Сергей Плеханов - Заблудившийся всадник. Фантастический роман
— Ничего не понял, — сказал Овцын тоном превосходства, каким говорят в плохих фильмах с чудаками-учеными.
— А вот я кое-что уразумела, — заявила княжна и с легким кокетством, как показалось Ильину, добавила: — Обожаю естественные науки. Вы так интересно объясняете, Виктор Михайлович.
— Что проку от этого канала, — возразил Овцын. — Коли он всех засасывает, то никак уж обратно не выплевывает.
Ильина поразила точность, с которой коллежский секретарь сформулировал суть создавшейся ситуации. Он надолго замолчал, переваривая услышанное, пытался найти изъян в прямолинейном суждении Овцына, но, как ни вертел его, все больше убеждался: мудрые мысли предельно просты.
Ильин вдруг поймал себя на том, что никак не отреагировал на слова княжны, и поспешил исправить эту неловкость.
— Благодарю покорнейше, Анна Аполлоновна, за лестное мнение о моих аналитических способностях. Но вы, право, преувеличили. Как бы то ни было, однако, приятно встретить взаимопонимание в человеке, с которым тебя разделяет… вы из восемьсот шестьдесят девятого?.. сто четырнадцать лет…
— Эге, — воскликнул Овцын несколько секунд спустя. — Да ведь и нас с вами, милостивая государыня, столько же разделяет…
Ильин быстро вычел в уме тысячу семьсот пятьдесят пять из тысячи восьмисот шестидесяти девяти и пораженно воскликнул:
— Верно! Так может, и Иван Анисим… нет, тут не сходится, тут гораздо меньше. Вы ведь из шестьсот девяносто восьмого?
— Истинно говоришь, — отозвался Ивашка.
— Пятьдесят семь годков, — со смешком сказал Овцын. — В деды мне годишься…
— Погодите! — Ильин хлопнул себя по лбу. — Это ровно половина… Сто четырнадцать — это дважды по пятьдесят семь.
— Что же сие означает? — озадаченно спросил Овцын.
— Если бы я знал. — Ильин потер подбородок. — Давайте вместе думать. Ясно, что это не случайные совпадения. Налицо какой-то четкий цикл… Анна Аполлоновна, вы астрономию знаете?..
— Н-нет. Кое-какие созвездия указать могу.
— Это нам без надобности… Нам бы узнать периодичность вращения Земли и других планет, циклы движения самой Солнечной системы. Тут ведь явная взаимозависимость временных и пространственных перемещений… Помните, мы вначале о днях спорили. И у каждого из вас на один день разница выходила, а у меня с вами, Анна Аполлоновна, на целых тринадцать. Это оттого, что в мое время была проведена коррекция календаря — за много веков набежало тринадцать дней из-за несовершенств григорианского летосчисления, а у вас всех разница по одному дню — как раз столько и набегало за столетие. Выходит, мы с вами попали сюда в один и тот же день, только с разницей в пятьдесят семь в какой-то кратности лет…
— Опять ничего не понимаю, — сказал Овцын.
— Эх, — Ильин досадливо покусал губу, потом включил фонарик и позвал: Идите сюда.
Когда из тьмы вынырнули малиновый камзол и белая блузка, он направил луч фонаря на землю, поднял первую попавшуюся щепку и начертил концентрическую окружность, затем пересек ее длинной чертой.
— Представьте себе, что это орбита движения Земли. В данном случае не имеет значения: внутри Солнечной системы или вместе со всей нашей звездной системой внутри Галактики, либо еще какой-то группы космических тел. Дело в том, что мы с вами движемся одновременно во множестве проекций, пересекаем замкнутые пути комет, метеоритных потоков, поля притяжения невидимых звезд и так далее. Поскольку я никогда этими материями как следует не занимался, ни одной цифры я не помню. Знаю только, что вокруг Солнца мы с вами оборачиваемся за триста шестьдесят пять дней… И все же давайте представим, что эта окружность представляет собой схему некоего циклического движения Земли продолжительностью в пятьдесят семь лет. А вот эта черта — наш с вами канал во времени или, как я его фигурально обозначил, свищ низкого давления. Каждые пятьдесят семь лет, когда Земля проходит эту точку, в свищ засасывает… ну хотя бы нас с вами. Если, конечно, на пути этого свища оказывается кто-то…
— Единственное, чего не могу понять, — задумчиво начала княжна, — это связи между воздействием метеорита на здешнюю природу и образованием этого… изменения во времени… Какая зависимость между столь разнородными явлениями?..
— А вот и ошибаетесь, почтеннейшая Анна Аполлоновна, — с превосходством проговорил Ильин. — Лет этак через полсотни после вашей… э-э, жизни, нет, вернее, вашей молодости, наука установила взаимосвязь этих физических категорий — пространства и времени. Я не дока по этой части — и в школе-то кое-как на четверочку вытягивал…
— Что это? — заинтересовалась княжна.
— Ну, оценка такая — «хорошо»… Так вот, несмотря на мои скромные успехи в этой области, я запомнил, что современная физика доказала взаимозависимость пространственно-временных изменений.
Ивашка в голос зевнул и пробормотал молитвословие. Ильин вдруг осознал: то, что он говорит, звучит для его товарищей по несчастью как некая тарабарщина. Но Бестужева-Мелецкая вновь ободрила его:
— То, что вы говорите, просто восхитительно. Хоть я и не совсем понимаю, но успехи естественных наук…
Ильину стало отчего-то неприятно выслушивать восторги княжны. Он еще сам не отдавал себе отчета — то ли причиной было его собственное весьма поверхностное знакомство с физическими теориями, и «срывать аплодисменты» в такой ситуации оказывалось неловко, то ли попросту претил ему захлебывающийся стиль эмансипированной барышни. И потому он сказал, прервав Бестужеву:
— Знаете, вскорости после этого физики объявили об остром кризисе, возникшем в науке, о тупиковой ситуации. Так что я не стал бы столь превозносить естественные науки. В результате успехов той же физики было создано самое страшное средство массового истребления людей, а другие науки, определившие крутой рост технической цивилизации, повинны в том, что не предусмотрели ужасающего загрязнения природной среды обитания человека… Нет, что бы там ни говорили, а я патриот гуманитарного знания. История, археология, философия, да и филология, мне особенно родственная — все они за последнее столетие дали человечеству не меньше благ…
— Какие же, позвольте полюбопытствовать? — заметно посуровевшим голосом вопросила княжна.
— Да, знание о своем прошлом — оно бывает иной раз куда нужнее, чем знание о строении вещества. Корни человека, народа — вот что изучают эти науки. Лиши нас знания своей родословной — и опомниться не успеем, как потеряем свободу. Все поработители начинали свою работу с извращения истины, с фальсификации прошлого…
