Роберт Силверберг - Лагерь Хауксбилль
Когда они отошли от здания, Ханн посмотрел на Луну. В этот вечер было почти что полнолуние, Луна сияла, как начищенная монета, ее поверхность была бледно-оранжевой и почти ровной.
– У Луны здесь совсем другой вид, – сказал Ханн. – Кратеры… а где же кратеры?
– Большинство их еще не образовалось, – пояснил Барретт. – Миллиард лет – срок очень большой даже для Луны. На ней еще только началась геологическая деятельность. Мы полагаем, что у нее есть атмосфера, вот почему она кажется нам такой розоватой. А если есть атмосфера, то в ней сгорает большинство метеоритов, бомбардирующих ее, и поэтому на поверхности еще не так много кратеров. Разумеется, там, наверху, не удосужились переслать хоть какую-нибудь аппаратуру для астрономических наблюдений. Мы можем только догадываться.
Ханн хотел было что-то сказать, но передумал.
– Не стесняйся, – сказал Квесада. – Что ты хотел сказать?
Ханн рассмеялся.
– Что проще было слетать туда и поглядеть. Мне показалось очень странным, что вы провели все эти годы, обсуждая гипотезу, есть ли у Луны атмосфера, и ни разу туда не отправились, чтобы проверить, но я забыл.
– Нам бы не помешало, если бы сюда переправили челнок, – согласился Барретт. – Но это не пришло им в голову, поэтому нам остается смотреть и гадать. Луна – популярное место в двадцать девятом году, не так ли?
– Крупнейший курорт Солнечной Системы.
– Когда я попал сюда, его только начали проектировать, – заметил Барретт. – Только для персонала правительственных учреждений. Дом отдыха для бюрократов в самом центре военного комплекса, расположенного там.
– Его открыли для избранной элиты, не принадлежащей к правительственным кругам, до суда надо мной, – добавил Квесада. – То есть в семнадцатом-восемнадцатом году.
– Теперь это коммерческий курорт, – сказал Ханн. – Я там провел свой медовый месяц. Леа и я… – Он снова запнулся.
Барретт поспешно произнес:
– Эта хижина Брюса Вальдосто. Валь – революционер до мозга костей, он рос рядом со мной. Долго был в подполье. Его заслали сюда аж в двадцать втором. – Открыв дверь, Барретт продолжал: – Он сорвался несколько недель назад и сейчас очень плох. Когда мы войдем внутрь, Ханн, стой за нами, чтобы он тебя не видел. Он может повести себя агрессивно по отношению к незнакомцу. Он совершенно непредсказуем.
Вальдосто был крепким мужчиной лет сорока семи, смуглым, с курчавыми жесткими темными волосами и, наверное, самыми широкими плечами в мире.
Когда он сидел, то выглядел даже более крупным, чем Джим Барретт, что само по себе говорило о многом. Но у Вальдосто были короткие толстые ноги, ноги мужчины с ординарной фигурой, прикрепленные к туловищу великана, что полностью портило впечатление о нем, когда Вальдосто вставал. Пока еще он жил там, наверху, он мог заполучить совершенно иную пару ног, более соответствующую его телу, но категорически отказался от протезов или трансплантации. Ему хотелось иметь свои собственные, подлинные ноги, какими бы они ни были уродливыми. Он был убежден, что жить можно и с уродливыми конечностями, да к тому же привык к ним.
Теперь Вальдосто был крепко привязан к надувному матрацу. Его выпуклый лоб покрывали капельки пота, глаза блестели как слюда. Он был очень болен. Когда-то он был настолько ловким, что умудрился подбросить изотопную бомбу на заседание Совета Синдикалистов, и более десятка из них получили тяжелое гамма-облучение, но теперь он был плох. Барретту было очень больно наблюдать, как угасает Вальдосто. Он знал его более тридцати лет и надеялся при своей жизни не увидеть, как тот развалится.
В хижине был влажный воздух, словно под крышей собралось облако из пота. Барретт склонился над больным и спросил:
– Как дела, Валь?
– Кто это?
– Джим. Сегодня такой прекрасный вечер, Валь. Сначала шел дождь, потом перестал, и вышла Луна. Хочешь выйти наружу и подышать свежим воздухом? Сейчас почти полнолуние.
– Я должен отдохнуть. Завтра собирается комитет…
– Заседание отложили.
– Как можно? Революция…
– Она тоже отложена – на неопределенный срок.
Лицо Вальдосто исказила гримаса боли.
– Ячейки расформированы? – спросил он хрипло.
– Этого мы еще не знаем. Ждем распоряжения, а пока сидим тихо. Выйдем наружу, Валь. На воздухе тебе будет лучше.
– Поубивать всех этих ублюдков, другого способа нет, – бормотал Вальдосто. – Кто это им сказал, что они могут править миром? Бомбой прямо им в морду, хорошей бомбой, со свежими изотопами…
– Полегче, Валь. Бомбы швырять еще успеем. Давай лучше встань.
Продолжая бормотать, Вальдосто позволил отвязать себя. Квесада и Барретт поставили его на ноги. Он был неустойчив, все время переносил свой вес с одной ноги на другую, болезненно их разгибая. Затем Барретт взял его под руку и буквально вытолкнул из двери хижины.
Вот так они и стояли все вместе у двери. Барретт показал на Луну.
– Вот она. Сегодня у нее такой прелестный цвет. Совсем не такой мертвый, как там, наверху. И посмотри вон туда, Валь. Туда, где в просвет между скалами видно море. Рудигер отправился на ловлю. Я вижу его лодку.
– Может быть, он наловит креветок?
– Креветок здесь еще нет. Они еще не возникли. – Барретт засунул руку в карман и вытащил оттуда что-то твердое и блестящее, сантиметров в пять длиной. Это был внешний скелет маленького трилобита. Он протянул его Вальдосто, но тот быстро замотал головой.
– Не нужен мне этот пучеглазый краб.
– Это трилобит, Валь. Они вымерли, а мы еще нет. Мы живем в своем собственном прошлом, за миллиард лет до нашего рождения.
– Ты, наверное, сошел с ума, – спокойно сказал Вальдосто и, взяв у Барретта трилобита, зашвырнул его далеко в скалы. – Пучеглазый краб, пробормотал он. Затем, как бы очнувшись, спросил: – Почему мы здесь?
Почему мы все ждем да ждем? Завтра берем, что нам нужно, и принимаемся за них. Первым будет Бернстейн, верно? Он самый опасный. Затем остальные.
Одного за другим мы их всех уберем, всех этих гнусных убийц, очистим от них мир, чтобы он снова стал безопасным местом. Я устал ждать. Я ненавижу их, Джим. Джим? Это ты, да? Джим… Барретт…
Из угла рта Вальдосто показалась слюна и струйкой потекла по подбородку. Квесада печально покачал головой. Террорист скрючился, грузно опустился на колени и стал шарить по голой поверхности скалы. Пальцы его то сжимались, то разжимались, но он не находил ни горсти земли. Квесада поднял больного на ноги и с помощью Барретта отвел назад в хижину.
Вальдосто не сопротивлялся, когда док придавил к его руке носик капсулы с успокаивающим и впрыснул его в кровь. Потерявший терпение разум, восставший против чудовищного вечного изгнания в непостижимо отдаленное прошлое, с радостью погрузился в сон.
