Карен Симонян - До свидания, Натанаел !
- И чего тебе не сидится спокойно? - сказал Рубен. - Ты что, белый медведь в клетке, что ли?
- Белый медведь? - удивился я. И немного вдруг огорчился: говорят, что белые медведи в клетках желтеют, а потом делаются совсем серыми. Это мне ребята рассказывали.
- Да, белый медведь. Тот самый, который мечтает о своем холодном Севере! - объяснил Рубен и вытащил из кармана маленькую зажигалку.-Мечтает, мечтает, а потом р-раз - и ныряет в бассейн, полный подогретой воды.
- А потом?
- А потом сказке конец.
- Ты больше не будешь читать?
- Скучная книга, - сказал Рубен и нажал на никелированный рычажок зажигалки. Сверкнул сноп искр, как из-под точильного камня, и загорелся огонек.- В жизни не читал такой скучной книги.
К зажигалке прикреплена цепочка, на другом конце которой кольцо. Чирк букет искр... Потом красноватый язычок пламени... Чирк!
- Рубен, у тебя бывает так, чтобы сердце сжималось?
Сжимается, и не знаешь отчего.
- Иногда бывает, а в последнее время - очень даже часто.
- А что ты делаешь, чтобы оно не сжималось?
- Пытаюсь побольше смеяться. А если не удается, беру какую-нибудь книгу и начинаю читать.
- А откуда ты знаешь, интересная книга или скучная?
- Это очень легко узнать. Все те книги, которые день и ночь читают старики, - скучные. Такие я стараюсь не читать.
Я с сомнением посмотрел на брата.
- Им кажется, что если они прожили по шестьдесят, по семьдесят лет,-продолжал Рубен,- то проживут еще столько же, а значит, торопиться некуда. Потому-то они выискивают самые-пресамые толстые и самые-пресамые скучные книги и читают их, день и ночь читают, а потом жалеют, что прочли не в пятьдесят, а в сорок дней. И после всего еще, наверное, пишут письма автору, требуют продолжения.
- Откуда ты знаешь, что письма пишут? - удивился я.
- Для этого просто надо рассуждать,- сказал брат.Ты разве не слыхал, что писателям пишут письма?
- Слыхал.
- А сам кому-нибудь писал?
- Нет.
- Я тоже не писал. Молодые писем не пишут. Времени у них нет. А старики плшут длинные-предлинные письма, потому что для них время не существует. Ты влюблен?
- Я? С чего это ты выдумал?
- Так, показалось. Выходит, ошибся. Может, что-то другое случилось?
Я кивнул головой. Хотя вдруг спохватился, что, может, и правда влюблен?!
- Расскажи. Вдруг да чем-нибудь помогу.
- Но это же тайна.
Рубен засмеялся.
- И никому не скажешь?
Он ладонью левой руки зажал себе рот, а правой сделал такое движение, как будто закрывал что-то на ключ: мол, скажешь - в могилу зароешь...
А я, проглатывая слова, рассказал ему самую грустную историю в, мире. Брат слушал и молчал, внимательно смотрел на свою зажигалку.
Потом чирк - сноп искр, пламя... И снова... Только одно мгновение освещалось jero задумчивое лицо с прыгающим на нем красно-оранжевым отсветом, потом снова окунулось в ночную серость.
- Действительно, грустная история, - сказал он, когда я умолк.- Ты, наверное, хочешь, чтобы я дал тебе совет.
- Но понимаешь, мне трудно тебе советовать. Ведь мы с тобой разные! В каждом конкретном случае каждый из нас поступит по-своему. А потом мой совет, будучи правильным для меня, тебе может не подойти совсем. Понимаешь? Вот поэтому ты уж прости, но я не могу...
Я разочарованно пожал плечами...
- Ты должен сам выпутаться из этой глупой истории.
- А как?
- Не знаю. Но в мире нет ничего невозможного. Просто не надо отчаиваться. Я, например, когда у меня неприятности, достаю из кармана зажигалку и чиркаю себе, пока не успокоюсь. Привычка, конечно, не из хороших, но очень помогает.
- Но у меня-то зажигалки нет!
- Придумай что-нибудь другое, - предложил Рубен. - А хочешь, на! - И он протянул мне свою зажигалку. - Нравится? Дарю. Только не теряй. Она тебе обязательно поможет.
- А тебе разве больше не нужна?
- Да, наверное, нет. Я сейчас должен решить такую задачу,, над которой придется немного поволноваться. А когда я волнуюсь, правильный ответ приходит ко мне сам по себе. Ты не смейся. В жизни бывают такие задачи, которые решаются на волнении. Это точно...
Я нажал рычажок: чирк - сноп искр, пламя...
Отец кончил свое дело и поднялся на балкон.
- Будь они неладны, в этом году не очень-то возьмешь меду. - Он говорил намеренно громко, чтоб мы с ним посокрушались.- То ли дело - прошлогодний взяток.
Рубен глянул на меня. Я улыбнулся. Отец всегда недоволен. Это он сейчас добром вспоминает прошедший год, а год назад было все то же самое. И раньше мне казалось, что дела действительно плохи. Но теперь-то я знаю, что отец как бы из суеверия сердится, чтобы на самом деле все было наоборот, чтобы побольше меду снять. И Рубен тоже знает. Потому-то мы с ним и переглядываемся.
- Раньше было иное, - обращаясь уже непосредственно к нам, сказал отец.- Иное было. И село наше было как село. А теперь назвали городом, понастроят заводов - и пойдет. Мало им в мире городов, Лусашена не хватало.
- Какой это город! - презрительно пожал плечами Рубен.
Отец покосился на него, хотел что-то сказать, потом махнул рукой и вошел в комнату.
- Поздно уже, - сказал Рубен.
Я посмотрел на торы. Луна поднялась довольно высоко, и сейчас она плавала в звездах. И в цвете изменилась.
Стала медно-красной.
- Будешь спать? - спросил я.
- Попытаюсь, - сказал Рубен и, взяв табуретку и книги, пошел в спальню.
- Гасите свет,- послышался голос отца.- Пчелы взбесятся.
Я повернул выключатель, и в от же миг с высокого неба спустились звезды и взяли меня в плен. А с ними и тьма обняла меня.
Опершись о перила балкона, я смотрел на луну и думал, что такие вечера, наверное, не часто бывают в жизни человека. Вечера, в которые ты пытаешься с помощью брата или отца в чем-то разобраться и вдруг приходишь к выводу, что ты уже не вчерашний мальчик, почти ребенок. У тебя уже есть свои заботы и тревоги, свои собственные задачд, решать которые ты должен сам, без чьих бы то ни было советов. И к тому же у меня теперь есть зажигалка... Едва я взял ее в руки, как поверил, что она и правда приносит облегчение. Может, потому, что я поверил?.. В зажигалку?
Да нет.
Поверил в себя, в брата, в мир. Поверил звездам, луне, солнцу, которое взойдет через несколько часов.
И все это произошло совсем неожиданно, всего за один вечер!
Странно!
Пожалуй.
И мне вдруг стало непонятно весело. Я был так рад, что хотел обязательно что-нибудь сказать луне.
Но потому, что я уже не был вчерашним мальчишкой, я сразу передумал и, чтобы понапрасну не волноваться, нажал рычажок зажигалки. Маленький язычок красно-оранжевого пламени поглотила густая-прегустая тьма.
Всего на миг полыхнуло пламя.
И я тоже пошел спать.
