Всеволод Ревич - Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны)
Однако в те времена еще были простодушные кандиды, которые продолжали верить в то, что большевики взяли власть для того, чтобы построить светлое будущее. /Я сознательно повторяю этот штамп, не ища к нему синонимов, чтобы подчеркнуть убогое единообразие партийной пропаганды/. Они /кандиды/ считали правильным и закономерным все, что происходило, и, если надо, были готовы принести себя в жертву ради общего дела:
Я понимаю все... И я не спорю. Высокий век идет высоким трактом. Я говорю: "Да здравствует история!" И головою падаю под трактор.
Эти строки сочинил Павел Коган, все знают его знаменитую "Бригантину", где, может быть, помимо воли автора прорвалась тоска по воле. Пусть даже пиратской. Ян Ларри со своей "Страной счастливых" /1931 г./ как раз и угодил головой под трактор. Он предчувствовал, что народу вскоре будет сообщено официально, что социализм в СССР уже построен, а потому сократил сроки исполнения своей утопии до минимума. С коммунизмом мы управились за пять-шесть пятилеток, по крайней мере, по части материального изобилия. Куда уж дальше - в столовках люди питаются омарами, трюфелями, форелью, рябчиками; общественные уборные, естественно, отлиты из золота, как "вызов старому миру", "как блистательный плевок в лицо капитализму"... Думаю, что Ларри искренне верил в то, что писал, к тому же так считали и основоположники марксизма. Он, конечно, не мог предположить, что пройдет не слишком много лет и поэты будут насмехаться над заведомыми глупостями:
Мы учили слова отборные про общественные уборные, про сортиры, что будут блистать, потому что все злато мира на отделку пойдет сортира, на его красоту и стать.
/Б.Слуцкий/
Как же добиться этакой-то роскоши? Элементарно: надо только захотеть. Жителей Страны счастливых распирает от избытка энтузиазма, кровь в их жилах не течет - бурлит. Любое мало-мальски значимое событие вызывает у них прилив буйных эмоций, крики, рукоплескания, хоровое пение, чуть ли не пляски... Вот потерпевший аварию космонавт Павел Стельмах выписывается из больницы после тяжелой травмы. Похоже, встречать его собралось полстраны. "Оглушенный и растерявшийся Павел видел, как люди вскакивали со своих мест, размахивали руками и широко раскрывали рты". И сам Павел не уступает поклонникам. Только-только придя в себя после реанимации, он начинает яростную борьбу с врачами за немедленное возвращение в строй. Понятно, что с такими "молотками" море по колено - за месяц возводятся города и строятся звездолеты, за пять дней ликвидируются последствия от падения метеорита на город... Из ранних советских утопий "Страна счастливых" написана наиболее художественно. Но и в ней естественные поступки и чувства заглушены упомянутым сверхгорением, из-за чего персонажи перестают выглядеть живыми людьми. О чем, например, грезит влюбленная девушка наедине с избранником, возможно, в паузах между естественными для таких ситуаций занятиями. "...Представь себе Республику нашу в час рассвета... В росах стоят густые сады. Тяжело качаются на полях зерновые злаки... реками льется молоко... Горы масла закрывают горизонт... Стада упитанного, тучного скота с сонным мычанием поднимают теплые морды к небу. Нежная розовая заря пролилась над бескрайними плантациями хлопка и риса. В мокрой зелени листвы горят апельсины..." Научно-технические успехи значительны, хотя в них и нет принципиальных новинок /колосья весом в сто граммов и т.д./. Но и трудно ожидать большего за два десятка лет. А добиться радикальных изменений в душах за это же время, оказывается, можно. Полностью, скажем, покончено с преступностью и алкоголизмом. Пожалуй, Маяковский в будущее смотрел трезвее. Его коммунистические граждане и гражданочки из пьесы "Клоп" оказались весьма восприимчивы ко всяким "клопиным" штучкам, вроде водки, матерщины, гулянок ... Полувековые усилия воспитателей в одночасье полетели насмарку. Ларри, вступившийся за такой ужасный пережиток мещанства, как комнатная зелень, к сожалению, зелени дикой тоже не пощадил. Его счастливая страна целеустремленно, я бы сказал, сладострастно, уничтожает "первую" природу, а автор позволяет себе иронизировать над сентиментальными вздыхателями: "Подобные люди способны целыми днями плавать в воспоминаниях. Пролетая над Карелией - всесоюзным комбинатом мебельной и бумажной промышленности - они непременно будут говорить о диких скалах и безлюдных озерах, которые некогда были на месте прекрасных городов Карелии..." В своей книге Ларри осуществил все то, что действительно было построено после войны по "великому" сталинскому плану преобразования несчастной природы и другим добивающим ее ударным программам: рассек Волгу плотиной, прорыл канал Волго-Дон, перекрыл Ангару, превратил Аральское море в "бывшее"... Вот когда зарождались нынешние экологические катастрофы. Кроме никому сегодня неизвестной "Страны счастливых" Ларри написал одну из самых популярных научно-фантастических книг для детей - "Необыкновенные приключения Карика и Вали" /1937 г./. А еще через несколько месяцев Ян Леопольдович Ларри разделил судьбу В.