Джон Уиндем - Жизель (сборник)
– Ага! Дразнил дракона! И тебе не стыдно? Это же не дракон, а ягненок, всем известно, если только его не дразнить. Безнравственный ты тип, Идрис Боуэн, и драка тебя не исправит. Вон отсюда убирайся, немедленно!
Идрис начал было протестовать, но Бронвен качнула головой и сжала губы.
– Слушать тебя не желаю, Идрис Боуэн. Нечего сказать, смельчак – дразнить беспомощного дракона! Он уже больше месяца огнем не плевался.
Идрис раскалился так, что, казалось, сам вот-вот плюнет огнем. Он заколебался, потом снова надел пальто, подхватил собаку на руки, бросил последний взгляд на дракона и повернулся к воротам. Уже выходя, обернулся и зловеще произнес:
– Так не я, а Закон призовет вас к ответу!
Однако о Законе что-то было не слыхать. То ли Идрис передумал, то ли ему отсоветовали, и все вроде бы затихло. Но через три недели случилось собрание местного профсоюза.
Собрание шло довольно скучно, посвященное в основном принятым в руководстве союза резолюциям и местным текущим вопросам. Потом, уже в конце, когда все обсудили, поднялся Идрис Боуэн.
– Задержитесь, пожалуйста! – обратился председатель к тем, кто уже тянулся к выходу, и дал слово Идрису.
Идрис подождал, пока все вернутся и займут места. Потом сказал:
– Товарищи!
Аудитория взорвалась криками. «Браво!», «Долой!», «К порядку!» и «Лишить слова!» смешались в одну кучу. Председательствующий долго и энергично стучал молотком, пока не добился относительной тишины.
– Провокационное поведение, – сделал он замечание Идрису. – Продолжайте по существу и не нарушайте порядка.
Идрис начал снова:
– Собратья рабочие! Мне горестно, что я должен сообщить вам обнаруженное мною. Я говорю вам о неверности нашему делу, о серьезной неверности по отношению к своим друзьям и това… собратьям рабочим. – Он выдержал паузу и продолжал: – Каждый из вас знает о драконе Хвила Хеджеса, правда ведь? И, наверное, многие его видели. Я видел его и сам, и говорил, что это – не дракон. Но теперь я говорю, что я был не прав, да, не прав я был, и признаю это. Он – дракон, без всякого сомнения дракон, хотя и крыльев у него нет.
Я прочел в Публичной библиотеке Метхира, что есть два вида драконов. У европейского дракона крылья есть. Но у восточного дракона их нету. И я приношу свои извинения мистеру Хеджесу, да, я приношу извинения при всех.
Аудитория начала проявлять некоторое нетерпение, однако голос Идриса вдруг резко переменился.
– Но! – продолжил он. – Но есть и другое. Я вот здесь прочел и встревожился. И я скажу вам. Вы видели лапы этого дракона, правда? У него там когти, причем острейшие. Но сколько их, спрошу я вас? И я же вам отвечу: их там пять. По пять на каждой лапе.
Боуэн замолчал и для пущего драматического эффекта встряхнул головой.
– И это плохо, братья, очень плохо. Потому что, да будет вам известно, китайский пятипалый дракон – это не дракон республики, это не дракон народа, пятипалый дракон – это дракон имперский. Это символ угнетения китайских рабочих и крестьян. Каково нам даже подумать, что эмблему этого угнетения держим мы в своей деревне. Что скажет о нас, услышав такие вести, свободный народ Китая? Что подумает о Южном Уэльсе славный вождь героического Народного Китая Мао Цзэ-дун, узнав об этом драконе империализма?
Идрис еще говорил, но его голос утонул в гуле собрания.
Председателю пришлось снова наводить порядок. Он дал Хвилу слово для ответа, и когда ситуация была разъяснена, дракона голосованием оправдали от всех идеологических обвинений, возведенных против него Идрисом.
Придя домой, Хвил рассказал обо всем Бронвен, но она не удивилась.
– А я знаю, – сказала она. – Джонс-почтальон мне рассказывал. Идрис, он ведь телеграмму посылал.
– Телеграмму? – заинтересовался Хвил.
– Ага, телеграмму. Он в Лондоне спрашивал у «Дейли Уоркер», какой линии придерживается партия насчет империалистических драконов. Ответа пока не было.
Через несколько дней Хеджесов разбудил стук в дверь. Хвил подошел к окну, увидел Идриса и спросил его, что стряслось.
– А ты спускайся вниз, я тебе покажу, – сказал ему Идрис.
Немного поспорив, Хвил спустился вниз. Идрис повел его к своему дому и показал Хвилу на задний двор.
– Вот, смотри сам.
Дверь курятника висела на одной петле. Рядом лежало то, что осталось от двух цыплят. По двору носилась туча перьев.
Хвил посмотрел на курятник внимательней. На пропитанном креозотом дереве белели глубокие царапины. В других местах по дереву будто провели черные мазки паленого. Идрис показал на землю. Там были видны глубокие отпечатки когтей, но не целой лапы.
– Плохо дело. Лисы, что ли? – полюбопытствовал Хвил.
Идрис аж поперхнулся от злобы.
– Лисы, говоришь? Лисы, прямо! Кто ж еще, кроме твоего дракона! И полиция будет знать, не сомневайся! – Хеджес покачал головой:
– Это не он.
– Ах, не он? Так я, значит, вру?… Я из тебя кишки выпущу, Хвил Хеджес, и на барабан намотаю!
– Бросаешься словами, Идрис, – сказал ему Хвил. – А как это получилось, если дракон заперт у себя в клетке, спрошу я тебя? Не веришь – пойдем посмотрим.
Они вернулись к дому Хвила. Дракон сидел в клетке, в чем не было никакого сомнения, и дверь была заперта снаружи палкой. Более того, как указал Хвил, даже если бы ночью дракон выходил, он обязательно оставил бы следы когтей, а их не было.
В конце концов соседи расстались в состоянии вооруженного перемирия. Идрис отнюдь не был переубежден, но не знал, как опровергнуть факты, и совсем не принимал гипотезу Хвила, что какой-то идиот-шутник оставил такие следы в курятнике плотницким гвоздем и паяльной лампой.
Хвил поднялся в спальню переодеться.
– А все равно непонятно, – сказал он Бронвен. – Идрис не заметил, а палка-то в двери опалена снаружи. Как это случилось – ума не приложу.
– Этой ночью он пыхал огнем раза четыре или пять, – ответила Бронвен. – Скулил, бегал по своей клетке и когтями стучал. Никогда раньше такого не слышала.
– И в самом деле странно, – согласился Хвил. – Но ведь из клетки он не выходил, могу поклясться.
Через два дня Хвил ночью проснулся оттого, что Бронвен трясла его за плечо.
– А ну-ка, послушай, – сказала она ему. И добавила: – Огнем пыхает.
Вдруг раздался какой то грохот, затем донеслись вопли сыпавшего проклятиями. Хвил неохотно решил, что ему стоит выйти посмотреть.
Во дворе было все, как всегда, если не считать того, что посреди двора лежала большая жестяная банка, которая, очевидно, и произвела такой грохот. Еще сильно пахло горелым и слышался шум и грохот – дракон бегал по своей клетке, вновь охваченной пламенем. Хвил открыл дверцу, выгреб обгорелую солому и набросал свежей.