Карен Симонян - До свидания, Натанаел !
- Настоящая жара только начинается, - сделал вывод отец и, натянув на голову сетку, сошел во двор проверить ульи.
Я задумался. Почему это настоящая жара "только начинается", когда в Лусашене наконец такой прохладный вечер, когда ветер, дующий с гор, поет свои песни в гуще деревьев, когда вокруг шелестит трава и гомонят птицы?
Небо было сумеречным, серым. Не дождавшись, пока стемнеет, из-за темной вершины появилась голубовато-серая луна, которая чуть погодя станет похожей на новую блестящую монету.
Каждый год все это хоть раз обязательно повторялось.
Каждый год в течение лета наступал такой день, когда из дальних далей начинал дуть прохладный ветер, когда с сероватого неба свешивалась нетерпеливая луна и люди объявляли, что настоящая жара только начинается...
Самое удивительное и обидное - что я, Пахлеванянц Тигран, за четырнадцать долгих лет жизни все это заметил и увидел в первый раз. И то заметил в такой вечер, когда у меня столько дел, столько вопросов, которые надо обдумать, взвесить. А думать и взвешивать мне всегда удавалось с большим трудом...
"А сейчас Тигран разберет нам поэму "Анущ"..." - говорил учитель, и я, конечно, начинал рассказывать содержание: Ануш любила Capo. Моей, брат Capo, не хотел, чтобы го сестра вышла замуж за такого человека, как Capo...
Одним словом, Capo убили, а Ануш потом сошла с ума...
Учителя мой пересказ де устраивал. Он спрашивал о том, что послужило для Ованеса Туманяна причиной написания этой поэмы, и еще разные другие вещи. А я молчал, потому что надо было думать, а я любил читать. Даже отдельные отрывки из поэмы знал наизусть. Но разбирать...
Это всегда было не по мне...
Краем глаза я смотрел, что делает отец. Сперва он дымом одурманил пчел, потом открыл один за другим ульи и проверил, как с медом, сделал пометки в общей тетрадке.
Интересно, делают ли какие-нибудь выводы пчелы? Есть ли у них для этого время?
...Вечер был необыкновенный. Может, потому, что я испытывал беспокойство? Это был мой вечер. Потом он станет волшебной ночью...
Вообще все вечера при желании могут стать волшебными. Если лостараться не спать и встретить рассвет, ночь уже будет волшебной.
До одиннадцати вечера стрелки часов обычно крутятся как сумасшедшие. Ужинаешь, моешься на ночь, и все - времени больше не остается, даже с братом поговорить некогда. А потом к тем же самым стрелкам словно гири привязывают: еле двигаются, а под утро как будто останавливаются.
Но если ночь спишь, то кажется, что вечер длился вообще всего один миг. И это тоже волшебство.
Итак, пока у меня есть зремя, надо поразмыслить над причиной моего беспокойства.
- Отец, - окликаю я.
- Что?
- Если начнется настоящая жара, ветер вечерами все равно будет?
- Конечно, будет, - отвечает отец и, словно только того и ждал, садится на пенек и закуривает.- Теперь до самого сентября днем будет как в аду, а вечерами как в чистилище.- Дым от цигарки потянулся к сероватому небу.
Рубен покосился в мою сторону. Он читал, и я, наверное, помешал ему...
Итак, мы с Нвард познакомились с Натанаелом. Удивительное имя, не правда ли? И сам он довольно странный человек. Что мы о нем знаем? Ничего. Так и остался незнакомцем... Только теперь нам кажется, что в мире есть хороший, но очень странный человек, который не хочет говорить, где он остановился... Из-за него я в тот день не встретился с пиратами. Черт знает, зачем я вообще согласился продавать свечки! Но теперь уже ничего не поделаешь...
- Рубен!
- Не мешай, - сказал брат: видно, читает на самом интересном месте.
- Отец! - Я подошел к са-мому краю балкона.
- Что?
- Человек может ошибиться?
Отец, сидя на пеньке, все еще курил и иногда кидал недовольные взгляды на нас с Рубеном, на лентяев, как он считал.
- Ты что, опять разобрал стиральную машину? - насторожился он. - А я-то думаю, почему эти два дня не слышно твоего голоса!
- Какую еще стиральную машину? - обиделся я.Просто так спрашиваю.
- Тогда о какой же ты ошибке говоришь?
- Просто так спрашиваю.
- Просто так? - нараспев с сомнением сказал отец. - Человек может и ошибиться, почему нет? Но как только почувствовал, что ошибся, должен уметь исправить ошибку или хотя бы осознать ее и не повторять. К примеру, стиральная машина. Зачем было ее разбирать? Кто тебя об этом просил? Я? Мать? Работала как следует, честь по чести... Хорошо, вовремя сообразил...
- Отец!
- Понял я тебя. Просто говорю, что ошибку допустить всякий может... Повторять ее не следует. Но не все это понимают. Вот, скажем, каждый год одна и та же история: в самый разгар сбора урожая по ошибке не обеспечивают транспортом. А урожай не камень и не цемент. Не вывезешь - испортится. Даже час тут имеет значение. Мучаются, собирают урожай, чтобы лотом сгубить его. Я так считаю: когда ошибаются, исправляются, потом снова ошибаются - это уже преступление. Повторять ошибки, а не исправлять их - преступление. - Отец бросил окурок, загасил его ботинком и взял раздувательный мех.- Посмотрим, в каком вы состоянии, - сказал он, имея в виду пчел в очередном улье. И я облегченно вздохнул...
Пираты, посчитав меня жуликом, не дали мне обещанных пяти рублей. А для меня это было бы истинным богатством.
Я хотел купить себе книгу Керама о богах, гробницах и ученых, которую я раз десять брал в библиотеке. Некоторые места из этой книги я даже помню наизусть, так она мне нравится... Теперь моей мечте не сбыться... Но, может, еще не все потеряно. Попрошу Рубена, если он когда-нибудь решит сделать мне подарок, пусть купит Керама... Если бы у меня вообще были деньги, я бы многое накупил из того, что нужно археологам. Кисточек разных, щеточек: жестких и мягких - это чтобы счищать пыль с отрытых вещей.
Археологам еще многое нужно, чего у меня сейчас нет.
Но не все же сразу бывает...
Неужели пираты действительно уверены, что я отдал им не все деньги? По-моему, они просто не хотели расставаться с моими пятью рублями, для того и придумали все. Они назначили срок, когда я должен отдать им еще деньги.
Но прошло два дня, я, конечно, ничего им не отдал - откуда мне взять? а они пока меня не трогают. Может, отстанут? Навряд ли. Как я ни ломал голову, где мне раздобыть денег, чтобы отвязаться от пиратов, ничего придумать не мог. И я вдруг очень твердо решил, что не дам им ни копейки. Ведь и в самом деле же отдал им все деньги.
И никакого остатка у :меня нет. А если я даже достану и дам им, этим как бы признаю, что совершил нечестный поступок. Чего доброго, и сам тогда поверю, что были остатки.
Приняв это решение, я понял, что меня беспокоило, и рывком соскочил со своего тутовника, на котором сидел.
- И чего тебе не сидится спокойно? - сказал Рубен. - Ты что, белый медведь в клетке, что ли?