Никольского. Он был арестован как раз в то время, когда его проект республики счастливых уже должен был осуществляться полным ходом. Мне неизвестно, какие конкретные обвинения были ему предъявлены, но меня не покидает мысль: причиной его жизненной трагедии была как раз "Страна счастливых". Но почему? Это ведь не "злобный антикоммунистический пасквиль", как официально был аттестован роман Замятина; напротив, "Страна счастливых" восторженный гимн социализму, тому самому, наличному, сталинскому. Чего же еще и требовать-то? Попробуем понять этот парадокс, отнюдь, кстати, не единичный. Начнем с того, что восторженность Ларри относилась к самому делу, а не к "руководящей и направляющей силе", кого бы ни подразумевать под этим определением - все партию, или ее верхушку, или только одного человека. О партии в книге вообще нет ни слова, видимо, автор поверил в неоднократные обещания - выполнив историческую миссию, то есть построив социализм, партия должна отмереть за ненадобностью. Но партийное руководство не намеревалось отмирать. Не социализм был ему нужен - власть. А тот социализм, который построил, пусть на бумаге, Ларри, во-первых, наступил слишком быстро, а главное, он столь же стремительно привел общество к благоденствию, достатку и, что еще важнее, к миру и спокойствию. У страны и в стране не стало врагов, с которыми нужно было бы ежедневно, ежечасно бороться. А как же быть с капиталистическим окружением и куда девался хищный оскал империализма? Где непримиримые, искусно замаскировавшиеся остатки свергнутых классов? Теорию обострения классовой борьбы по мере возрастания социалистических успехов побоку? Ошибся, значит, великий вождь? Нехорошо, товарищ утопист! Нет, уже не товарищ, гражданин утопист. Слишком уж резко расходилась окружающая действительность с тем, что мечтал увидеть в социализме честный, но доверчивый сочинитель. Его слова: "В начале второй пятилетки... страна Советов начала задыхаться от избытка товаров", (звучали как издевка. Но это не все. Да, в книге Ларри избыток раздражающего телячьего восторга, может быть, и несколько нарочитого, может быть, даже с известным подыгрыванием официальной пропаганде. Тем не менее, в романе нет низкопоклонства. Конечно, было начало, а не конец тридцатых, но все же имя Сталина уже начали произносить с придыханием. Вот, например, что писал о "великом вожде" известный в те годы партийный публицист Карл Радек в своей тоже, можно сказать, утопии - "Зодчий социалистического общества", где как бы ведется репортаж из будущего, из 1967 года, с праздника пятидесятилетия Октябрьской революции. "На мавзолее Ленина, окруженный своими ближайшими сторонниками - Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Калининым, Орджоникидзе, /столько лет прошло - и ни одного новенького! - В.Р./ стоял Сталин в серой солдатской шинели. /Ему к тому времени было бы под девяносто. - В.Р./ Спокойные его глаза смотрели в раздумьи на сотни тысяч пролетариев, проходящих мимо ленинского саркофага уверенной поступью лобового отряда будущих победителей капиталистического мира... К сжатой, спокойной, как утес, фигуре нашего вождя шли волны уверенности, что там, на мавзолее Ленина собрали штаб будущей победоносной мировой революции..." /Однако все еще будущей. - В.Р./ Подобного подобострастия в "Стране счастливых" не найти. Впрочем, как известно, Радеку и оно не помогло. "Чрезмерная ортодоксальность считалась такой же ересью, как и нелояльность", - заметила зарубежная исследовательница советской литературы Дора Штурман. Но и это не все. Власть в Стране счастливых принадлежит экономическому органу - Совету Ста. И вот два авторитетных члена Совета, два старых революционера, Молибден и Коган, выступают против выделения средств на строительство звездолета, считая затею несвоевременной. Свою точку зрения они формулируют с большевистской прямотой: "Нечего на звезды смотреть, на Земле работы много". Прогрессивная общественность немедля обзывает почтенных мужей консерваторами и вступает с ними в борьбу, заканчивающуюся, естественно, ее победой. А прогрессивная общественность это прежде всего молодежь, оказавшаяся, таким образом, в противостоянии со старой гвардией. Один из молодых людей поднимается даже до осуждения партийной морали: "Они тебе ответят, что честность - понятие относительное. Они тебе скажут: все разрешено для блага Республики". Налицо заигрывание с молодежью, не так ли? А с молодежью заигрывал известно кто. Впрочем, это тогдашним было известно. Современному читателю придется сообщить, что заигрывание с молодежью вменялось в вину троцкистам. Троцкий называл молодежь самым чутким барометром эпохи, слова, которые почему-то вызывали особую ярость. Какие еще нужны доказательства, что автор сомкнулся с троцкизмом?.. Цепочку аналогичных рассуждений можно продолжить и далее. Конечно, это только предположение. Но ведь миллионы людей были репрессированы по обвинениям намного более смехотворным, если тут уместно такое слово. На самом-то деле, конечно, ничего подрывного в "Стране счастливых" нет и в помине. Всего лишь попытка примирить идеалы с действительностью. Ведь даже непримиримый спор о межпланетных полетах вовсе не требует политической градуировки - новатор, консерватор, ретроград, прогрессист... Обыкновенное обсуждение очередности народохозяйственных задач. Но люди первых пятилеток не умели разговаривать иначе: "Да, - крикнул Павел, - ты и Коган - враги мои и человечества!" Смелый какой! Попробовал бы он крикнуть нечто подобное в лицо прототипу Молибдена, кем бы тот ни оказался... А есть предположение, что прототипом был "сам".
