чем Земле мешало это море, спрашивается?
— Дальше было так, — продолжал Милфорд. — Земля ударила по Гондваяе, и та раскололась на громадные глыбы. Одна из этих глыб теперь называется Индостанским полуостровом. Море Тетис волей-неволей начало выливаться в проломы. Но Земле этого было мало. Она нажала на Лавразию, а та в свою очередь начала давить все на те же несчастные осадочные породы. Они не выдержали этого давления — начали изгибаться и мяться. Но все это шло слишком медленно, и Земля решила действовать энергичней. Она нажала изо всех сил, и морю Тетис пришел конец. Его дно сразу взлетело на высоту более шести километров. Кроме шуток, джентльмены, — величественное, надо полагать, это было зрелище! Все эти гигантские складки лезут вверх, запрокидываются на Индийскую равнину, лопаются, надвигаются одна на другую. Остатки моря Тетис стекают с трех могучих хребтов, размывают их, прорезают ущелья… Вы знаете, Алек, как странно сложены эти горы? Видали фотографии вершинного гребня Эвереста? Ведь он похож на застывшую слоистую волну… Конечно, все это делалось не так уж быстро, как я изобразил, но по геологическим масштабам — почти молниеносно. Гималаи, примерно такие, какими мы их видим, появились сравнительно недавно. Они продолжали еще расти, когда великая Атлантида в огне и громе опускалась на дно океана…
— То есть, 10–12 тысяч лет тому назад? — с удивлением спросил я.
— Да. Гималаи действительно молоды. Тут все еще — в росте, в движении. Грохочут сумасшедшие реки, растут горы, с невероятной быстротой движутся ледники. Тут ведь у вас ледники бегают, как слоны, верно, коллега? — обратился Милфорд к непальцу.
— О, да, это бывает. Ледник Кутья в 1952 году за три месяца прошел 12 километров! — подтвердил тот. — И ледопад Кхумбу все время движется и грохочет. Но, конечно, не все ледники так ведут себя. Многие, наоборот, уменьшаются, тают. Есть ледники, которые за год отступают на километр с лишним… — Он помолчал и вдруг очень серьезно, почти мрачно сказал: — Советую вам, коллеги (он с явным удовольствием выговаривал это слово), — будьте осторожны в Гималаях. Наши горы опасны и коварны, поверьте мне.
Милфорд начал было подшучивать насчет того, что боги, обитающие на ледяных вершинах, не станут обращать внимания на каких-то там журналистов, к тому же все равно неверующих, но наш спутник поднял руку в знак протеста.
— Не надо смеяться над богами, которых вы не знаете. Может быть, их и нет там, на вершинах, — сказал он просто. — Я говорю о том, что может грозить каждому. Вы, — тут он на минуту взглянул прямо в глаза Милфорду, вопреки восточному обычаю, — вы идете в горы в очень тревожном состоянии духа. Горы этого не любят. Я посоветовал бы вам вернуться, но знаю, что вы меня не послушаете.
Мы даже остановились, — так поразило нас это совершенно неожиданное заключение. Больше всех потрясен был Милфорд. Я впервые увидел, что он растерялся и даже несколько побледнел под медным слоем загара. Анг с ужасом взглянул на непальца, потом только ниже пригнул голову и замкнулся в своем хмуром стоицизме.
Я так и не понял, каким образом непалец почувствовал тревогу и напряжение, которые владели Милфордом. Но, возможно, я уже несколько привык к его настроению за последние дни, а для свежего человека, чуткого и умного, кое-что могло показаться странным и в нервической веселости англичанина, и в угрюмом молчании Анга.
Милфорд заговорил не сразу — по-моему, у него перехватило дыхание.
— Спасибо, коллега, — сказал он наконец очень искренне и печально. — Вы, должно быть, правы. Но я не могу иначе поступить.
В эту минуту я впервые ощутил веяние какой-то близкой и грозной опасности — даже холодок пробежал по спине. Анг стоял, отвернувшись и опустив голову. Я положил ему руку на плечо, — он не оборачивался. Милфорд посмотрел на нас и принужденно усмехнулся.
— Идемте, мы отстали, — сказал он наконец.
В угрюмом молчании мы догнали своих товарищей уже при выходе из города. Здесь непальцы распрощались с нами и долго еще стояли, глядя нам вслед.
Впереди расстилалась зеленая цветущая долина Катманду.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Шестнадцать дней шли мы к горной стране шерпов, Соло-Кхумбу, лежащей среди величайших в мире вершин.
